Вот в эту правду надо макать брехливые хари гейропейцев!
Чем больше откровенной лжи бывших “союзничков” в адрес СССР периода Второй мировой войны, тем больше радости у внутренних откровенных нацистов, жаждущих пить баварское и страдающих, что они никто в этом мире.
Не замечали: чем меньше профашистская личность, тем больше от неё вони.
А теперь читайте (это документально подтверждено в миру), что творили европейцы с гражданскими лицами в послевоенные годы и сравните с тем, в чём обвиняют период правления Сталина.
Итак!
Депортация крымских татар (с радостью сотрудничавших с фашистами) с семьями в другую область страны, чтобы их свои же не прибили, или депортация гражданского немецкого населения (старики, женщины, дети) Судетской области в другое государство.
Пешком!
Думайте.
Да и оправдываться нам не в чем. Хватит! “Запад осуждает Сталина за то, в чем виновен не меньше.
Тридцатого мая отмечается 75-летие трагического эпизода послевоенной Европы — так называемого Брюннского марша смерти.
Скажем прямо, это событие не так широко освещается европейскими СМИ, как “сталинские депортации народов” или антисоветские мифы о войне, особенно активно раскручивающиеся в последние годы. Оно и понятно: некоторые исторические факты не вписываются в современный европейский нарратив о вине СССР за все, что происходило до и после Второй мировой войны. А их обсуждение поневоле заставляет задуматься о том, в чем же пытаются обвинить советскую Россию, если выясняется, что сталинская политика относительно депортаций по этническому принципу являлась не только обыденностью для послевоенной Европы, но была еще и гуманнее на фоне тех этнических чисток, которые творили государства, ныне особо активно обвиняющие Москву.
На самом деле 55-километровый смертельный поход этнических немцев Чехии из Брно до границы Австрии, начавшийся 30 мая 1945 года, — лишь один из множества эпизодов самой массовой депортации народов в истории Европы. По оценкам американского историка Р. Дугласа, специализирующегося на этой теме, результатом такой политики стало перемещение 12-14 миллионов немцев (до четверти населения современной Германии — это депортированные лица или их прямые потомки). Точное число жертв назвать не может никто — от 500 тысяч до 1,5 миллиона. Подчеркнем, речь идет не о нацистах, не о солдатах вермахта, не о военных преступниках. В основном это женщины, старики, дети, поскольку мужчин немецкой национальности Гитлер поголовно поставил под ружье и к маю 1945-го они либо погибли на фронтах, либо находились в лагерях для военнопленных.
Следует особо подчеркнуть, что ответственность за эти массовые депортации в равной степени несут все страны-победители. Данная политика — результат всеобщего консенсуса, который был определен задолго до разгрома нацизма. Наверное, именно поэтому американские и европейские политологи не так любят вспоминать те события, как гораздо менее масштабную депортацию крымскотатарского народа, ведь в данном случае исключительно Сталина не обвинишь, придется признавать, что его политика вполне вписывалась в общепринятую практику Запада.
Еще до окончания войны лидер правительства Чехословакии в изгнании Эдвард Бенеш публично объявил судетских немцев “пятой колонной” и пообещал им ответственность за их “предательство”. В августе 1944 года польское правительство в Лондоне так же постановило, что тех немцев, “которые не покинут польскую территорию после войны, выселят оттуда”. Все эти планы поддержали правительства Великобритании и США. Уинстон Черчилль на дебатах в парламенте 15 декабря 1944-го публично одобрил массовую депортацию, считая это ключом к разрешению этнических конфликтов в будущем.
Хотя руководство Пражского восстания в мае 1945 года подписало обязательство перед уходившим из города нацистским гарнизоном о том, что гражданское немецкое население не подвергнется преследованиям, этническая чистка началась сразу же. Чехи бросились казнить немецких раненых солдат в госпиталях, а заодно расправлялись и с гражданскими. Так, из окна выбросили пожилую немецкую женщину, до смерти забили на улице музыканта из гастролировавшего в Праге германского оркестра. Жертвами порой становились немецкоговорящие евреи и даже чехи, если в их бумагах местом рождения значилась Судетская область.
Причем это происходило повсеместно, не только в столице. Британка Марджори Куинн, проживавшая в городке Трутнов в Северной Чехии, в июне 1945 года в письме сестре с ужасом описывала убийства и изнасилования, которые творили местные жители в отношении этнических немцев. Она подчеркивала, что контрастом было поведение Красной Армии. Наши бойцы чаще всего как раз пытались остановить массовые убийства и организовать упорядоченную депортацию, дабы избежать жертв.
Но и чехи, и поляки приступили к “диким депортациям”. Поначалу выбирали тех, кто живет в богатых домах, ведь все это доставалось новым властям. Как это было и в случае с “маршем смерти” из Брно, к судетским немцам приходили только что сформированные вооруженные отряды полиции или самообороны (причем зачастую в них записывались и вчерашние полицаи, вполне нормально сотрудничавшие с нацистами), давали час-два на сборы, разрешая взять где-то десять, где-то 30, а где-то 50 килограммов личных вещей, и гнали пешком до границы. Поскольку львиную долю составляли старики и женщины с детьми, многие не выдерживали и падали. Их добивали, бросая на обочинах.
По некоторым оценкам, в “марше смерти” из Брно погибло 1700 человек (есть оценки и в восемь тысяч). Первыми жертвами становились грудные младенцы, поскольку их изможденные матери не могли кормить их из-за отсутствия молока. Одна из выживших участниц этого похода с ужасом вспоминала, что самое страшное началось не на марше, а в импровизированном лагере на границе, где женщин грабили, насиловали, добивали.
А иногда немцам даже не давали дойти до границы. Так, в ночь на 19 июня в моравском городе Пршеров вооруженные чехи вытащили из поезда гражданских немцев и расстреляли каждого — в затылок. Только там убили 265 человек, включая 120 женщин и 74 ребенка, младшему из которых было восемь месяцев.
Один из самых страшных эпизодов — так называемая Устецкая резня. Тридцать первого июля на складе боеприпасов города Усти-над-Лабем произошел взрыв. И даже невзирая на то, что львиная доля погибших были судетскими немцами, местные власти обвинили в теракте “германское подполье”. После чего началась бойня. Погибли сотни человек (по немецким оценкам — тысячи). Людей сталкивали с моста в реку и расстреливали тех, кто пытался выплыть. Многие свидетели указали на то, что в воду бросили коляску с младенцем.
Чаще всего эти казни и пытки были публичными, при стечении народа (благодаря чему сохранилось множество свидетельств). Один из чехов, пораженный увиденным, написал в офис правительства: “Даже бесчеловечные немцы не избавлялись от своих врагов в такой манере, пряча свой садизм за заборы концентрационных лагерей”. Известный британский корреспондент Фредерик Фойгт заявлял, что чехи сами переняли “расовую доктрину, близкую к гитлеровской, <…> и методы, которые не сильно отличались от фашизма”. Он сделал вывод: “Они фактически стали славянскими национал-социалистами”. Современная польская исследовательница Бернадетта Ницшке проводит такие же параллели, признавая, что действия поляков в отношении немцев после войны “зачастую не отличались от действий Гитлера”.
Некоторые методы чехи и поляки переняли у тех, от кого их освободили. Так, в Чехословакии немцев обязали носить повязки с буквой “N”, на них даже рисовали свастики. Многие нацистские концлагеря стали местом содержания и жестоких пыток этнических немцев. Даже гетто кое-где воссоздали, но уже теперь немецкие.
Первые декреты Бенеша вполне можно сравнить с расовыми законами Рейха. Только теперь в правах поражали немецкое меньшинство (хотя в некоторых городах Чехии это “меньшинство” составляло до 90 процентов населения). Итог — тотальное выселение немцев и венгров. Причем это от России сейчас постоянно требуют каяться за те или иные действия Сталина, а законы Бенеша на официальном уровне современная Прага так и не осудила. Мало того, некоторые из декретов дожили до наших дней, вплоть до вхождения Чехии и Словакии в Евросоюз. И снова-таки Прага была не одинока в этом. Аналогичные действия предпринимались и в послевоенной Польше, и в Югославии, Румынии, даже в Нидерландах (операция “Черный тюльпан” в 1946-1948 годах).
Но заметьте, громче всех кричат о “сталинских депортациях народов” представители тех стран, где устраивали гораздо более массовые и гораздо более кровавые переселения своих граждан после войны. И СССР, и Россия после 1991 года не раз признавали выселение этнических меньшинств преступлением и предпринимали меры для реабилитации жертв и их потомков. В современной же Европе, громогласно осуждающей “преступления тоталитарных режимов”, стараются свои грехи прошлого не выпячивать. О реституциях и компенсациях даже вспоминать боятся.
К сожалению, и у нас в стране эта тема на протяжении длительного времени была если и не полностью табуированной, то во всяком случае не освещалась и не изучалась в достаточной степени.
Берегли чувства “союзников”, несмотря даже на то, что эти самые “союзники” давно уже обвинили нас во всех своих бедах.
А зря.
Подробно рассказывая о переселении крымских татар или чеченцев и умалчивая о гораздо более массовых депортациях народов в послевоенной Европе, мы действительно рисовали искаженную картину прошлого, создавая впечатление, что политика Москвы того периода была чем-то уникальным и особенным.
Нет, так действовал весь мир, только на Западе это творили гораздо более жестокими методами.
Пора бы уже об этом говорить открыто и громко, чтобы слышали не только в России.”
Автор Владимир Корнилов