Начинали с попрошайничества: как за 20 лет Россия из нищей стала суверенной
Российское массовое сознание (и пресса как его зеркало) просто перестало воспринимать Россию в качестве «старшего брата», по умолчанию ответственного за все, что творится на пространстве экс-СССР. Практика 90-х, известная как «ресурсы в обмен на поцелуи», ныне забыта — и в отношениях с бывшими социалистическими братьями нынешняя Россия до обидного прагматична.
Вначале — актуальная статистика. Сегодня с утра на главной странице портала New York Times Россия упомянута 10 раз. «Трамп и Россия: одна тайна, три теории». «Русская шпионка предлагала секс за работу, говорят власти». «Атакует ли Россия США?» «Трамп сделал заявление о российском вмешательстве». И так далее.
Для сравнения: на главной странице российского госпортала РИА «Новости» США сегодня утром поминаются вдвое меньше — шесть раз. И практически все это — пересказ американских же новостей про российское вмешательство в их жизнь, пишет бывший рижанин Виктор Мараховский.
Иными словами, для американских СМИ Россия сегодня — атакующая сила и информационный оккупант. Русские всюду, они уже здесь. Американское общество изо всех сил дает отпор русскому вторжению в себя. Является ли наш президент агентом Путина? И все такое.
А российское общество, грубо говоря, за всем этим следит со стороны со зрительским интересом, и на коленях у него ведро попкорна.
Встает логичный вопрос: как так вышло.
Потому что лет, скажем, десять назад информационная картина двух стран выглядела совсем иначе. Я специально перечитал российские заголовки 2008-го. Они были посвящены участию США в переговорах по иранской проблеме, роли США в грузинских планах на Абхазию и Южную Осетию, роли США в российско-украинских отношениях и ходу войны США в Ираке.
Американские СМИ же вспоминали о России редко, не на первых полосах — и в основном в контексте «что творится в дальних проблемных уголках планеты».
А двадцать лет назад российская повестка выглядела, как мы помним, вообще по-другому. Процитируем знаменитую заметку 1999-го: «США получили официальную просьбу России о предоставлении в текущем году дополнительной продовольственной помощи, заявил министр сельского хозяйства Дэн Гликман. Эта просьба в настоящее время изучается американской стороной. В заявлении Гликмана подчеркивается, что реакция правительства США на просьбу о дополнительной продовольственной помощи будет зависеть от того, насколько успешно будет осуществляться текущая программа поставок в Россию американского зерна и продуктов».
По сути — перед нами эпичная история о том, как (по историческим меркам мгновенно, но почти незаметно для современников) изменилось восприятие мира в двух государствах.
В конце 1990-х Россия просила у США еще немного еды, а те взамен требовали, чтобы ее рынок был широко и беспрекословно распахнут для их окорочков. В качестве значимой силы страна не воспринималась вообще — ни в США, где к тому моменту вообще свернули различные «институты изучения России» как ненужные, ни у самих россиян. Главным «державным» ходом России 90-х считался марш-бросок ВДВ на Приштину (в итоге Косово, впрочем, все равно отделилось и избавилось от большинства сербского населения). Если Россия где-то и побеждала хозяев мира — то только в отечественной боевой фантастике, выполнявшей функцию «русского подсознания».
Десять лет спустя, в конце нулевых в России с тревогой переживали бойкую активность хозяев мира по всему периметру границ, в бывших советских республиках — и многие в РФ в панике ожидали грузинско-прибалтийских карательных батальонов на джипах и с М-16 в Псковской области и Краснодарском крае, а журнал «Огонек» писал безнадежно-восхищенные очерки о грузинской армии, модернизируемой по натовским стандартам и готовящейся к неизбежному реваншу против абхазов и осетин.
Потом — кстати, в августе будет юбилей — случилась «война 08.08.08». И если честно — то в российском общественном сознании она произвела куда больший шок, чем в западном.
Внезапно выяснилось, что образ России раздавленной, покорной и вообще «бывшей империи» с развалившейся армией — как-то не соответствует действительности.
Западная же аналитика тогда трактовала события со снисходительным презрением: националистическая Россия мстит Западу, в первую очередь США, за унижения 90-х. Пытается восстановить свое влияние на Кавказе и главное — «провести толстую красную черту», за которую НАТО не должно быть допущено. И рассматривать ее действия нужно как проявления «имперского синдрома».
...А теперь вернемся в сегодня. Когда западные СМИ констатируют, что визитом Трампа «Путин символически закрепил статус России как „вернувшейся сверхдержавы“». И когда уже практически общим стало мнение, что США хозяевами мира быть перестали.
Что, собственно, изменилось в российском восприятии себя и мира?
Есть версия: Россия действительно избавилась от «имперского синдрома».
Причем в самом широком смысле слова.
Во-первых, российское массовое сознание (и пресса как его зеркало) просто перестало воспринимать Россию в качестве «старшего брата», по умолчанию ответственного за все, что творится на пространстве экс-СССР. Практика 90-х, известная как «ресурсы в обмен на поцелуи», ныне забыта — и в отношениях с бывшими социалистическими братьями нынешняя Россия до обидного прагматична. Если массовое сознание что-то и волнует в государствах бывшего Союза, то это положение так называемых русскоязычных. Эти по-прежнему по понятным причинам воспринимаются как свои.
Во-вторых, Россия убедилась на практике в том, что способна защитить и накормить себя сама — даже в одиночку. Даже если по всем ее европейским границам будут стоять натовские гарнизоны, а американские окорочка (плюс европейские сыры и хамон) так и не прилетят.
Тут вот в чем вся штука. Империя в классическом понимании — это не столько доминирование, сколько зависимость. Империя постоянно переживает, контролирует ли она ключевые выходы к морю и торговые пути; получает ли она из завоеванных провинций ресурсы и рабочую силу; не бунтуют ли против нее какие-нибудь местные вожди, владеющие чем-нибудь жизненно важным.
России для того, чтобы избавиться от всех этих переживаний, достаточно было просто выжить и выстоять — остальное, как выяснилось, у нее есть. И поэтому ей совершенно не обязательно «контролировать» (то есть подкармливать и репрессировать) каких-то вассалов.
России, коротко говоря, не нужно быть империей — ей достаточно быть просто державой. Или еще лучше — сверхдержавой (то есть такой державой, которая не просто может себе позволить суверенитет, но еще и в состоянии защищать своих партнеров, если те попросят, — см. сирийскую кампанию).
И поэтому российские граждане с некоторым удовольствием наблюдают за тем, как лихорадит последнюю настоящую империю. Пытающуюся «стать великой снова» — то есть сбросить с себя непосильное имперское бремя и по возможности сохранить при этом полагающиеся имперские бонусы. И судорожно ищущую причины своего внутреннего кризиса в российской гибридной агрессии.