Андрей Битов: «У меня прямое соединение с космосом»

Кинопуть

— На мой взгляд, один из наиболее удачных фильмов по моему сценарию — «В четверг и больше никогда» режиссера Анатолия Эфроса. В кино далее я не пошел, остался прозаиком. Любил кинематограф, но делать его таким, как хотелось, было невозможно. Кино — хищная вещь, поглощающая человека целиком, и только в этом случае в любых идеологических условиях появляется результат. Позже опыт в кино пригодился.

Четверть века назад я снял не меньше 20 приличных телефильмов, работал как сценарист, ведущий и сорежиссер. Расскажу об опыте 1987 года, когда снимался фильм к моему 50-летию. У нас было пять часов на съемку и столько же на монтаж. За это время успели объехать пять объектов, включая малую родину под Петербургом — дачу в Токсово, где я писал. Получилось интересно. Музыку подбирал сам: у раннего Россини есть сонаты, написанные им в юном возрасте, до опер. Это замечательные проигрыши, и они удивительно устремлены в будущее, там есть джазовый драйв. Вставили произведение, все зазвучало; в конце съемок меня вывезли на не связанное с моей жизнью место — к гостинице «Ленинград». Ужасная гостиница, испортившая пейзаж со стороны Кировского (теперь Троицкого) моста на Неву. Сказать мне было нечего, оператор начал снимать рябь на воде, щепки. Я попросил снять план на крейсер «Аврора». Это единственный случай, и он запечатлен именно в нашей картине, когда «Авроры» не было. Как оказалось, ее отвезли на ремонт. Я сказал режиссеру: «Назовите фильм «Пейзаж без Авроры»». Но задумка не прошла, однако на титры поставили именно отснятый пейзаж.

Я запомнил редактора «Мосфильма» Эллу Корсунскую, которая мне очень помогла. К тому времени был автором двух непоставленных сценариев и одного поставленного («Маленький беглец») вместе с Игорем Брагинским — это был первый советско-японский фильм. Корсунская придумала, как теперь говорят, проект и обратилась ко мне не как к кинематографисту, а как к читателю. Я предложил ей заявку на киносценарий «Заповедник». Редактору понравилось, и она сказала, что знает, кто будет снимать. Им оказался театральный режиссер Анатолий Эфрос. Я до этого ненавидел театр и никогда в нем не был. В 1943—1944 годах увидел, как мой дядюшка поет арию в розовых кальсонах, с тех пор я не мог видеть этого. Пыль, топот ног, стыд. Но когда Эфрос привел меня на «Женитьбу», спектакль мне понравился.

Закончил сценарий в 1975 году, а в 1977-м приступили к съемкам. Что из этого можно отметить? Кинопробы. Эфрос был передовой человек — снимал их не на пленку, а на кассету. Запись стерли, поскольку единственная на «Мосфильме» кассета должна была уйти в обращение. Эфрос взял Смоктуновского сразу. По моему сценарию главным героем была старуха, а не ее сын. Ее должна была играть Эдда Урусова. На роль главного героя хотели пробовать Валентина Гафта, но он был слишком массивен, затем появился Даль.

Затем с Урусовой случилось злосчастье. Актриса, мечтавшая о звездной роли, перед съемками ломает ногу, и тогда Эфрос нашел Любовь Доброжанскую.

Когда альманах «Метрополь» прозвучал в начале 1979 года, фильм «В четверг и больше никогда» был выпущен в прокат, причем первый сеанс показывали в элитарном кинотеатре на Садовом кольце. Была объявлена премьера в четверг. Но ее сняли, потому что по «Голосу Америки» объявили о выходе «Метрополя», где я был одним из участников и составителем. Когда киноманы стали звонить и спрашивать: «Что же с фильмом «В четверг и больше никогда»?», администратор кинотеатра отвечал: «Больше никогда!» На этом история, казалось бы, закончилась, но картина пошла вторым и третьим экраном, я даже получил тиражные за прокат.

О первой книге

— Я крещен в православии, но рос в то время, когда религия находилась под запретом. У меня в старинном дореволюционном доме родные были не шибко воцерковленные. Бабушка-немка — из евангелистов, она перекрестилась в православные в силу замужества. Родители, дядья и тетки при советской власти оказались тоже отучены от веры.

Первая книга, которую прочитал у моей бабушки, был Коран 1864 года. Это первый русский перевод с французского, а не с арабского. До сих пор держу ее как священную. В 1994 году я перенес операцию, «пробурили» голову, теперь у меня напрямую соединение с космосом. Остался живым, хотя был приговорен к смерти в течение недели. Мне удалили часть мозга, я начал восстанавливаться, взяв с собой Коран, переводил его. Помню, в детстве начинал утро с Евангелия и Корана, а третьими были книги либо Пушкина, либо Паскаля.

Спустя много лет однажды я начал читать свои изложения сур после конгресса писателей в Страсбурге. Познакомился с очень хорошим саксофонистом-французом. Это было время, когда американцы собирались бомбить Афганистан. Музыкант мне подыгрывал, импровизировал. Я рассказал ему содержание трех сур, которые перевел: о человеке, забывшем свое предназначение, об ангелах, которые предупреждают, но не карают, об апокалипсисе. Читал неподготовленной аудитории, не говорящей по-русски, но понявшей мои переложения. Последняя сура называлась «аз-Залзала». Я назвал ее «Апокалипсис», не зная перевода с арабского (значение слова — «землетрясение»). После строки «В тот день, когда вскипит земля — аз-Залзала» я замолчал, и саксофонист в тот же миг оборвал звук. И зал ждал в тишине, что будет дальше. Пауза — одно из великих искусств. Думал, сколько могу ее выдержать. Тогда вдруг сказал непонятное иностранцам слово — «п…ц». Зал взорвался аплодисментами, и это была ровно та секунда, когда начали бомбить Афганистан. Интересные совпадения. Моя связь с мусульманским миром осуществилась вот так.

Я любил Советский Союз

— В кино ценны не столько актеры, сколько лица. Наши режиссеры постепенно идут в этом направлении. Лица, как здание архитектуры, выражают социальные, исторические особенности.

Когда вы смотрите старое кино, то оно сейчас более правдиво, чем было. Современник смотрел советские фильмы и плевался, потому что видел ложь! Но сейчас она кажется далеко не ложью, лица-то остались. Старые западные фильмы похожи на наши — что французские, что американские. Хотя тогда между нами была разительная разница. Теперь все сошлось. Мы живем в одном времени. Представьте себе, если бы американская империя не так скатывалась бы к советизму, а советская — к капитализму, все выровнялось бы постепенно.

Кино не работает на успех, оно невольно останавливает время и становится важнейшим из свидетельств. Я никогда толком ничего не понимал в архитектуре. Место, где прошли мастер-классы в Алматы, представляет собой безобразное здание, но это памятник конструктивизма. Мне сказали, что тут побывала вся политическая элита.

Когда узнал, что еду в Казахстан, я даже не думал, что тут так сурово. Думал, пустят по российскому паспорту, а не по зарубежному. Хотел выпить чашку кофе, купить воду в Duty Free, мне сказали, что это третья зона и не положено ничего покупать. Границы. Я не любил советский режим, но любил Советский Союз. Уверен, все люди потеряли что-то от его распада. И были возможности его сохранить, если бы не жадность. Даже в Финляндию пускало людей царское правительство с гораздо более гуманными основаниями, и в результате финны до сих пор содержат памятники и Ленину, и Александру Второму. Власть — это острие, ты отвечаешь за все, таков образ идеального правителя.