1244. Иосиф Бродский: письмо Брежневу, Рождественская песенка и беседа с Михником.
1. Письмо Брежневу.
(Источник: http://www.izbrannoe.com/news/mysli/pismo-brodskogo-brezhnevu/)
Уважаемый Леонид Ильич,
покидая Россию не по собственной воле, о чем Вам, может быть, известно, я решаюсь обратиться к Вам с просьбой, право на которую мне дает твердое сознание того, что все, что сделано мною за 15 лет литературной работы, служит и еще послужит только к славе русской культуры, ничему другому. Я хочу просить Вас дать возможность сохранить мое существование, мое присутствие в литературном процессе. Хотя бы в качестве переводчика — в том качестве, в котором я до сих пор и выступал.
Иосиф Бродский в аэропорту «Пулково» в день эмиграции. 4 июня 1972 г.
Смею думать, что работа моя была хорошей работой, и я мог бы и дальше приносить пользу. В конце концов, сто лет назад такое практиковалось. Я принадлежу к русской культуре, я сознаю себя ее частью, слагаемым, и никакая перемена места на конечный результат повлиять не сможет. Язык — вещь более древняя и более неизбежная, чем государство. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны.
Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас. Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге.
Я хочу верить и в то, и в другое. Люди вышли из того возраста, когда прав был сильный. Для этого на свете слишком много слабых.
Единственная правота — доброта. От зла, от гнева, от ненависти — пусть именуемых праведными — никто не выигрывает. Мы все приговорены к одному и тому же: к смерти. Умру я, пишущий эти строки, умрете Вы, их читающий. Останутся наши дела, но и они подвергнутся разрушению. Поэтому никто не должен мешать друг другу делать его дело.
Условия существования слишком тяжелы, чтобы их еще усложнять. Я надеюсь, Вы поймете меня правильно, поймете, о чем я прошу.
Я прошу дать мне возможность и дальше существовать в русской литературе, на русской земле. Я думаю, что ни в чем не виноват перед своей Родиной. Напротив, я думаю, что во многом прав. Я не знаю, каков будет Ваш ответ на мою просьбу, будет ли он иметь место вообще. Жаль, что не написал Вам раньше, а теперь уже и времени не осталось. Но скажу Вам, что в любом случае, даже если моему народу не нужно мое тело, душа моя ему еще пригодится.
Иосиф Бродский, июнь 1972
*******************************************************************
2. Рождественская песенка о военном положении.
Позволю себе сделать довольно большой комментарий, наверняка не все знают.
Это стихотворение Иосиф Бродский написал по-английски в конце 1981 или начале 1982 года – и это была его реакция на введение в Польше военного положения 13 декабря 1981 года. Одним из главных событий тогда явилось интернирование почти всех активистов оппозиции (некоторых арестовать не удалось), включая Леха Валенсу, Тадеуша Мазовецкого и многих других. В их числе были и известные литераторы Анджей Дравич и Виктор Ворошильский, именно им двоим, своим польским друзьям, и посвятил это стихотворение Иосиф Бродский. Я не знаю, где оно было опубликовано в англоязычной печати – полагаю, что в одной из главных американских газет, ведь в то время Бродский был уже известен в США. Факт в том, что вырезку из газеты с этим стихотворением кто-то подсунул в Польше под дверь камеры, где содержались Анджей Дравич и Виктор Ворошильский, и это, конечно, произвело огромное впечатление на всех узников.
(Сразу скажу, что Анджей Дравич в период интернирования был фактически пресс-атташе арестованных и, по-видимому, настолько хорошо справился с возложенными на него обязанностями, что в первом постсоветском некоммунистическом правительстве Тадеуша Мазовецкого он был назначен министром по делам радио и телевидения. Насколько я знаю, он был очень уважаемым начальником. Одним из его первых шагов на радио и телевидении было то, что он, собрав сотрудников, а большинство были из прежних, вместо массового разгона сказал им простую вещь: «Когда вы приходите на работу, оставляйте, пожалуйста, свои партийные удостоверения у вахтера.» А когда уходил с поста, сотрудники вскладчину подарили ему большой телевизор – и это было его единственным материальным приобретением за период начальствования.)
В своей книге «Поцелуй на морозе» (1990) Анджей Дравич в эссе «Лица моих друзей» посвящает Бродскому несколько теплых страниц и так отмечает ситуацию со стихотворением Бродского (перевод мой): «Как мне говорили, из русских только Солженицын и он [Бродский] по-настоящему вошли на американский издательский рынок и обосновались на нем. У Бродского там свои тонкие знатоки, свои переводчики, своя публика... Он пишет, публикует, выступает, ездит; вечера его поэзии становятся событиями, его английский стал едва ли не безупречным, и его стихотворение, которое мы получили от него в 1982 году как довод памяти, было написано по-английски. Русский написал по-английски стихотворение о Польше для американцев и посвятил его польским друзьям. Поэзия ходит извилистыми тропами, но достигает цели самой короткой дорогой. Стихотворение перевел на польский Станислав Бараньчак, оно называется «Коленда стану военного», а Ося блистает на всех континентах как первый русский поэт, лишний раз убеждая нас в том, что мы не ошиблись в его оценке.»
Вот это стихотворение в английском оригинале, в польском переводе Станислава Бараньчака и в русском переводе Виктора Куллэ (не знаю, есть ли другие переводы на русский язык) – русский текст я встретил в ЖЖ-блоге Виктора Куллэ, ссылку указываю, конечно, как привожу и очень интересный комментарий из того же сообщения Виктора Куллэ. Еще забавный момент – если искать оригинал в интернете, то основной появляющийся источник – The New York Review (March 17, 1983 issue), но там стихотворение состоит всего из пяти восьмистиший, а не из шести – нету первой строфы. Почему, не знаю. С датировкой стихотворения тоже проблемы – встречается от 1980 до 1983, правильная – самый конец 1981 года или начало 1982 года. Я поставил «1981», как у Виктора Куллэ.
2а. Оригинальный текст на английском языке.
Источник: Сочинения Иосифа Бродского (Петербургский пятитомник),
Том 4, 1998, стр. 322-323 (год написания указан 1980, что неверно).
Или в интернете: Виктор Куллэ: https://kulle.livejournal.com/83334.html
A Martial Law Carol
To Wiktor Woroszylski and Andrzej Drawicz
One more Christmas ends
soaking stripes and stars.
All my Polish friends
are behind steel bars,
locked like zeroes in
some graph sheet of wrath:
as a discipline
slavery beats math.
Nations learn the rules
like a naughty boy
as the tyrant drools
manacles in joy.
One pen stroke apiece,
minus edits plus
helping the police
to subtract a class.
From a stubborn brow
something scarlet drops
on the Christmas snow.
As it turns, the globe’s
face gets uglier,
pores becoming cells,
while the planets glare
coldly, like ourselves.
Hungry faces. Grime.
Squalor. Unabashed
courts distribute time
to the people crushed
not so much by tanks
or by submachine
guns as by the banks
we deposit in.
Deeper than the depth
of your thoughts or mine
is the sleep of death
in the Vujek mine;
higher than your rent
is that hand whose craft
keeps the others bent —
as though photographed.
Powerless is speech.
Still, it bests a tear
in attempts to reach,
crossing the frontier,
for the heavy hearts
of my Polish friends.
One more trial starts.
One more Christmas ends.
1981
2b. Польский перевод Станислава Бараньчака (Stanisław Barańczak)
Источник: https://wiadomosci.dziennik.pl/wydarzenia/artykuly/195728,logika-bezprawia.html
Kolęda stanu wojennego
Wiktorowi Woroszylskiemu i Andrzejowi Drawiczowi
Topnieją Świąt biele,
wilgoć flagi plami.
Polscy przyjaciele
wszyscy za kratami,
niczym zera w nawias
ujęci w ścian żebra:
logika bezprawia
prostsza niż algebra.
Narody jak dzieci
moresu się uczą:
znów władców podnieci
brzęk kajdan i kluczy.
Jeden ruch stalówki
minus w plus przemienia,
skreślając los ludzki
krzyżem krat więzienia.
Z czoła upartego
szkarłat kapie w obrus
świątecznego śniegu.
Twarz naszego globu,
oszpecona więzień
i łagrów wągrami,
zwraca się ku gwieździe,
chłodnej jak my sami.
Głodne twarze. Szarość.
Niczym nie speszony
sąd skazuje naród -
ludzi, powalonych
nie tyle przez tanki
szturmujące bramy,
ile przez te banki,
w których konta mamy.
Głębszy od otchłani,
którą myśl sonduje,
jest sen rozstrzelanych
ciał w kopalni Wujek;
wyższa niż podatek
jest dłoń, co potrafi
utrwalić upadek
jak na fotografii.
Słowo tutaj na nic.
Przecież od łzy lepsze,
gdy przez druty granic
tam stara się przedrzeć,
gdzie polskich przyjaciół
serca, mrozem ścięte:
znów proces się zaczął.
Znów kończą się Święta.
Z oryginału angielskiego przełożył Stanisław Barańczak
2c. Русский перевод Виктора Куллэ.
Источник, включая примечания: Виктор Куллэ: https://kulle.livejournal.com/83334.html
Рождественская песенка военного положения
Виктору Ворошильскому и Анджею Дравичу*
Рождество — а я
как не рад ему.
Польские друзья
брошены в тюрьму.
На манер нулей —
в клетках лагерных.
Рабство — помудрей
высшей алгебры.
Нация твердит
строевой устав
с кукишем в груди.
А тиран, устав,
росчерком пера
придушил народ,
приказав: пора
взять за шиворот.
Рождество саней,
крыльев Ангела.
Из башки на снег
каплет алое.
Странно подурнел
глобуса анфас.
Блеск созвездий не
холоднее нас.
Угольная пыль,
рты несытые.
Кто пойдёт в распыл,
чьё насилие
нас расплющит — танк
тушей варварской,
или просто банк
девальвацией?
Глубже всех пучин
мысли — на века
сон тех, кто почил
в шахтах Вуека.**
Выше чем долги —
тот, искусство в ком
душ тугой изгиб
сняло кодаком.
Речь слаба — на кой
им бессильный стон?
Я хотя б строкой
перейду кордон
и коснусь сердец
тех, кто в Польше ждёт.***
Рождеству конец.
Трибунал грядёт.
* Виктор Ворошильский (1927–1996) и Анджей Дравич (1932–1997) — польские писатели, друзья и переводчики Бродского, активисты профсоюза «Солидарность», арестованные после введения военного положения.
** Военное положение в Польше было введено 13 декабря 1981 года, а 16 декабря спецподразделение милиции во время разгона сидячей подземной забастовки на угольной шахте «Вуек» (Катовице, Верхняя Силезия) применила огнестрельное оружие. Девять горняков погибло, 21 получили ранения.
*** Стихи оказались пророческими. См. об этом в подготовленном мною некогда спецвыпуске «Старого литературного обозрения»: «На торжественной церемонии в Университете в Катовице в 1993 г. присутствующие могли наблюдать сердечную встречу Дравича и Бродского, который в отдельные минуты был растроган буквально до слёз. “Это было очень сильное, — признавался Бродский, — может быть, самое сильное впечатление моей жизни. <…> когда я получил Нобелевскую премию в 1987 году, это было в тот день, когда я поехал в Лондон на Би-би-си, чтобы сказать несколько слов читателям в России. На радиостанцию позвонил человек, говорящий по-польски. Меня позвали к телефону. Выяснилось, что это был Витек Ворошильский. <…> Он говорит: “Я тебя поздравляю, кроме того, благодарю тебя за стихотворение, которое ты написал для меня с Дравичем”. Я говорю: “Какое стихотворение?” А он говорит: “Kolęda stanu wojennego” [т.е. «A Martial Law Carol»]. А, это, я говорю, это неважно, а он говорит: “Ты говоришь “неважно”, ты просто не понимаешь, как это всё вовремя приходит”. Это стихотворение, которое я написал по-английски, кто-то вырезал из газеты и подсунул им под дверь камеры, где они сидели. Я говорю совершенно без рисовки: это произвело на меня куда более сильное впечатление, чем Нобелевская премия и все с этим связанное» (Ирэна Грудзинская-Гросс, Под влиянием? Иосиф Бродский и Польша / Памяти Иосифа Бродского: Новая Одиссея. Спецвыпуск // Старое литературное обозрение. 2001. № 2 (278). С.59).
*******************************************************************
3. Беседа с Михником в 1995 году.
Текст этой потрясающе интересной беседы я вывесил в своем ЖЖ в 2015 году, там есть небольшое введение и ссылка на источник. (Я пытался выяснить обстоятельства появления русского текста, заметно отличающегося от газетного материала и от того, что опубликовано на русском языке Валентиной Полухиной в «Большой книге интервью», но до конца мне это не удалось – в том числе, попросту из-за недостатка времени.)
Часть 1-я беседы:
https://dassie2001.livejournal.com/275568.html
Часть 2-я беседы:
https://dassie2001.livejournal.com/275732.html
Постскриптум 06.02.2020 (спустя почти 5 лет)
Только что обнаружил, что приведенный мной текст беседы Адама Михника с Иосифом Бродским существует в интернете еще в двух местах:
1) «Чаще всего в жизни я руководствуюсь нюхом, слухом и зрением…»
Беседа А. Михника с И. Бродским. Пер. с польск. Б. Горобца
Опубликовано в журнале Старое литературное обозрение, номер 2, 2001
https://magazines.gorky.media/slo/2001/2/chashhe-vsego-v-zhizni-ya-rukovodstvuyus-nyuhom-sluhom-i-zreniem-8230.html?fbclid=IwAR2R8n3MbqK8CF6lBGf3HqRzekGFyy-sH0_bjZbqOYyTY8qkmpSVLFPIjow
2) В PDF формате на немецком сайте с указанием копирайта на первую ссылку и на сам немецкий сайт:
https://imwerden.de/pdf/brodsky_i_michnik_beseda_1995.pdf
© «Старое литературное обозрение» 2001, No 2 (278) «Новая Одиссея». Памяти Иосифа Бродского (1940—1996)
© «Im Werden Verlag». Некоммерческое электронное издание. Мюнхен. 2006
Вывешенный мной текст (в двух частях) точно соответствует этой публикации с одним моим микродополнением: в одном месте беседы Михник упоминает Яцека, и Бродский также говорит о нем.
Я добавил, что речь идет о Яцеке Куроне, друге и сподвижнике Адама Михника,
известном деятеле польской оппозиции во времена ПНР, а позже известном политике.