Пушкин. Красное и черное

Сочетание красного и черного — это не только накал страстей, биполярность вселенной и яркое роковое начало. Именно отголоски романа «Красное и черное», написанного французским писателем Фредериком Стендалем в первой половине XIX века, пушкиноведы усматривают в повести «Пиковая дама». Сценический костюм народного артиста России Евгения Князева, в чьем прочтении зрители Чувашского академического драматического театра имени К.В. Иванова услышали произведение в прошлый четверг, стал подтверждением этой гипотезы.
Но суть моноспектакля заключалась отнюдь не в черных брюках и пиджаке, словно вступивших в спор с красными жилетом и платком-паше, высунувшимся из нагрудного кармана подобно языку пламени. И уж тем более не в обложке книги, выдержанной в аналогичной кроваво-угольной гамме и оттеняющей нарочито бледные руки актера. Хотя напряжение, повисшее в воздухе тяжелой грозовой тучей и неумолимо растущее с каждой секундой, все это, бесспорно, нагнетало. Будто сам мир раскололся на две части, потеряв цельность и баланс.
Однако главное, о чем заставлял задуматься столь явный цветовой дуализм, — противоречивость образа Германна, как, впрочем, и остальных героев. Несмотря на то что в течение полутора часов Евгений Князев существовал сугубо в своем микромире, так и не впустив туда посторонних, возникало ощущение рельефа и многоликости, словно перед нами не проза, а пьеса, где текст расписан по ролям. Эффект достигался за счет движения, мимики, пластики, когда достаточно слегка наклонить корпус вперед, сгорбив плечи и вытянув шею, и реплика якобы звучит из уст уже другого персонажа. А стоит только свесить подбородок, уродливо выпятив нижнюю губу, как вместо юной очаровательной особы перед нами дряхлая неприглядная старуха, глухо шамкающая беззубым ртом.
Еще один прием образного перевоплощения, активно использованный в спектакле, — работа с предметом. Так что Граф Сен-Жермен заговорщицки взирает на зал через лорнет, Томский вальяжно курит трубку, Графиня нервно трезвонит в колокольчик, Германн в эйфории сорит купюрами, а Лиза в смятении теребит перо и лист бумаги, не решаясь приступить к письму… Целая галерея выпуклых, острохарактерных, детально прописанных портретов, парадных и камерных, индивидуальных и групповых, масляных и акварельных. Когда актер — не просто лицедей, а настоящий художник-портретист, живо чувствующий натуру.
Но самая большая ставка была сделана на слуховое восприятие, именно посредством звуков передавались наиболее тонкие эмоциональные переходы. Тут и интонация, которая у Евгения Князева богатейшая (многие знают его голос по радиоспектаклям и аудиокнигам), и шумовые эффекты (тиканье часов, скрип двери, удары колокола), и музыкальное оформление. Эклектичное, многожанровое, разнящееся по стилю и составу инструментов, но вместе с тем не лишенное единства и внутренней органики. Несколько вальсов для симфонического и камерного оркестров, церковный хор как наивысшее отражение человеческой души… Точно изящная пряжка на женской туфельке — старинный менуэт в исполнении инструментального ансамбля, сверкающий золотом флейтовых пассажей на фоне матовой густоты скрипок и создающий ненавязчивый французский колорит. Сразу вспомнилось, что большинство гувернанток в царской России были европейками и обучали дворянских детей иностранным языкам.
Однако главная психологическая нагрузка лежала на аскетичной прижимистой теме, звучавшей в начале и в конце спектакля. Она словно опоясывала повествование тугим железным кольцом и сжимала в тиски замутненное сознание Германна. Оказывается, это песенка Графини из оперы Петра Чайковского «Пиковая дама». Вот только там мы слышим ее в исполнении сочного, «полноводного» меццо-сопрано, а здесь — в скупом переложении для клавесина, чей тембр не отличается ни объемом, ни богатством красок, ни обилием динамических штрихов. Сухость, отстраненность, холодность — вот его основные качества, так что сцена буквально леденела на глазах, сводя на нет последний порыв к жизни.

Кстати

Евгений Князев приехал в Чебоксары не только как актер. Свыше двух десятков лет он руководит Театральным институтом имени Б. Щукина, где в 2025 году запланирован набор национального целевого курса для Чувашского драмтеатра. С ректором одного из самых авторитетных творческих вузов страны встретилась министр культуры Чувашии Светлана Каликова. «Нам интересны два направления взаимодействия, — отметила Светлана Анатольевна. — Это подготовка артистов и узких специалистов — режиссеров, декораторов, художников по свету». Также обсудили вопрос сотрудничества «Щуки» с Чувашским институтом культуры и искусств. «У нас есть педагоги, которые выезжают в регионы, привозят методическую литературу, занимаются с руководителями театральных студий», — рассказал коллегам Евгений Владимирович. Напомним, что в предыдущие годы талантливые ребята из Чувашии постигали азы актерского мастерства в ГИТИСе и ЛГИТМиКе, Высшем театральном училище имени М. Щепкина и Ярославском театральном училище. Сегодня они составляют цвет не только национальной сцены, но и всей чувашской культуры.

Фото с сайта Минкультуры Чувашии
Лирическими островками моноспектакля можно назвать строки о Лизе. Здесь голос актера обретал особую нежность, проникновенность, теплоту. А утонченная фортепианная тема, плавно кружившаяся в ритме вальса, напоминала нам о том, что Пушкин был больше романтиком, нежели реалистом.