Agora Vox: Брексит и необходимость «Европы наций»
Agora Vox, Франция
Стартующие в скором времени переговоры о выходе Великобритании из Европейского Союза могут привести к жесткому конфликту интересов сторон и обострению разногласий Лондона и континента. В результате нас, вероятно, поджидает структурное противостояние.
Несмотря на внешнее неравенство сил, Евросоюз на самом деле становится более уязвимой стороной. Дело в том, что Брексит является одновременно признаком и фактором провала попытки формирования наднациональной Европы. Кроме того, вызванные этой попыткой разногласия грозят обостриться со всех сторон и могут похоронить наблюдающееся с окончания Второй мировой войны доброжелательное отношение европейских народов друг к другу.
Альтернативная модель прекрасно известна: «Европа наций». Она подразумевает объединение стран от Атлантики до Урала на основе сотрудничества. Она все еще возможна?
Обнародованное 29 марта официальное решение Великобритании воспользоваться статьей 50 для выхода из ЕС открывает двухлетний период переговоров об условиях этого процесса и будущих отношениях Лондона и Брюсселя. Глава Евросовета Дональд Туск опубликовал основные направления работы команды, которой поручено представлять ЕС на переговорах по Брекситу.
Речь идет о резком повороте, и чтобы лучше понять его последствия, следует несколько дистанцироваться от деталей и механизмов переговоров, а также «временного» и «окончательного соглашения, которого еще предстоит достичь. При взгляде издали вырисовывается по меньшей мере тревожная картина…
С одной стороны, если рассмотреть основные направления переговорной стратегии ЕС, становится ясно, что большая часть из них (если не все) отличаются жесткостью в плане последствий для Великобритании, а также оправданностью с точки зрения защиты интересов остающихся в ЕС стран-членов. Более благосклонная к британским интересам позиция навредила бы интересам континентальных стран, так что это не выглядит разумным и вряд ли случится.
С другой стороны, нужно понимать ситуацию, которую формирует это противостояние интересов. То есть, рассматривать долгосрочную перспективу и масштабы всей Европы. А тут выводы представляются довольно тревожными.
Пошатнувшееся европейское взаимопонимание получает еще один удар
Европу как континент, человеческое и цивилизационное образование (я не говорю о структуре ЕС, который не является, собственно говоря, Европой) раздирал на части целый рад холодных и горячих войн с 1914 года. Серьезное затишье в результате ухода СССР из Центральной Европы и распада союза в 1989-1991 годах стало последним этапом на пути к полному умиротворению континента, но так и не привело к глобальному панъевропейскому согласию. Все дело в том, что одна из главных европейских стран (причем с наибольшим населением) осталась за бортом этого процесса. Речь, понятное дело, идет о России (1).
В результате мы имеем широкое европейское согласие, которое при этом неполноценно и в некотором роде даже порочно из-за исключения из него одной из самых значимых стран. Но если согласие не охватывает одного из главных потенциальных членов, в нем как в группе не может не появиться хотя бы намека на обозначение козла отпущения: антрополог Рене Жирар (René Girard) показал, насколько глубокие корни пустил этот механизм в человеческом сознании. Причем все это совершенно не зависит от виновности или невиновности козла отпущения: существуют самые разные мнения насчет ответственности Запада и Востока Европы (то есть Москвы) за сложившуюся ситуацию, однако факт разделения остается фактом.
С этого момента можно было бы представить себе стабильную стратегическую ситуацию, а в лучшем случае — устанавливающееся затишье и движение к настоящему глобальному панъевропейскому согласию с включением России. Только вот случился Брексит.
Дело в том, что хотя Великобритания еще два года будет находиться в составе ЕС, вторая крупная европейская страна по факту уже сейчас находится вне европейского согласия. То есть, за пределами ЕС в скором времени окажутся уже две из пяти крупнейших европейских экономик (остальные — это Германия, Франция и Италия), а также две из трех европейских стран, которые обладают ядерным оружием и креслом постоянного члена Совбеза ООН (в союзе останется лишь Франция).
Как бы то ни было, в отличие от России, в противостоянии ЕС и Великобритании нет и намека на военный характер. Лондон собирается остаться полноценным участником европейской безопасности посредством НАТО. Существенный фактор, но разве военная политика может встать выше всего остального? Экономика и ее интересы играют ключевую роль для понимания внешней политики стран. И их как раз-таки достаточно для мотивации поддержки или решительного противодействия по тем или иным вопросам.
Не сказать, чтобы страны ЕС несли какую-то ответственность за сложившееся противостояние. Разве они сделали что-то плохое? Ну, так британцы тоже. Неужели у них нет права вернуть суверенитет, если им того хочется? Но пусть даже никто не виноват, это не отменяет существования противостояния интересов, которое может приобрести столь же структурный и глубокий характер, что и противостояние интересов России и ЕС.
В трагедии ход событий в некотором роде неподконтролен человеку. Печальный конец истории фатален, то есть является результатом «фатума», судьбы, ситуации, а не делом рук человека или следствием его ошибок. История Европейского Союза и согласия европейских народов… обернется трагедией?
Потенциальная катастрофа для ЕС
Есть ли шансы на то, что ситуация сдвинется в сторону большего панъевропейского согласия? Честно говоря, их немного. Исключенная (или сама исключившая себя) из согласия европейская страна делает все, чтобы ослабить его единство. Это неприятно. А что, когда таких стран две? Одна страна в роли козла отпущения может в некоторых случаях способствовать сплочению рядов остальных. Но получится ли сделать то же самое, если стран две?
К историческим сравнениям следует подходить с осторожностью, поскольку в прошлом еще никогда не было точно такой же картины, как сейчас. Но хотя история никогда не повторяется, в ней зачастую прослеживается рифма. Лондон и Москва вдали от остальной Европы, их подталкивают обстоятельства… Да, рифма тут определенно есть.
Английские и российские националисты, которые проводят четкую параллель между нынешними временами и эпохой Наполеона, Первой мировой войны или Гитлера, тем самым лишь выставляют себя на посмешище. Все теперь совершенно иначе за исключением лишь того факта, что обе эти страны оказываются в одном положении. И могут даже объединиться в действии, чтобы ослабить крупное образование, которое становится для них серьезным неудобством или даже угрозой просто в силу самого своего существования.
Как избежать катастрофы? Очевидный путь
Разумеется, решение или направление, в котором нужно двигаться, довольно понятно. Именно избыточное единство существующего панъевропейского согласия (оно было навязано высеченными в мраморе договорами) подтолкнуло Лондон к выходу и определенно связано с нараставшим в течение нескольких лет конфликтом Европейского Союза и России (начавшийся в 2014 году украинский кризис представляет собой показательный пример плохо кончившейся борьбы за влияние ЕС и России). Более гибкое и мягкое по отношению к суверенитету каждой страны европейское согласие могло бы сохранить Великобританию в союзе и установить тесное партнерство с Россией (пощадило бы оно и Украину, которой не пришлось бы делать выбор между одним и другим), а также привести в перспективе к общему объединению.
Короче говоря, «Европа наций» или «Европа от Атлантики до Урала», как говорил Де Голль, одновременно шире, потому что обладает по-настоящему континентальным характером, и легче, поскольку опирается исключительно на военный альянс, культурный обмен, научно техническое сотрудничество и общие внешние тарифы, не посягая на суверенитет своих членов, то есть их право решать, что их касается в плане законов, бюджета и границ.
Так, нельзя ли все изменить, примириться с Россией, сохранить Великобританию в семье и успокоить усиливающуюся напряженность? У Польши и Венгрии есть полное право на самоуправление, даже если их руководство не по душе Брюсселю. У Греции есть право на дефолт при необходимости, у Франции и Италии — на восстановлении экономики, у Германии — на сохранение столь крепкой валюты, как марка. Если взглянуть на наши обязательства, а также прошлое Европы и ее будущее, может, всем нам лучше было бы быть членами более-менее свободной команды и «галльской деревни», где каждый делает то, что считает нужным, а не тесно связанной группы, внутри которой все сильнее нарастает напряженность?
Звучит все, конечно, красиво, только вот препятствия очень серьезны. Существует подписанный и ратифицированный Лиссабонский договор (2). Причем в этот договор практически невозможно внести поправки, потому что для этого потребовалось бы единогласие всех стран, которое представляется весьма сомнительным и в любом случае совершенно невозможным кроме как через несколько лет с учетом колоссальных масштабов переговоров. Существует единая валюта, отказ от которой любым путем помимо добросовестных переговоров привел бы к огромной шумихе и разгулу страстей. В то же время сохранение в системе означает, что все разнообразные экономики стран-членов пытаются загнать в одни и те же рамки, что вызывает все большее недовольство (достаточно взглянуть на последствия в Италии и Испании: сильнейшая безработица среди молодежи, увеличение долга и т.д.) и способствует росту внутренней напряженности.
Можно представить себе попытку отойти от нынешней логики и заменить ее «Европой наций». Речь идет не о поправках в текущий договор, что практически неосуществимо, а о его полной замене. Наверное, это единственный возможный путь.
Такая стратегия была бы желательна, однако гарантии успеха тут нет. Именно это предлагают ряд кандидатов в президенты, в частности Марин Ле Пен и Николя Дюпон-Эньян, тогда как Жан-Люк Меланшон считает нужным сохранить ЕС, но заставить там всех прислушаться к голосу Франции, что, честно говоря, звучит не слишком реалистично.
Только вот ничего может и не произойти, если никто из этих кандидатов не добьется победы. А история, как известно, не ждет.
Что может утянуть за собой ЕС в случае развала?
Отступление перед необходимостью реструктуризации означает смирение с судьбой. Да и есть ли еще эта судьба? Как было еще в древности начертано на стене, федеральная Европа обречена, поскольку слишком сильно противоречит реалиям разнообразия европейских народов, их историй, подходов и интересов.
Но касается ли надпись любых попыток панъевропейского согласия, даже «Европы наций»? То есть, когда федеральная Европа окончательно обернется провалом, взаимопонимание и положительные чувства друг к другу европейских народов настолько пострадают, что им будет слишком сложно принять даже облегченную и более свободную версию панъевропейского согласия?
Пока что отрицательные эмоции еще не достигли по-настоящему опасного уровня, однако они явно начали набирать силу за последнее десятилетие:
— Десять лет назад было просто немыслимым называть южных европейцев лентяями и ворами, а сейчас это позволяют себе даже еврократы, а в обиходе укоренилась кличка «свиньи» (от английского PIGS: Portugal, Italy, Greece, Spain).
— Немцев же никто не называл «нацистами», в чем сейчас не отказывают себе газеты в Греции, Италии и Польше при любом накале страстей.
— Страны Центральной Европы никто не винил за избранные ими правительства.
— Это не говоря уже об антироссийских настроениях на Западе и антиевропейской пропаганде в российских государственных СМИ.
— Что касается возможного направления развития отношений Великобритании и остального континента, тут все и так понятно.
В 2013 году Франсуа Эйсбур (François Heisbourg) выразил в «Конце европейской мечты» опасение по поводу того, что беспорядочный (что самое важное) развал еврозоны и связанные с ним потенциально огромные финансовые потери может породить новые Dolchstoßlegende («легенда об ударе ножом в спину», распространенный в Германии после Первой мировой войны миф, который успешно использовался Гитлером), то есть веру стран в то, что именно их сосед несет ответственность за выпавшие на их долю страдания. Этот процесс явно уже начался, хотя пока еще не достиг непоправимой стадии. Он может резко ускориться, если еврозона распадется не переговорным путем, а в силу событий, что будет чревато на порядок большими потерями и ущербом.
Эйсбур представлял себе, как Меркель и Олланд проводят тайные переговоры, а затем внезапно сообщают всем о расформировании еврозоны. То было жертвой с точки зрения европейских убеждений автора, однако жертвой необходимой для спасения хотя бы чего-то от ЕС и взаимопонимания европейцев.
Разумеется, такое решение было и остается малореалистичным в политическом плане. Вера в Европу правительственных элит достигла уровня религии или по крайней мере идеологии.
Как писал Дюпон-Эньян в 2004 году, «Европа мчится по направлению к стене, набирает скорость и сигналит!»
Если не будет предпринято никаких решительных попыток для того, чтобы изменить судьбу ЕС и превратить его в Европу родин» (это предполагает в первую очередь полный пересмотр текущего договора), перед нами встанет вопрос сохранения добрых чувств европейцев друг другу, которые кажутся нам сегодня совершенно естественными (или казались десять лет назад).
Ставки на президентских выборах во Франции поистине вышли на исторический уровень.
******************************
1. Напомним, что:
— 80% населения России, чья территория протирается до Тихого океана, проживает в ее европейской части, то есть к западу от Урала;
— ее история с XVII века неразрывно связана с историей Европы, с которой ее роднят ключевые цивилизационные параметры, несмотря на бесспорную оригинальность;
— она уже не первый век является европейской державой и признается таковой, что было отправлено под спуд лишь по политическим причинам в ходе холодной войны, которая, кстати, закончилась;
— она играла активную роль в европейской истории, будь то войны, искусство, наука, идеи или войны;
— больше половины внешней торговли России приходится на ЕС, а примерно две трети — на географическую Европу (примерно так же обстоят дела и у Великобритании).
2. Он был ратифицирован в 2008 году французским парламентом вопреки однозначному несогласию французского народа на референдуме 2005 года по Европейской конституции, основные позиции которой получили отражение в Лиссабонском договоре.
Алекси Туле (Alexis Toulet)
Фото: REUTERS, Christopher Furlong/Pool