125 лет "Валькирии революции"
13 мая исполнилось 125 лет со дня рождения Ларисы Михайловны Рейснер (1895—1926) — революционерки, журналистки, писателя... Она оставила след в творчестве знавших её Николая Гумилёва, Бориса Пастернака... Лев Троцкий писал о ней: «Ослепив многих, эта прекрасная молодая женщина пронеслась горячим метеором на фоне революции. С внешностью олимпийской богини она сочетала тонкий иронический ум и мужество воина. После захвата белыми Казани она, под видом крестьянки, отправилась во вражеский стан на разведку. Но слишком необычна была её внешность. Её арестовали. Японский офицер-разведчик допрашивал её. В перерыве она проскользнула через плохо охранявшуюся дверь и скрылась. С того времени она работала в разведке. Позже она плавала на военных кораблях и принимала участие в сражениях. Она посвятила гражданской войне очерки, которые останутся в литературе... Она всё хотела видеть и знать, во всём участвовать. В несколько коротких лет она выросла в первоклассную писательницу. Пройдя невредимой через огонь и воду, эта Паллада революции внезапно сгорела от тифа в спокойной обстановке Москвы».
Родилась Лариса Михайловна в семье известного профессора-юриста. В 1915—1916 годах вместе с отцом выпускала литературный журнал «Рудин» (вышло 8 номеров), который ставил своей целью «клеймить бичом сатиры, карикатуры и памфлета всё безобразие русской жизни».
Лариса Рейснер в детстве
Портрет Ларисы Рейснер работы Василия Шухаева. 1915
Страница журнала «Рудин» со стихотворением Ларисы Рейснер. № 4, 1916
В 1918 вступила в партию большевиков. Сделала небывалую для тех времён карьеру женщины — военного политика: стала комиссаром Морского генерального штаба РСФСР. Писатель Ю. Либединский отмечал «необычайную красоту её, необычайную потому, что в ней начисто отсутствовала какая бы то ни было анемичность, изнеженность, — это была не то античная богиня, не то валькирия древнегерманских саг…» Сын писателя Леонида Андреева В. Андреев вспоминал: «Не было ни одного мужчины, который бы прошёл мимо, не заметив её, и каждый третий — статистика, точно мною установленная, — врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе».
А вот как Лариса Михайловна описывала своё посещение Зимнего дворца в первые часы после Октября: «Там, где жили цари последние пятьдесят лет, очень тяжело и неприятно оставаться. Какие-то безвкусные акварели, бог знает кем и как написанные, мебель модного стиля «модерн»… Какие буфеты, письменные столы, гардеробы! Боже мой! Вкус биржевого маклера «из пяти приличных комнат» с мягкой мебелью и альбомом родительских карточек. Очень хочется собрать весь этот пошлый человеческий хлам, засунуть его в царственный камин и пожечь всё вместе во славу красоты и искусства добрым старым флорентийским канделябром».
Однако саму Ларису Рейснер часто упрекали в чрезмерно роскошном стиле жизни, особенно в разорённом войной Петрограде. Лариса вышла замуж за командующего флотилией мичмана-большевика Фёдора Раскольникова. Надежда Мандельштам вспоминала: «Особняк, слуги, великолепно сервированный стол». В то время это было нетипично для большевиков, старавшихся придерживаться скромных дореволюционных привычек. Поэт В. Рождественский рассказывал: «Лариса жила тогда в Адмиралтействе. Дежурный моряк повёл по тёмным, гулким и строгим коридорам. Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями... На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарем. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами и какие-то медные, натёртые до блеска, сосуды и ящички... Лариса одета была в подобие халата, прошитого тяжёлыми нитями...» Принимая гостей в роскошных апартаментах, Лариса Михайловна говорила: «Какое безобразие эта лепка, позолота – вкус нашего предшественника адмирала Григоровича. Всё надо отделывать заново»… В то же время ей приписывают слова, которые были призваны оправдать сам образ жизни на широкую ногу: «Мы строим новое государство, мы нужны, наша деятельность – созидательная, а поэтому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достаётся людям, стоящим у власти».
Книги Ларисы Рейснер. Прижизненные издания
Позднее Лариса Михайловна разошлась с Раскольниковым, и её новым мужем стал другой известный большевик Карл Радек. Жизнь Рейснер оборвалась быстро и трагически, причиной болезни стал беспечно выпитый ею стакан сырого молока. «Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?» — риторически спрашивал журналист Михаил Кольцов. Писатель Варлам Шаламов замечал: «Молодая женщина, надежда литературы, красавица, героиня Гражданской войны, тридцати лет от роду умерла от брюшного тифа. Бред какой-то. Никто не верил. Но Рейснер умерла. Я видел её несколько раз в редакциях журналов, на улицах, на литературных диспутах она не бывала... Гроб стоял в доме печати на Никитском бульваре. Двор был весь забит народом — военными, дипломатами, писателями. Вынесли гроб, и в последний раз мелькнули каштановые волосы, кольцами уложенные вокруг головы. За гробом вели под руки Карла Радека...»
Лариса Рейснер с Карлом Радеком (1885—1939) и его дочерью Софьей Радек (1919—1994)
Шаламов также передавал свой разговор с Борисом Пастернаком:
— Вы знали Рейснер, Борис Леонидович?
— Знал. Познакомился на чьём-то докладе, вечере. Вижу — стоит женщина удивительной красоты и что ни скажет — как рублём подарит. Всё умно, всё к месту. Обаяния Ларисы Михайловны, я думаю, никто не избег.
Когда она умерла, Радек попросил меня написать стихотворение о ней. Я написал «Иди же в глубь преданья, героиня».
— Оно не так начинается.
— Я знаю. Но суть — в этих строках. В память Ларисы Михайловны я дал имя своей героине из «Доктора Живаго».
А для другого писателя, Всеволода Вишневского, Лариса Рейснер стала прообразом женщины-комиссара, изображённой в пьесе «Оптимистическая трагедия».
Посвящённый Л. Рейснер номер журнал «Красная нива» за 28 февраля 1926 года и другие публикации о её смерти
В некрологе журнала «Красная нива» о ней говорилось: «Ей нужно было жить и нужно было помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером в руках, ибо она отличалась духом искательства, неугомонной подвижности, смелости, жадности к жизни и крепкой воли. Этот воинствующий дух, не щадя себя, она отдала революции».