Александр АНДРЮШКИН. СВИДЕТЕЛЬСТВО О ВЕРЕ

Однако раньше, чем спорить о сроках, нужно решить принципиальный вопрос: а происходит ли, действительно, возвращение Церкви в общественное поле, не имеем ли мы дело лишь с малым всплеском, после которого научно-технический прогресс возобновит своё триумфальное шествие?

Эту дилемму, разумеется, может решить только сама жизнь, и каких-либо особых аргументов я привести не могу. Поэтому моя статья, в основном, является свидетельством о моей собственной христианской вере, хотя есть и ещё один вопрос, который я хотел бы осветить в связи с начатой дискуссией. По-моему, он буквально криком кричит, аналитики же упорно обходят его стороной. Это вопрос о том, каким именно общественным слоям сегодняшней России выгодно усиление Церкви, а кто, наоборот, противится ему всеми силами.

Но прежде, чем я попытаюсь ответить на этот вопрос, скажу о тех трёх авторах, чьи статьи и составили книгу «Загадка 2037 года». А. Трапезников процитировал их поневоле усечённо, так что они выглядят какими-то не умеющими логически мыслить радикалами. Между тем, Виктор Митрофанович Острецов (1942 г.р.) – авторитетный мыслитель патриотического крыла нашей культуры, чьи книги начали выходить ещё до 1991 года, т.е. его никак нельзя причислить к плеяде «плодовитых авторов времён компьютерного набора».

О масштабе личности иеромонаха Романа (Александра Ивановича Матюшина, 1954 г.р.) красноречиво говорит хотя бы тот факт, что ему посвятили серьёзные статьи покойный В. Распутин, академик А. Корольков, Л. Ильюнина (главный редактор журнала «Православный летописец Санкт-Петербурга») и многие другие. В. Распутин писал о нём: «Помню, какое сильное впечатление произвели на меня песнопения иеромонаха Романа, когда я услышал их впервые. Они навсегда вошли в то русское духовное и культурное «избранное», в котором искал я утешения и возбуждения, когда требовалось в одиночестве от себя, от своего «я», перейти к России».

Став монахом в 1983 г., отец Роман по благословению старца Николая Гурьянова продолжал писать песни, и сочинения его привели к Богу тысячи людей; вот уже более 20 лет он живёт в Псковской области в скиту, который стал местом паломничества верующих не только из России, но и из зарубежья. Взгляды же отца Романа могут показаться радикальными только в том случае, если вырвать его цитаты из контекста.

Наконец, скажу об авторе большинства материалов в книге «Загадка 2037 года» – о священнике Георгии Владимировиче Селине (1964 г.р.). Лучше всего, конечно, прочитать саму книгу, о которой идёт речь, но тем, кто её не сможет достать, я могу посоветовать ознакомиться с идеями Г. Селина на «Русской народной линии», где размещено более двадцати его статей разных лет. Материалы Г. Селина можно и нужно читать со вниманием, хотя порой они, и правда, представляются излишне эмоциональными – но за этими эмоциями видна искренняя вера. Да и в сильных логических способностях Г. Селину не откажешь, в подтверждение чего я приведу точную и без купюр цитату, завершающий абзац его статьи «Загадка 2037 года», давшей название всей обсуждаемой книге:

«Что скажем в итоге? Какую тему из намеченных тем завершим? Завершим все. Если оскорбляющая Дух Божий (ср. Еф.4:30) телевизионная революция не будет прекращена затеявшими её революционерами, если церковь Божия не противостанет сатане, и если пушкинская звезда непреложно будет стоять над Россией, то придёт 2037 год, который во столько раз будет страшнее 1937 года, во сколько раз телевизор и интернет громче поют льстивые песни об империи и свободе, чем пел их поэт Пушкин».

Как видим, среди угроз нашей культуре назван не один только её «пушкиноцентризм». В первую очередь, указано на технологическое помешательство нашего времени (на наше увлечение телевидением и прочими «форматами», скорее, чем их содержанием); во вторую очередь говорится о проблемах в самой церкви; и лишь в третью – о литературе.

Статьи Г. Селина и сама обсуждаемая книга адресованы скорее верующим воцерковлённым людям, чем тем, кого можно назвать большинством творческой интеллигенции, так что у меня даже нет уверенности, что все три указанных автора захотят и смогут принять участие в дискуссии в «ЛР», хотя в первую очередь пояснить свои мысли должны были бы именно они.

Теперь я вернусь к важнейшему вопросу о том, кому именно выгодно усиление роли Церкви в нашем обществе. Ответ мой, быть может, покажется расплывчатым, однако я убеждён: возрождение Церкви выгодно и желанно прослойке наиболее ответственных и работящих людей во всех классах нашего общества – в бизнесе и госслужбе, среди рабочих, интеллигенции и фермеров, даже среди эстрадных звёзд и спортсменов. И наоборот: лентяям и бездельникам (обоего пола) Церковь – ни к чему. Проиллюстрировать это я попытаюсь парадоксальным примером спорта.

Несколько лет назад мне довелось побеседовать с тогдашним духовником Олимпийской сборной России священником Николаем Соколовым, и он рассказал мне, что, по его наблюдениям, «чистые на допинг» спортсмены, как правило, религиозны, а вот те, кто делает ставку на химические препараты, отвращаются и от церкви, не исповедуются и не причащаются. Хотя батюшка тут же заметил, что это – всего лишь его догадки и что никаких доказательств применения допинга кем-либо из российских спортсменов у него нет.

Мимоходом скажу, что и мне наши российские спортсмены кажутся более «чистыми» на допинг чем западные (вспомним хотя бы до предела накачанных химией сестёр-теннисисток Уильямс), хотя, как и у уважаемого протоиерея Н. Соколова, конкретных данных на этот счёт у меня нет. Но допинг мне кажется хорошей универсальной метафорой: те, кто ведут нечестную игру в пользу Запада, кто берёт взятки для того, чтобы контрсанкции не работали, кто делает всё, чтобы наши прилавки по-прежнему были завалены якобы «качественными и дешёвыми» импортными товарами, – эти люди вряд ли пойдут в храм Русской Православной Церкви.

Вы можете себе представить, уважаемый читатель, чтобы прозападный политолог Познер или профессор-либерал Ясин и его коллеги из Высшей школы экономики стояли в очереди чтобы приложиться к мощам Святителя Николая? Я не могу.

Вы можете себя представить, чтобы режиссёр Учитель молился перед образом святых мучеников – убиенного Николая и его семьи? У меня в сознании такая картинка не возникает.

Вы можете вообразить, уважаемый читатель, чтобы «художник» Павленский, прибивший свои гениталии к Красной площади, потом пошёл бы в церковь и чистосердечно покаялся или хотя бы поставил свечку? И в это я не верю.

И так далее. Чем бездарнее и скандальнее личность, чем она более склонна играть не по правилам (а в критические моменты бегать жаловаться в Европейский суд по правам человека), тем меньше вероятность, что эта личность захочет возрождения Русской Православной Церкви.

И наоборот: простой отечественный производитель, так ли, этак ли, но работающий, пусть даже нарушая какие-то нормы, пусть выпуская пока не очень качественный товар (но я, например, принципиально покупаю только кроссовки отечественного производства, хотя они довольно быстро разваливаются), – такой производитель кровно заинтересован в укреплении Церкви. Потому что, по большому счёту, ему и опереться-то больше не на кого и не на что.

Теперь хотелось бы сказать о мнимом «отсутствии любви» у авторов книги «Загадка 2037 года», о чём сразу же стали писать авторы комментариев в электронных СМИ. На это же указал (по-моему, «попав пальцем в небо») и первый участник дискуссии, представитель молодого поколения литераторов Андрей Тимофеев. В № 19 «ЛР» А. Тимофеев написал: «Но самое главное, горько оттого, что в книге почти нет ничего о любви».

О диалектике «любовь – ненависть» в отношении христианства кто только не рассуждал; об этот вопрос спотыкаются полемисты вот уже много столетий. Действительно: с одной стороны, «подставь другую щёку», а с другой, «Я не мир принёс, но меч». Между столь широко расставленными вехами может уместиться вообще любая практическая программа, от полного непротивления до фанатичной боевитости – и то, и другое бывало в истории, причём под одной и той же вывеской, «христианство».

И всё-таки есть в христианстве то, что объединяет и «меч», и безграничную любовь, и это – ощущение поворотности и небывалости, свойственное христианской религии.

Иисус – Сын Божий; это – либо невероятно наглая ложь, либо, в самом деле, невиданное чудо, которое не может и не должно повториться дважды. Господь вочеловечился первый и последний раз в истории, и подтверждение этому – одна-единственная перемена календаря с «до нашей эры» на «нашу эру».

В момент Рождества Христова человечество как бы прошло через нулевую точку в системе координат, в которой минус сменился на плюс. И можно сколько угодно говорить, что разницы, мол, нет и что положительная часть шкалы ничем не отличается от отрицательной...

И всё-таки мы понимаем, что, если ты должен кому-то крупную сумму, то это одно, а если тебе причитается такая же сумма, то это совсем другое... Минус и плюс – совершенно разные символы, и в этом их смысл и назначение. Точно так же мир до Христа и мир после Рождества Христова строятся на разных принципах. В этом и состоит радикализм христианства и, кстати, в этом – непримиримость христианства с наукой, которая всё-таки (при всём её гуманизме или якобы гуманизме) утверждает, что никакого принципиального изменения в «нулевой год» не произошло. (Здесь, кстати, моё главное несогласие с Г. Селиным: я считаю, что верующие люди должны своего главного врага видеть не в русской литературе, но в нынешней насквозь светской и про-западной «академической науке».)

Принятие Христа как Господа (а это может состояться только при воцерковлении, т. е. при вовлечённости в активную приходскую жизнь), действительно, настолько необратимо меняет мировоззрение каждого человека, что тот, кто этого не пережил, просто не может этого понять. Я бы сравнил воцерковление с такими поворотными событиями жизни как вступление в брак, как рождение ребёнка, как приобретение квартиры или дома, зашита диссертации, получение награды из рук главы государства...

Такие события потрясают нас и буквально перерождают; в эти дни не до отдыха (и, кстати, не до чтения Пушкина); вдохновенная работа – вот, пожалуй, ещё одна аналогия. Только работа эта должна быть на себя и на свою семью: постройка собственного дома, например. Работа «на чужого дядю» – скорее из ветхозаветных переживаний, в христианской же церкви люди чувствуют, что работают именно во имя собственного бессмертия. Отдавая, они получают; помогая другим, они помогают и себе самим обрести «обители в доме Отца».

Ясно, что в этом состоянии вдохновенной работы на себя теряются и растворяются все противоречия, даже противоречие между бескрайней любовью и безжалостностью меча.

Увы, за воодушевлённый самоотверженный труд приходится платить усталостью и упадком сил; за периодами христианского «пробуждения» в любой стране следует время равнодушия и застоя. И тут мне бы хотелось вернуться к вопросу о датировках, т. е. к вопросу о «2037 годе». Именно невиданная радикальность христианского учения и практики и заставляет предполагать наличие у христианства невиданной прочности и живучести. В самом деле, вот уже полтысячи лет Церковь находится под тотальным огнём враждебных ей сил; уже давным-давно французские революционеры заявили, что «повесят последнего короля на кишках последнего попа» (а большевики России эту пошлую фразу приняли за руководство к действию), – и вдруг в самом центре Москвы возрождается Храм Христа Спасителя!

Поистине, если возможно такое, то возможно в мире всё, – так показалось многим в России. Но реальность обернулась для Церкви более суровой стороной... Пример: быстрая перегруппировка высшей школы, куда Церковь теперь не подпускают...

Восстановление Храма Христа Спасителя – это как разгром немцев под Москвой в декабре 1941 года: событие показало, что Россия ещё жива, но не более того. Для настоящего разгрома врага потребовалось ещё три с половиной года тяжелейшей войны...

Именно поэтому я и сказал в начале статьи, что не думаю, что что-то решится в 2037 году, т. е. в обозримом будущем. Даже если вскоре произойдут невероятные беды (предположим, даже инцидент на атомной станции или самое страшное: применение какой-то страной ядерного оружия), – всё равно этот катаклизм в отношении дилеммы «христианство или атеизм» останется нейтральным. Как атеистическая, так и христианская партии будут обвинять в произошедшем своих оппонентов.

Потребуется очень долгая и изматывающая – длиною в столетия – борьба и работа для того, чтобы вытеснить все те бесчисленные атеистические идеологемы, которые «наработало» человечество за прошедшие столетия.

Поблагодарим же авторов книги «Загадка 2037 года» за их честную позицию и за свидетельство о собственной вере. Поблагодарим и Александра Трапезникова, и редакцию «ЛР» за начатую дискуссию, которой очень не хватало в культурном пространстве современной России.

Александр АНДРЮШКИН

г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ