Больной раком Шура Каретный завещал квартиру и дачу молодой жене

В 1998 году «Экспресс газета» первой среди СМИ обратила внимание на небывалый успех аудиозаписей шепелявого матерщинника Шуры Каретного, который на полублатном-полународном языке травил всегда молчащему корешу Коляну всевозможные байки. А еще искрометно пересказывал русскую классику, мультфильмы и блокбастеры. Позже выяснилось, что под именем Шуры скрывается ведущий актер Московского театра «Эрмитаж» Александр Пожаров. В конце нынешнего года ему исполнится 70. Когда мы дозвонились до Александра Анатольевича, чтобы узнать, как идет подготовка к юбилею, выяснилось, что он прикован к постели из-за тяжелой болезни.

- Четыре года назад мне поставили диагноз «рак прямой кишки», - угасающим голосом начал рассказ народный артист Пожаров. - Ничего не болело, просто мучило, что без конца бегаю в туалет. Начал проверяться, тут все и выяснилось. Врачи сразу предупредили, что нужно готовиться к операции. Ее сделали бесплатно, а театр оплатил одиночную палату в Институте проктологии. После три месяца не мог сидеть. Только стоял или лежал. Несколько друзей с аналогичным диагнозом уже ушли из жизни - например, актер Сергей Щепачев. А меня Господь пока держит. Может, я не очень хорош для него, он же лучших забирает.

- Юбилей отмечать будете?

- В моем состоянии никаких планов строить нельзя. А тут еще непростая ситуация с коронавирусом. В том году, хоть и не ровная дата была, но мои коллеги из родного театра «Эрмитаж», понимая, что у меня такая серьезная болезнь, приходили и поздравляли. Безумно приятно, что не забывают. Я уже три года в театре не работаю, на пенсию вышел. Понял, что сил на сцену выходить уже нет. Очень хочется хотя бы как зритель побывать в «Эрмитаже», сейчас они на Арбате играют. Но без лифта, а там его нет, на третий этаж не поднимусь.

- О чем размышляете?

- Детство часто вспоминаю. С восьми до 16 лет, пока мутация голоса не началась, я пел в хоре Большого театра. 45 рублей ежемесячно за это получал. Больше, чем мама, которую позже взяли в Большой инспектором хора с зарплатой 41 рубль. Так что для семьи это хорошим подспорьем было. Помню, мы тогда с другом за две копейки покупали два куска черного хлеба, а горчица бесплатно на столах в буфете стояла. Вкуснее любого деликатеса это лакомство казалось!

Я москвич, в Стремянном переулке вырос. Папа музыкантом был и инвалидом. Умер в 40 лет от паралича. А до этого мечтал, что я по его стопам пойду. В хор Свешникова я не прошел кастинг, а вот в Большой - взяли. Там прослушивал пожилой дядечка, который сказал мне: «Ну что, пузырь, давай пой». Когда ко мне прилетела весточка, что в школу позвонили из театра и сообщили, что меня приняли, я от радости прямо в пижаме туда помчался.

В Большом застал великих Сергея Лемешева (даже участвовал с ним в одном спектакле), Уланову и Плисецкую. Майя Михайловна всех желающих пускала на мастер-классы, на станок, я приходил и любовался. Жаль, что сейчас Большой театр уже не тот. И на первый план выходит не творчество, а скандалы.

- Кажется, вы и в Малом успели поработать?

- Да. После армии окончил Щепкинское училище и потом недолго послужил в Малом. С братьями Соломиными и Руфиной Нифонтовой играл. А затем режиссер Михаил Левитин пригласил в свой театр «Эрмитаж». Смешно получилось. Я начал карьеру с Большого театра, а закончил в Театре миниатюр - так раньше «Эрмитаж» назывался.

Я и своей карьерой доволен, и партнершами горжусь. У нас мои ровесницы Ольга Остроумова (тогдашняя жена главрежа Левитина. - Я. Г.), и Любочка Полищук играли. Причем, случалось, что мы работали больше для себя и для души, чем для зрителей. Когда в 80-е годы с Любаней отправились на гастроли «Эрмитажа» в Челябинск, на наш очень хороший спектакль «Соломенная шляпка» пришло человек 15.

А в Москве я частенько приходил к Любе обедать и репетировать, после чего мы на моей машине возвращались в театр. Она в центре жила с сыном Лешей Макаровым (ныне известным актером. - Я. Г.). Классный и смешной парень, но подростком Леха любил голым ходить по квартире. Наше присутствие его нисколько не смущало. Люба журила: «Ты бы хоть мать постыдился, нахал! Зачем тут своими причиндалами трясешь?» А потом Полищук ушла из «Эрмитажа». Наверное, выросла из него. Я тоже поглядывал на сторону. Костя Райкин, к примеру, приглашал в «Сатирикон» в спектакль «Служанки» Романа Виктюка. Но я постеснялся. Да и идея постановки, когда мужики переодеваются в женщин, не понравилась. Роман Григорьевич сам гей и постановки такой же тематикой наполняет.

- К вам гомосексуалисты никогда не клеились?

- Бывало. Когда я после армии в Большом подрабатывал, один балетный в перерыве между репетициями пригласил к себе, в квартиру на Трубную. Выпили с ним пивка. Вдруг, гляжу, у него, родимого, там, внизу, все напряглось. И он таким томным голосом говорит: «Ой, я так опьянел». И, перехватив мой недоуменный взгляд, спрашивает: «А ты разве не хочешь?» Я сказал, что мне это не интересно, и сразу ушел... В сквере напротив Большого театра раньше подобные парни - накачанные и с подкладками на причинных местах - постоянно тусовались. Бывало, идешь мимо, а они смеются: «Зачем ты пожаловал в наш скверик, дурашка?»

- С Полищук после ее ухода продолжали общаться?

- Конечно. Жаль, Любочка даже до 60 не дожила, рак ее унес. Когда болела, я звонил, поддерживал, как мог. Ей многие, в том числе Кобзон и Чубайс, помогали деньгами на лекарства. По 80 тысяч приходилось отдавать за каждый укол. Люба незадолго до смерти в сериале «Моя прекрасная няня» снималась. И я ужаснулся, увидев, как она Настю Заворотнюк на руки подняла. Знал, какие у Любани со спиной проблемы. Ну разве так можно?

- У вас интеллигентное лицо. Легко можно принять за профессора, а не за вашего вымышленного персонажа - бывшего зэка и матерщинника Шуру Каретного.

- По молодости я отдыхал в Крыму, и там один друг, смешно шепелявя и с матерком, рассказал про князя Гарика. Я запомнил и спустя 20 лет при помощи Володи Орлова и Дениса Денисова создал вот такого Шурика. «Эрмитаж» тогда находился в Каретном ряду, отсюда и взялась фамилия моего персонажа. Ненормативной лексикой я никогда не злоупотреблял, в обычной жизни она меня напрягает. А у моего героя не злой мат, да и по ходу дела с ним получается смешнее.

- Ваша жена - поклонница Шуры Каретного?

- Она его понимает. А первая жена - гречанка по отцу Анна Киртоки, обожала более высокое искусство, например, Театр на Таганке. Могла ночь напролет стоять за билетами. Аня работала у нас в «Эрмитаже» в реквизиторском цехе, а потом стала заведовать костюмерным. У нас двое взрослых сыновей. 33-летний экономист Александр живет вдвоем с котом. А 31-летний менеджер Федор хотя и женат, но детей пока не завел.

- А вы во втором браке не подарили сыновьям братика или сестренку?

- Нет. И уже вряд ли это сделаю. Я же во время лечения рака был облучен, химиотерапию прошел. Моя вторая жена Юля Осокина на 33 года моложе. Мы 10 лет вместе. Юлька очень умная, три образования получила. Хореографическое училище, консерваторию и сценарный факультет ВГИКа (курс Юрия Арабова) окончила. Сейчас танцует в театре «Балет Москва».

- Как познакомились?

- Юля приехала покорять Москву из Казани, комнату с девочками снимала у хозяйки не самых строгих правил. И я, 60-летний, захотел ей, 27-летней, помочь. Предложил: «Переезжай ко мне и моим трем собакам». Мамы моей уже не было на свете. В результате расписались, посидели в ресторане. Там, кроме нас, были ее подруга и парень, который нас снимал, Виталий Нестеров. Он до этого мой концерт на видео фиксировал. В свадебное путешествие на остров Маврикий полетели. Мои сыновья сразу все поняли и не стали осуждать. Понятно, что жена - моя наследница. Квартира и дача ей останутся, а машину я уже продал. Раньше я Юле подсоблял, теперь она за мной ухаживает. Живем в «двушке» недалеко от метро «Академическая», на первом этаже. До этого у меня была квартира на «Нагорной», тоже на первом. В детстве с родителями в подвале ютился, из окошка видел одни пятки. Высоко за жизнь так и не удалось подняться.

- Ревнуете жену?

- Нет. Она молодая, я все понимаю. И так сидит со мной как привязанная. Наверное, есть у нее знакомые мужчины. Теперь к ней как к старшей дочке отношусь. Юля постоянно молится за меня, дома много икон. На что я могу надеяться? На чудо! Но давно ничего не боюсь. Когда человек узнает о диагнозе, внутренне отношение к жизни у него меняется. Появляется слабость, и все не интересно вокруг становится. Живу общением по телефону с друзьями. Жаль, худрук Михаил Левитин давно не звонит…