«У МКС есть запас прочности»
Исполнительный директор «Роскосмоса» по пилотируемым программам Сергей Крикалев — о перспективах станции и о том, зачем на Луне могут потребоваться землянки
Решение о том, как будет устроена новая космическая станция на смену МКС, может быть принято к 2024 году. Об этом в интервью «Известиям» заявил исполнительный директор «Роскосмоса» по пилотируемым программам Сергей Крикалев. По его словам, сейчас обсуждается, будет ли создана совершенно новая станция, или «сменщицу» пристроят к старой, а потом отстыкуют. Также топ-менеджер «Роскосмоса» рассказал о том, зачем на Луне могут потребоваться землянки, обозначил основные препятствия для пилотируемых полетов к другим планетам и поделился деталями сотрудничества с американскими астронавтами в новых условиях.
Судьба МКС
— Сергей Константинович, противостояние с Западом ставит под вопрос сотрудничество с американцами в космосе. Как думаете, дойдет ли до окончательного разрыва?
— Разногласия на Земле возникали и раньше, но опыт сотрудничества с американскими астронавтами в космосе был положительным, всегда удавалось вместе найти технические решения на орбите, чтобы наиболее эффективно исследовать космическое пространство. Удастся нам это сохранить сейчас или нет — покажет время.
— Как может сложиться дальнейшая судьбы МКС?
— Международная космическая станция создавалась с гарантированным сроком службы 15 лет. Он истек в 2013 году. Сейчас идет эксплуатация станции по состоянию, ее срок службы не раз продлевался. В 2020 году он был продлен до 2024-го. Сейчас обсуждается вариант использования станции и после этого года. Состояние станции позволяет это сделать — у МКС есть запас прочности.
Гарантийный срок работы какого-то механизма, пусть даже такого сложного, как МКС, часто путают с максимальным предельным сроком эксплуатации. Станция «Мир» при гарантии в пять лет пролетала у нас 15. Гарантийный срок, например, автомобилей часто составляет три года, а по факту они ездят по дорогам по 20–30 лет. Гарантия на холодильники обычно год, а работают они во много раз больше.
Какой будет новая станция
— Как вы думаете, что может прийти на смену МКС?
— Новая станция. Какой она будет, пока еще не очень понятно, возможно несколько сценариев. Сейчас идет обсуждение, будет ли строиться совершенно новая российская станция или мы будем ее пристраивать к старой, а потом отстыкуем. Сейчас наши американские партнеры на МКС предлагают возможность стыковки, в том числе коммерческих модулей, и использование их как тестовой платформы для испытаний: если всё пойдет нормально, значит, модуль сможет либо работать в составе станции, либо отстыковываться.
— Когда будет принято решение?
— Ближе к 2024 году. Важно услышать доводы инженеров, техников, ученых, научно-технических советов. Окончательное решение зависит от приоритетов, которые мы выберем. В 1980-е — 1990-е годы звучали рассуждения вроде «давайте вообще прекратим пилотируемую программу», «давайте вообще прекратим развитие космонавтики и будем делать колбасу за эти деньги». Это повторяется сейчас, мы находимся на новом витке подобных доводов.
«Отдаленных последствий воздействия невесомости мы не знаем»
— Вы до 2015 года держали рекорд по суммарной длительности пребывания человека в космосе — 803 дня за шесть стартов. Как такие нагрузки отражаются на организме?
— Любой космический полет негативно сказывается на физическом состоянии, требует восстановления. И на самом деле мы до сих пор не знаем, насколько полностью восстанавливаемся, ведь людей, которые бы летали непрерывно больше года, а суммарно больше двух лет, и сегодня единицы. Острые периоды реадаптации — как человек учится снова ходить, стоять, как идет перестройка организма, как идет возврат в кости кальция, потерянного во время полета, — уже более или менее изучены. После первого длительного полета в 18 суток космонавтов [Андрияна] Николаева и [Виталия] Севастьянова извлекали из аппарата, они довольно тяжело восстанавливались, и тогда казалось, что мы достигли предела пребывания человека в космосе. Но потом стали приниматься контрмеры против негативного воздействия невесомости, и в конце концов мы научились летать долго. Но отдаленных последствий воздействия невесомости на организм человека мы до сих пор не знаем: наука продолжает искать ответы на эти вопросы.
— Это главный ограничивающий фактор пилотируемых полетов к дальним планетам или радиация важнее?
— Максимальная достигнутая длительность космических полетов — один год и два месяца, этот рекорд установил Валерий Поляков. Дальше идут не очень значительные изменения, но пока возможности увеличивать длительность нет, потому что включается другой лимитирующий фактор — радиация. Проблема не только в повышенном уровне радиации, но и во времени, в течение которого человек подвергается облучению. Доза — это произведение уровня радиации на время. Человек может либо долго летать на околоземной орбите, где уровень радиации поменьше, либо полеты в дальнем космосе должны быть короткими. Бороться с радиацией трудно: нужно либо совершенствовать средства защиты от, либо быстрее долетать до места назначения при космических путешествиях. Для того и другого нужны новые технические средства, и работа над ними уже идет.
Землянки на Луне
— Лунные программы тоже зависят от этих разработок?
— Радиация на Луне выше, чем на Земле, и выше, чем на низкой околоземной орбите, по которой мы летаем. При коротких экспедициях это вполне допустимо, но при полетах на Луну, если нам потребуется долго там оставаться, радиация станет проблемой. Ученые уже давно думают, как решить эту задачу. Один из вариантов — укрытие модуля лунным грунтом реголитом (поверхностный сыпучий слой лунного грунта, является продуктом космического выветривания породы на месте. — «Известия»), чтобы он стал защитой, потому что свинца или металла туда много не навозишься.
— Лунные землянки?
— Типа землянок, да. Такие проекты были в 1960-е годы, и если сейчас к ним вернуться, нужно будет делать полузаглубленный модуль и сверху каким-то экскаватором засыпать его реголитом, чтобы он защищал космонавтов от радиации, если они там будут оставаться долго.
Загадка «Бурана»
— Советский орбитальный многоразовый самолет «Буран» считают пиковым достижением инженерной мысли и отечественных технологий. А резкое свертывание программы полетов остается одной из загадок отечественной космонавтики. Когда вы готовились к пилотируемому полету на «Буране», не было признаков скорого закрытия программы?
— Нет. К полету на «Буране» готовилось достаточно много людей, в том числе специалисты Летно-исследовательского института, летчики-испытатели из Ахтубинска, инженеры из НПО «Энергия». Были сформированы четыре экипажа, в ходе переформирования меня добавили в четвертый экипаж. Я к этому времени летал как летчик-спортсмен, как летчик-пилотажник, в 1986 году закончил общекосмическую подготовку, и с 1986 по 1988 год был направлен на подготовку к полету на «Буране». У нас была летная практика — ознакомительные полеты. Подготовка по «Бурану» была очень интересной, жаль, что не удалось слетать на самом аппарате.
— Почему все-таки не состоялся пилотируемый полет на «Буране»?
— В первую очередь это связано с тем, что не была готова полезная нагрузка. Люди, которые создавали сам «Буран» и ракету-носитель «Энергия», свою задачу выполнили. А те, кто должен был создавать полезную нагрузку для него, то ли не очень верили, что будет создано транспортное средство, то ли еще что. Но когда был создан многоразовый орбитальный самолет, оказалось, что на нем возить особо нечего. Поэтому эта программа потихонечку свернулась.
— Ученые подкачали?
— Не только ученые. В данном случае так получилось, что полезная нагрузка в основном создавалась под другие ракеты-носители, и оказалось, что острой необходимости в пилотируемых полетах в рамках программы «Буран» нет, а программа получилась достаточно дорогостоящей. При этом она потенциально позволяла внести вклад в обеспечение безопасности нашей страны.
Корабли, спутники и приоритеты
— В ЦНИИ робототехники и технической кибернетики для «Бурана» создали манипулятор, способный собирать спутники в «корзинку». Этот проект тоже оказался неактуальным?
— Да, такая концепция была проработана, но практической необходимости в этом не оказалось. Разработка базировалась на задачах ремонта: случалось, что из-за отказа какой-нибудь относительно простой платы выходил из строя дорогостоящий спутник. Идея была в том, что можно будет спутники забирать, менять платы и снова их запускать, но, как выяснилось, стоимость такого обслуживания была соизмерима с созданием нового спутника. К тому же, для того чтобы взять спутник, к нему нужно было подлететь, выровнять скорости, что очень непросто, хотя и возможно технически. А это аппараты летят по орбите во много раз быстрее, чем пуля. Сменились приоритеты, и финансовые возможности ушли в другую сферу.
— В чем отличия нашей программы «Буран» от американской «Шаттл»?
— Американцы сделали эту систему раньше и немножко по-другому. У них на транспортную систему типа «Шаттл» опиралось создание космический станции. У нас орбитальные станции строились из самоходных модулей, нам корабли типа «Буран» для этих целей были не нужны.
С точки зрения аэродинамики законы физики все те же самые, скорости те же самые, поэтому и транспортные средства были очень похожи. Главное отличие нашей и американской программ многоразовых космических кораблей было не столько в самом корабле, сколько в ракете-носителе. У американцев это большой бак с двумя твердотопливными ускорителями, и при этом все двигатели стояли на шаттле, а у нас это была независимая сверхтяжелая ракета-носитель «Энергия», на боку которой монтировался «Буран».
Важное отличие еще и в том, что у нас сразу сделали автоматическую систему. Первый и единственный полет «Бурана» состоялся в автоматическом режиме, и это, кстати, может быть, и задержало старт. Американцы сделали автоматическую посадку только во второй половине программы.
«Миру» — время
— Вы работали и на станции «Мир», и на МКС. В чем главные различия станций?
— Есть и различия, и схожесть. Схожесть в том, что обе станции — модульные, модули специализированные. Так было и на «Мире», и на МКС. Система очистки воздуха от углекислого газа на российском сегменте мало изменилась со времен «Мира». По некоторым системам шагнули дальше: таких каналов связи, какие сейчас есть на МКС, на «Мире» не было. Электропитание значительно более мощное на МКС — за счет разворачивания больших солнечных батарей. На МКС есть конвертеры, преобразовывающие напряжение, и оно разное на нашем сегменте станции и на американском.
— Станция «Мир» исчерпала свой ресурс к моменту ее затопления?
— Определенные проблемы в конце жизненного срока станции «Мир» мы увидели, осознали и компенсировали их при создании российского сегмента Международной космической станции. Но сложности есть всегда, как и пути их преодоления. Кроме технических сложностей возникли еще и финансовые: в этот период мы уже начали делать Международную космическую станцию и нести затраты, связанные с этим. Для страны тащить две станции было практически невозможно, поэтому произошла естественная замена нового на старое. Если бы не это, наверное, станцию «Мир» мы могли бы поддерживать и дальше.