Режиссер Антон Бильжо: «Мне нравятся зависшие, нерешительные персонажи»

В кинотеатрах в ограниченном прокате идет фильм - лауреат фестиваля «Окно в Европу» «Амбивалентность» режиссера Антона Бильжо. Фильм рассказывает историю запретного романа начинающего психиатра с матерью лучшего друга. Специальный корреспондент ЕАН поговорил с режиссером фильма о психиатрии, «чернухе» в русском кино и о поиске универсального рецепта спасения.



-Антон, это ваш первый фильм, снятый по чужому сценарию. При этом его авторы, Сергей Трамаев и Любовь Львова, еще и режиссеры. Обычно они сами снимают картины по своим сценариям. Как к вам попал этот сценарий и почему вы решили его делать?

-Да, это режиссеры фильма «Зимний путь» очень интересные ребята. Со сценарием была такая история… Они писали его для себя, потом продали этот сценарий продюсерам, потому что у них по времени не получалось, и уже дальше продюсеры предложили этот фильм мне. У фильма два продюсера: Ася Темниковой и Ольга Цирсен. Ася пришла ко мне перед Новым годом с готовым материалом и попросила прочитать его. Решение нужно было принимать быстро, через месяц нужно было вступать в производство.

-Деньги на проект уже были и вы в этот раз не заморачивались с финансированием?

-Конечно, в этом было еще одно преимущество.

Мне очень нравится фильм этих ребят «Зимний путь», но все это не совсем моя стилистика. Здесь тоже были другие акценты и референсы. Да и герои были другие. Главную героиню они представляли этакой Изабэль Юппер. Парням было по 18 лет. Это не совсем соответствует правде жизни, потому что в 18 лет психиатров не бывает, они должны закончить «мед» сначала. То есть они стали старше, чем были первоначально. И вся история немножко поплыла, пропали акценты, которые предполагали сценаристы. Дальше я искал свой собственный ключ к этой истории. Внутри чужого материала пришлось находить свои темы, обнаруживать что-то свое. Оказалось, что можно присвоить материал и работать по чужому сценарию. Для меня это было очень интересно. В результате я нашел там несколько важных мне тем, над которыми думал.

-А как вы для себя их сформулировали?

-Мне нравятся зависшие, нерешительные персонажи, пограничные состояния человека. Люди, которые находится в иллюзии относительно самих себя. Каждый герой «Амбивалентности» завышенного о себе мнения, каждый думает о себе немножко лучше, чем он на самом деле есть. Петя представляет, что он просто сумасшедший музыкант-барабанщик. На самом деле он плохо на барабанах играет. Катерина Сергеевна мечтает о безумной любви. Она простой экскурсовод, но хочет оказаться в сказке. Мечта о такой невероятной любви в результате приводит к трагедии. Третий герой, Стас, мечтает быть профессиональным психиатром, он человек правил, этики. Все это заканчивается в его случае совсем плохо.

-Прежние ваши фильмы были почти фантасмагориями. Здесь мы имеем дело в каком-то смысле с социальной драмой. Как вы работали с новым для себя жанром?

-Да, действительно я снимал более фантасмагорические истории. Мне кажется, здесь это тоже есть. Сдвиг по фазе, то есть не совсем реальность. Хотя вроде реалистичная история абсолютно. Да, для меня не совсем характерная. Но в этом-то и был вызов – попробовать по-своему ее снять. Основа истории вполне реальна, и сразу было понятно, что надо реалистично снимать этих героев и этот сюжет. Но дальше я придумывал элементы, которые немножко не из реальности. Например, сам финал не предполагался именно таким. Я пытался внести что-то свое. Хотя понятно, что сказку из этого не сделаешь, это психологический триллер. При этом психологическая составляющая мне понравилась: и пограничные состояния, и инфантильные, нерешительные герои, которые не понимают, что с ними происходит, — это все мне близко.

Мне кажется, в сценарии было больше однозначной страсти, любви. Была такая чистая любовь молодого человека. В итоге же все получилось немного двойственно, а двойственность мне близка.

-Правильно ли я понимаю, что если формулировать, о чем именно вы делали фильм, то можно сказать: о том, как люди расстаются с иллюзиями о самих себе?

-Это одна из тем, да. Другая тема - это попытка понять свои чувства. Было интересно, что герой не понимает, что он чувствует, не осознает. Там большой материал для того, чтобы найти какие-то очень пограничные состояния. Третья тема: было интересно столкнуть две разных жизненных позиции. Позицию наблюдения, неучастия, как у Стаса, и такого очень активного участия Пети в жизни, когда ты раздвигаешь границы, когда ты полностью захвачен процессом жизни.

-И какая позиция вам лично ближе?

-Я думаю, что я воспринимаю обоих парней как части самого себя, которые не могут договориться. Позиция наблюдения и позиция участия. Я, например, не могу определить меру участия в жизни. Мне было интересно, как они будут взаимодействовать, как они вообще проживут эту историю. Стас все время хочет поговорить, Петя тоже вроде бы готов, но разговора так и не сложилось. Для меня это все внутри меня самого происходит. Я как будто превратился в двух персонажей. Они мне оба близки, но при этом я не могу сказать, что кто-то из них положительный персонаж. Мы все равно рассматриваем это как мир в пробирке. Мы придумали условия, уже понятен финал. Там нет никакого переворота, мне кажется, все понимают, куда это катится. Но интересно детально и подробно рассмотреть, как герои превращаются в то, во что они в финале превратились. И как они проживают эти маленькие фазы. Как жизнь подготавливает их к такому драматичному поступку, к непониманию, сумасшествию.

Тут нет борьбы героев и нет победившего. Проблема в том, что герои пытаются наладить диалог с реальностью, в нее вступить. Они ищут фундамент в жизни. Стас хочет получить ответ от жизни: что с ним не так, почему он не может участвовать в жизни, почему он недостоин любви. А Петру необходим фундамент. Он как буек: его штормит, то туда, то сюда болтает. Он экспериментатор, которого должно что-то остановить. Как будто его может остановить Екатерина Сергеевна, взрослая, придуманная им любовь. Как будто он играет во взрослого. Они решают свои проблемы. А друг с другом они не борются, потому что друг до друга они вообще не доходят. У них нет точек пересечения. Они все существуют внутри своего кокона.

-Советовались ли вы с психиатрами во время работы над этой историей?

-Да, мы сразу консультировались. Мой отец - психиатр Андрей Бильжо. Я ему показывал сценарий, он внес свои правки. На площадке тоже был консультант, Артем Слюсарев, он многое подсказывал. То есть все время мы были с психиатрами на связи во время этого проекта. Артем сыграл камео, врача, и то, что он говорит там про норму, что психиатрия не занимается нормой, – это вообще его импровизация, его собственные слова. Это его отношение к тому, что происходит. Он был против, кстати, идеи, которая была на поверхности, что все психиатры немного «тютю». Тут «тютю» у всех получается. Надо шире смотреть.

-Вы сказали, что были очень сжатые сроки запуска. Расскажите о подготовке к съемкам.

-Все происходило очень быстро, на подготовку было около месяца. За это время надо было погрузиться в сценарий, его немного переписать, провести кастинг. Я накануне видел фильм «Близкие», где играл Даня Стеклов. Он мне очень понравился. Я сразу представлял, что он и будет Петей. Егора Морозова, который играет Стаса, я нашел во время кастинга. Как-то он точно сделал этого Стаса. Ольга Цирсен, одна из продюсеров фильма, сразу должна была играть Катерину Сергеевну. Перед тем, как взяться за этот сценарий, я по скайпу с ней поговорил и увидел, что она личностно подключена к этой истории. И неслучайно она хочет сниматься. Я подумал: «Вот смелая женщина. Выбрала для себя такую историю. Готова в ней принимать участие, с обнаженными сценами…» Было страшно, с одной стороны, с другой стороны - интересно. А в результате она оправдала ожидания и работать было более комфортно, чем предполагал. Я же не знал, как будет вести себя продюсер, который играет главную роль. Может быть, она будет мною руководить, говорить, как ее снимать. Но этого не было, она была очень гибкой, слушала, была в моих руках инструментом, делала все, что ей говорили. Не вмешивалась абсолютно.

-А сами съемки проходили в Москве?

-Да, фильм снимался в Москве. Одна смена, сцена в музее, снималась в Петербурге. Мы хотели снять Пушкинский музей в Москве, но нам его не дали, и тут помог Петербург. Там были очень смешные бабушки-смотрительницы. Одна из них реально принимала участие в фильме. По задумке Петя идет по музейным залам, свистит, подбрасывает шапку. И вдруг во время съемки мы видим, что бабушка-смотрительница за ним реально увязалась и говорит: «Не свисти! Не свисти!» Она в каждом дубле по-разному делала ему замечания, от чистого сердца. Настоящая петербургская бабушка. И мы оставили ее в кадре.

Но в основном мы снимали в Москве. Нам не раз говорили, что на Москву не похоже. Но, например, то место, где происходит драка, - это реальное место в Москве, где останавливаются троллейбусы, а водители троллейбусов там отдыхают. Там все завешано фанатскими шарфами. Мы даже ничего не меняли. Ну и сложился какой-то город: не то Москва, не то нет. Получился собирательный образ российского города.

-Фильм рассказывает о проблемах молодых людей. Ваш зритель – это молодая аудитория?

-В фильме не только молодые с проблемами. Там и взрослая женщина переживает такой же кризис, она до сих пор хочет любви. Я знаю таких взрослых женщин. Если говорить про аудиторию фильма, то, мне кажется, это люди, которые заняты проблемами отношений, любовных отношений, отношений с родителями. Они пытаются еще что-то понять. Вне зависимости от возраста фильм для тех, кому интересно рефлексировать на тему болезненности отношений, на тему собственной замкнутости, невозможности найти с миром связь.

-Часто российский зритель любую драму называет чернухой. События в вашем фильме действительно драматичны. Как объяснить зрителю такой непростой жанр?

-Наш фильм — это трагедия фактически. Трагедия – высокий жанр. При этом она смешная. Честно говоря, в залах на премьерах в Петербурге и Москве все смеялись. При этом история заканчивается грустно. Грустные истории оставляют долгое послевкусие. Нужно посолить блюдо, чтобы почувствовать его вкус. Из-за этого они дольше остаются с вами, глубже проникают в вас. Вы можете продолжать вести с ними диалог: правильно – не правильно. Из-за того, что сложная история плохо кончается, ее можно дольше вспоминать. Может, поэтому режиссерам нравятся сложные вещи. Самоцели делать чернуху, конечно, ни у кого нет

-А в чем бы могло быть спасение ваших героев?

-Меня спрашивали, могла бы эта история хорошо закончиться. Могла бы, если бы они поговорили, нашли бы слова, поставили бы себя на место другого человека, вышли бы из кокона своей рефлексии. Посмотрели бы на мир глазами друг друга, возможно, поняли бы Екатерину Сергеевну. Такое бывает в жизни, но бывает и по-другому.

Это история довольно инфантильных героев, героев, которые ковыряются сами в себе. Они весь фильм борются каждый сам с собой. У них нет глубокого взаимодействия. Стас все время хочет поговорить с Петей. Ему кажется, что он как продвинутый психиатр найдет слова, что сейчас все по полкам расставит, проговорит, как принято в психологии, осознает, тот ему все объяснит. А оказывается, тот не хочет ему ничего объяснять. У героев все время несовпадение фаз. Каждый движется по своей траектории и как будто не видит другого человека.

Мы должны всегда ставить себя на место другого. Вы видите, что происходит в мире: женщины становятся мужчинами, и наоборот. Получается, нет границ между людьми, даже между мужчинами и женщинами нет границы. Есть только тот факт, что мы все люди и у нас есть потребность в любви. Единственный способ, отбросив даже гендерные роли, почувствовать другого человека. Как это можно сделать? Это большая работа. Нужно привлечь все силы, чтобы увидеть, что с человеком происходит. Чтобы не говорить: «Я мужчина, поэтому я главный». Чтобы не было такого: «Я женщина, поэтому я зависима и вечно обижена». Все герои испытывают потребность в любви. Удивительно то, что они не могут ею обменяться. При этом все друг друга любят. Но мало просто любить, видимо. Нужно понимать другого и что ему нужно. Нужно чувствовать другого и ставить себя на его место. Необходимо, чтобы все барьеры и границы размылись и была возможность из себя выйти и стать другим.

 «Картина, созданная по канонам греческой драмы». О фильме Бильжо «Амбивалентность»