«Я всё ещё не могу относиться к себе серьёзно»: Владимир Долинский о творчестве и своей судьбе

Актёр театра и кино Владимир Долинский был одним из постоянных персонажей в одной из самых популярных передач советского телевидения — «Кабачок «13 стульев». Эта эстрадно-развлекательная программа впервые вышла на экраны 55 лет назад и просуществовала 14 лет. Владимир Долинский, игравший в ней пана Пепичека, рассказал RT, как снималась передача, почему главный режиссёр Театра сатиры злился на своих актёров, занятых в «Кабачке», и за что на пике своей популярности угодил в тюрьму.

«Благодаря «Кабачку» мы стали звёздами»

— В январе 1966 года вышел в эфир первый выпуск передачи «Кабачок «13 стульев». Это была очень популярная программа на советском телевидении. Вы там играли пана Пепичека. Кто дал вам это имя?

— Мы сами себе придумывали имена. Меня в институте мои друзья почему-то называли Пепичек, Пепа, Пепка. И я говорю: «А давайте я буду Пепичек!» А мне говорят: «Но это же не польское, это какое-то чешское имя?» — «И что? И кто это знает?» Так и пошло — Пепичек.

— Какой был характер у Пепичека?

— Такой же, как у меня: восторженный, немножко придурочный, любвеобильный. Тут же слёзы, тут же задорный смех, тут же любовь, тут же и измена. Всё близко. Вот такой был мой пан Пепичек. Я играл себя.

— Как вы попали на эту программу? 

— Тогда никто не знал, что эту программу будут вспоминать через 50 с лишним лет. Всё началось очень обыденно: «Вова, Вов!» — «Чего?» — «Тут сценарий принесли какой-то, в кафешке дело происходит». Взяли какие-то миниатюрки. Одну сыграли, другую. Их смонтировали, передача прошла. Понравилось. Сделали вторую.

— Название «Кабачок «13 стульев» — очень необычное для советского ТВ. Кто его придумал?

— Вначале названия не было. Просто телетеатр, телевизионный театр миниатюр. Потом решили сделать серию из нескольких передач и объявили конкурс на название. Хотя, на самом деле, редакторы передачи уже придумали своё — «Кабачок «13 стульев». И даже кто-то якобы выиграл ящик чешского пива, которое обещали за лучшее название. Это пиво мы сами и распили.

И пошла передача за передачей. А потом выяснилось, что во время эфира снижалась преступность, потребление воды и электричества. Потому что все смотрели «Кабачок».

Наши девочки стали «звёздами». Они брали костюмы у подружек, сами шили. Учили тексты польских песен, которые пели под фонограмму!

Передача «Кабачок «13 стульев» выходила в эфир с 16 января 1966 года по 4 октября 1980 года. Всего вышло 133 серии, общий хронометраж которых составил около 145 часов эфирного времени. Однако в собрании Гостелерадиофонда России сохранилось только 11 выпусков. В 1980 году в связи обострением политической обстановки в Польше передача была закрыта.

— Иностранные песни — это очень смело для того времени. У вас были музыкальные номера?

— Один — песня из фильма «Кафе «Ориенталь». В ней три куплета, но я выучил только первый, потому что эту абракадабру я запомнить не мог. И я поворачивался спиной, якобы пел и говорил Мишке (Михаил Державин, ведущий передачи «Кабачок «13 стульев». — RT): «Миша, там совпадает, не совпадает?» Он говорил: «Загораживай рот рукой, чтобы совпадало». 

— Как и где проходили съёмки программы?

— Нам раздавали тексты. В театре собирались парами и репетировали. Потом собирались на сводную репетицию, а уже на телевидении записывались без дублей. Сначала съёмки на Шаболовке проходили в старом телецентре, а потом — в Останкине. Мы очень ответственно относились к делу: всегда знали текст и помогали друг другу. И у нас был очень мощный лидер — Георгий Васильевич Зелинский, второй режиссёр в Театре сатиры. Он там ничего, по-моему, так и не поставил. А тут ему поручили передачу. Он ушёл из театра на телевидение, работал ведущим режиссёром. У него было прекрасное чувство юмора. Он и создал эту команду. Потом Марк Захаров ставил несколько передач, и много — Спартак Мишулин. Но основная нагрузка лежала на Георгии Зелинском.

— Вы были очень популярны?

— Да. Отбоя не было от поклонниц. Благодаря «Кабачку «13 стульев» мы стали звёздами. Нас ассоциировали с нашими персонажами, и это очень ограничивало возможности. Нас воспринимали только так: пан Профессор, пани Моника, пан Директор. Я никогда не забуду, как пришёл в кинотеатр. Шёл исторический фильм, и когда показали Петра I на коне, которого играл Рома Ткачук, в зале раздался смех: «Пан Владек, пан Владек!» Никто не ожидал, что пан Владек ещё и Петром I может быть.

— Почему местом действия была выбрана именно Польша?

— Так было легче раскрывать какие-то сатирические вещи. Например, бухгалтер нечестно работает, разворовывает предприятие. Зачем такое в Советском Союзе? А в Польше — ладно.

Лучше это будет не Иван Иванович, а некий пан — пан Директор или бухгалтер пан Вотруба. Так можно было завуалированно говорить о наших проблемах. Поэтому это и находило у зрителей такой отклик. Там угадывались их начальники, сослуживцы, соседи, родственники. Говорят, что «Кабачок» очень любил Брежнев, поэтому так долго и прожила передача, хотя там были очень острые вещи. Рассказывали, что когда председатель Гостелерадио Сергей Лапин хотел наложить на неё лапу, Леонид Ильич сказал: «Пусть играются». 

— «Кабачок «13 стульев» можно назвать явлением на телевидении?

— Да, безусловно, иначе бы через такое количество лет о ней не вспоминали. В 1980-е годы пытались её возродить, деньги давали, мы что-то даже снимали. Но мы не могли переплюнуть себя тех, более ранних. Проблемы, над которыми шутили в кабачке, уже потеряли актуальность. Выплывали более политизированные и более серьёзные вопросы. Глупо было бы, если бы пани Моника рассуждала на какие-то политические темы. А пан Пепичек обсуждал вопросы глобализации в политике. Время ушло вперёд, а мы сами, наши персонажи и авторы оказались к этому не готовы. Поэтому «Кабачок» и не возобновился.

— У вас не было проблем с тем, что вы играете в театре и снимаетесь в «Кабачке»?

— Плучек нас очень не любил (Валентин Плучек — в то время главный режиссёр Московского театра сатиры. — RT). Потому что популярность у нас была такая, что стали ходить не на его спектакли, а на персонажей «Кабачка». На сцену выходили народные артисты, как будто так и надо, но стоило появиться кому-то из нас — в зале раздавались аплодисменты.

Плучек решил со мной разделаться. К тому же я был очень дружен и даже влюблен в Ольгу Аросеву, которую он на дух не переносил. В итоге я вынужден был уйти.  Это была трагедия. Я не мыслил свою жизнь без театра. Хорошо, что меня пригласили в Театр миниатюр. Он был, конечно, не такого масштаба, но там было много талантливых людей. Там начинали Зяма Высоковский, Володя Высоцкий, Марк Захаров. И я в течение полугода стал ведущим актёром. 

«Но потом я устроился в тюрьму»

— Как случилось, что на пике своей актёрской карьеры вы сели в тюрьму?

— Две трети года мы бывали на гастролях. А у меня был приятель Лёнька Слон, который научил меня собирать старину, иконы. Мы их привозили в Москву. В комиссионный сдали — денежки получили. А ещё, оказывается, этим интересуются иностранцы. Продали иностранцам. Получил валюту. В результате через год за нарушение правил валютных операций я «загремел» на пять лет.

— Вы считаете, вас справедливо наказали? 

— Конечно, справедливо. Потому что был такой закон. Статья 88-я часть первая. Валютные операции больше $25. Преступление, за которое можно было получить «пятёрочку». Но я был рисковый парень. Конечно, мне обидно, что я сел. Вроде никого не убил, не изнасиловал, не обманул. Но я же знал, что нарушаю закон. 

— Как к вам относились в тюрьме?

— Моё дело вёл Комитет госбезопасности. Поэтому тюрьма была интеллигентная — Лефортово. Со мной в камере сидел прокурор Красногвардейского района города Москвы, тоже Владимир. Милейший был человек. У него взятка была — телевизор — за замену одному армянину заключения на подписку о невыезде. А тот его и сдал. И телевизор изъяли. Сидел майор КГБ, и тоже Владимир, который был барменом на теплоходе. Его взяли за контрабанду золотых итальянских цепочек. Ой, как они собачились друг с другом! А потом горевали. А потом мы придумали в домино как в преферанс играть. И играли в долг под выход на свободу. Высокоинтеллектуальная игра.

— А кличка какая была?

— Артист. Ну а как ещё? «Артист!» — «Что?» — «У тебя покурить есть?» — «Есть». «Артист!» — «Что?» — «Чайку попьём?» — «Попьём». — «На, у меня конфетки есть». — «Какие?» — «Подушечки».

— Где отбывали наказание?

— Кировская область, город Кирово-Чепецк. 25 километров от Кирова, на реке Вятка. Зона усиленного режима. Потом по двум третям, так как нарушений у меня не было, я пошёл на поселение — деревня Калачиги Верхошижемского района Кировской области.

Я сам написал ходатайство о помиловании. И мой товарищ, замечательный актёр Боря Кумаритов организовал сбор подписей в мою поддержку. Его поддержали и Театр сатиры, и Театр миниатюр. За меня подписались Державин, Ширвиндт, Высоковский, Миронов, Менглет, Папанов... Много было актёров, которые ходатайствовали о моём помиловании. Я отсидел не пять лет, которые мне дали, а четыре года. 

— Кто поддерживал вас в заключении?

— Очень помогали друзья, которые писали мне письма туда. Мама, которая приезжала ко мне. Однажды Татьяна Ивановна Пельтцер, они дружили с мамой, спрашивает у неё: «Ну, Зинк, была у нашего засранца-то?» Мама говорит: «Была. Таня, ты не представляешь, какой он стал! Я приехала к нему на свидание, смотрю в окно. Его ведут ко мне. И в свете фонаря я вижу, что он стройный, на нём распахнутая телогрейка, широкие плечи, талия узкая. На длинные ресницы падают снежинки. Он пострижен наголо. И какая же у него потрясающая форма черепа!» «Ну, Зинк, ты даёшь! Прям Бестужев-Рюмин», — посмеялась Пельтцер.

— Как отразилась судимость на вашей жизни?

— Хорошо. Такая одиозная биография многих зрителей заинтересовала. Я вынес оттуда очень много. Написал там книгу. У меня много интереснейших историй, баек из той жизни. И смешных, и драматичных, каких угодно. И всё это пошло в зачёт. Ну и статья была «благородная». 

Я очень многому там научился. Я научился терпеть, ждать и догонять. Это очень важно.

Когда я узнал, что Марку Захарову, который меня очень любил, дали свой театр, и там мои товарищи, а я здесь машу ломом на площадке или обтачиваю болванки для насосов, то плакал от обиды. От того, что так бездарно проходит время, а я столько могу, я такую ​​потенцию в себе чувствовал как актёр!

«Подпишу любые ходатайства»

— Что вы думаете по поводу ситуации, случившейся с Михаилом Ефремовым?

— Ему намного тяжелей. Мне, когда я сел, было 28 лет. Мише уже 50 с лишним. Я помню, что для меня 55-летние люди там были стариками. Я был здоровый, холёный, у меня была энергетика. Он с подорванным здоровьем. И по-разному там к людям знаковым относятся. Я тоже был тогда известный человек. И кто-то ко мне очень хорошо из-за этого относился, даже из лагерного начальства, мог принести мне и шоколадку, и чайку. А кто-то, наоборот, начинал «прессовать». Как к нему там отнесутся? Какие будут установки? Это же очень много значит. Но я уверен, что он столько не отсидит. Я разговаривал с Настей, с его сестрой, и сказал, что если надо, я с огромным удовольствием поеду, дам концерт там в зоне, подпишу любые ходатайства. Конечно, он виноват, но это непреднамеренное убийство. Если бы не было этих двух адвокатов, которые ему так подпортили дело, не было бы такого ажиотажа, и будь он не Ефремов, ему дали бы в лучшем случае три года поселения. А могли и условно дать. Я думаю, когда вся колготня закончится, он по половине выйдет.

— Как вы думаете, возможна ли творческая реализация Михаила Ефремова в заключении: тюремный театр, постановка пьесы?

— Я не думаю, что возможен театр, чтобы он сделал «Гамлета», как это делал когда-то Параджанов. Но, конечно, к какому-нибудь празднику он может подобрать 15 человек, которые любят этим заниматься, и сделать монтаж или спектакль.

— У вас был такой опыт?

— Я помню, что я сделал выступление по военной теме. Нас было человек 15. Я нашёл последние письма солдат с фронта и сделал по ним монтаж с песнями, с чтением стихов. А на поселении я был завбиблиотекой. Чтобы заинтересовать контингент в чтении, я придумал писать аннотации к книгам на полублатном языке. Я сделал такое краткое содержание на 100—150 книг. И начали читать.

«Я хотел быть только артистом»

— Как и почему вы выбрали профессию актёра?

— Когда к нам приходили гости, мне было лет пять, я говорил: «Папа с мамой вам кушать не дадут, пока вы мои стихи не послушаете». Все хотели быть пожарными, милиционерами, учёными. А я не мыслил себя никем другим, только артистом. У меня ещё тетушка была — секретарь дирекции Театра Вахтангова. И мама меня брала ещё в пелёнках, они клали меня на кожаный диван к директору театра Абрикосову, а сами шли смотреть спектакль. В антракте приходили, перепелёнывали, и поскольку я там везде писал, то говорили потом, что у меня первая прописка — в Театре Вахтангова.

Я занимался в драматической студии при Театре Станиславского. И в седьмом или в восьмом классе школы я сыграл там одну из первых ролей — какую-то обезьяну в «Таинственном острове». После школы поступил в театральный институт. 

— Ваш первый профессиональный опыт в театре?

— Это был спектакль «Интервенция» Льва Славина в Театре сатиры к 50-летию советской власти. До сих пор есть в золотом фонде на радио. Это был 1967 год, и я на тот момент был полгода в театре. Мне дали одну из главных ролей — Женю Ксидиаса. Мою маму играла Пельтцер, партнёрами были Менглет, Папанов, Миронов, Мишулин, Селезнёва. И это был мой триумф. Актёрское становление.

— Как случилось, что у вас не сложилось в Ленкоме у Захарова как у театрального режиссёра, но сложилось как у режиссёра кино?

— В театре не сложилось только по моей вине, потому что я был хулиган и драчун. Вернувшийся из лагеря, с подорванной психикой и лагерной закваской. Я несколько раз набедокурил, и мне пришлось уйти из театра. Хотя Марк меня очень ценил. Ну, так случилось. О чём я многие годы жалел. А потом понял, что у каждого свой путь. Я должен был вылететь из Сатиры, я должен был сесть, я должен был вылететь из Ленкома. Я должен был пройти нелёгкий путь в 1990-е референтом у бизнесмена. Вернуться в театр к Марку Розовскому, чтобы оттуда уйти в антрепризу.

За 20 лет я сыграл в антрепризе 40—50 ролей, дал не меньше 500 спектаклей, не один раз объездил всю Россию, много гастролировал за границей. И я очень счастлив и ни о чём не жалею.

Я знаю, что чему-то научился за эту жизнь. Но я всё ещё не могу относиться к себе серьёзно. Жизни не хватит, чтобы научиться быть таким актёром, какими были Смоктуновский, Евстигнеев, Яковлев.

«Продюсер антрепризы, подобно сапёру, лишен права на ошибку: совершил просчёт — пошёл по миру. Можно сменить режиссёра, расстаться с гениальной, но строптивой актрисой, которая мутит воду, создаёт в труппе разлад, можно долго возиться с музыкой, которая тебя не устраивает, колдовать с художником над декорациями, но довести проект до конца, выпустить спектакль, показать его людям ты обязан. Иначе тебя ждёт не только творческий, но и финансовый крах, иначе грош тебе цена». 

Фрагмент из книги Владимира Долинского «Записки непутёвого актёра»

— В сериале «Красная площадь» вы сыграли Брежнева. Как вы считаете, удалась ли вам эта роль? И какова ваша оценка его личности?

— Мне нравится, как получилось. Я взял его речевую характерность и, по-моему, верно сыграл уставшего, разочарованного жизнью человека в тренировочном костюме. По-моему, это человек, который много понял перед уходом. От оценок я далёк. Понимаете, для меня это были и счастливые, и несчастные годы. И триумф у меня был при Брежневе, и падение моё, тюрьма тоже была при Брежневе. Это была моя молодость. Было равенство — то, чего сейчас нет. Сейчас разделение от миллионных яхт до продуктовой корзины, которую не может себе позволить человек, — такого не было тогда. Нас легко можно было удивить и сделать счастливыми. Пусть ненадолго, но счастливыми. Жизнь состоит из мелочей, из маленьких житейских радостей. И этих мелочей было очень много.

— В интернете есть один очень популярный ролик, где вы читаете стихотворение Михаила Фельдмана «Громоотвод». Расскажите, как он появился.

— Я снимался в украинском фильме «Мир вашему дому!» о Тевье, молочнике. Они его даже на «Оскар» представляли. А я выучил это стихотворение и рассказал его нашему режиссёру. И он говорит: «Можно я вас сниму?» А я был в гриме. Потом он это выложил — и пошло, там были миллионы просмотров.

«Я состоялся в браке с Наташей»

— У вас было пять браков, и при этом с вашей женой вы вместе уже больше тридцати лет. Как это возможно?

— Нет, не пять браков, а четыре. Потому что один фиктивный. У меня был товарищ, которому надо было из Питера переехать в Москву. Четыре брака у меня были трёхлетние и последний — 33-летний с моей женой Наташей. 

— Как вы познакомились?

— Она — Волкова Наталья Владимировна, русская от корней волос до пяток, работала в еврейском театре, где мы и познакомились. Меня туда на короткое время забросила судьба. Там она меня и приглядела. А я что? Я слабый. Но это, конечно, шутка. Я увидел её и влюбился с первого взгляда. И хорошо живём. Знаете, как в том анекдоте: «Сколько лет вы живёте?» — «50 лет». — «И вам никогда не хотелось развестись?» — «Убить — да, а развестись — нет». Так и у нас.

В общем-то, по-настоящему я состоялся в эти 33 года с Наташей. Особенно когда она подарила мне дочь Полину, которая абсолютно перевернула мою жизнь. Как это ни странно, я оказался хорошим отцом — «хитрым еврейским папой и сумасшедшей еврейской мамой одновременно».

— Чем сейчас занимается дочь?

— Полина — одна из ведущих актрис в Малом театре. Там же играет её муж, прекрасный актёр Дима Марин. Они творческие люди, много и плодотворно работают. И очень хорошо живут уже восьмой год.

«Уставать я начал»

— Что ждать зрителям в ближайшее время в исполнении Владимира Долинского?

— Как ни странно, в эту пандемию я сыграл четыре очень хорошие роли. В фильме Empire V режиссёра Виктора Гинзбурга, который экранизирует Пелевина, у меня там роль главного вампира России. Очень жду выхода фильма «Красная шапочка» — это красивая сказка для взрослых. Снялся в сериале «Анна Николаевна». У режиссёра Александра Мохова снялся на Украине. Тоже симпатичная роль такого изувера врача-психиатра.

У меня много антрепризных спектаклей, но сейчас мы их почти не играем. Хотя не так давно давали в Калининграде «Следствие ведут дураки». Это весёлый комедийный детектив, который нравится публике. Ещё я очень люблю свою роль в спектакле «За двумя зайцами», который идёт в музыкальном театре Надежды Бабкиной. Но много и далеко уже не буду ездить. Уставать я начал. Хотя на интересные предложения от телевидения, кино или театра я, конечно, с удовольствием откликнусь. Есть ещё порох в пороховницах!