Барыня из подземелья. Кем же была эта миллионерша?

Екатерина Максимилиановна Перси-Френч – известная в Симбирской губернии помещица и меценатка. Однако слово «помещица» в случае с Перси-Френч не должно ассоциироваться с дворянской усадьбой и деревенским бытом. Судьба этой женщины напоминает, скорее, приключенческий роман, в котором есть место богатству и нищете, войнам, революциям, арестам, тюрьмам, побегам, стрельбе, дальним странам и самым разнообразным приключениям!

«Не могу не упомянуть также фигуру, крутившуюся по КВЖД между Москвой и Симбирском, Харбином и Лондоном, – вспоминал в 1920 г. будущий редактор владивостокской «Вечерней газеты» и известный писатель Всеволод Иванов. – Симбирской помещицы, английской аристократки леди Перси-Френч, жены какого-то симбирского барина, русского полковника, фамилии которого не помню. Оный полковник пропал в грандиозных своих походах, как иголка в сене, и леди Перси-Френч его искала. Как родственница английского главкома лорда Френча, она телеграфировала и писала в Москву всем, даже Ленину, ей отвечали, но, так и не добившись ничего, она исчезла столь же загадочно, как и возникла».

В сентябре 1920 г. судьба занесла Перси-Френч во Владивосток. Кем же была эта женщина, упоминавшаяся в мемуарах многих людей того времени?

Знаменитые российские князья Голицыны приобрели имение Тереньга в Симбирской (ныне Ульяновской) области в 1764 г. Их местная суконная мануфактура была одной из крупнейших в России. Затем Тереньга перешла во владение тайного советника Скребицкого – жестокого и беспощадного к провинившимся крепостным крестьянам. Для «общения» с крепостными он оборудовал в усадьбе секретный подвал с дыбой и гильотиной. Людей замуровывали прямо в стенах подземелья. Кроме того, Скребицкий решил сделать секретные подземные ходы, ведущие из усадьбы, на случай войн и мятежей.

В этих же лазах он намеревался спрятать часть своих сокровищ. После смерти Скребицкого усадьба перешла к его дочери, а та завещала имение Екатерине Максимилиановне Перси-Френч, которую любила как родную внучку. Таким образом, Френч получила огромное состояние, которое перед Первой мировой войной оценивалось в 50 млн руб. и считалось одним из самых крупных землевладений в Симбирской губернии. Помимо этого у самой Френч также имелись немалые доходы.

Дочь потомственной симбирской дворянки Софьи Киндяковой и ирландского дворянина Роберта Максимилиана Перси-Френч, работавшего в посольстве Англии в Санкт-Петербурге, Екатерина являлась наследницей и совладелицей замка и имения Монивей в Британии. Проживала же она в родовой Киндяковке, недалеко от Тереньги.

Приняв новое имущество, Перси-Френч обнаружила подземные ходы и придумала им свое применение. Крестьяне очень боялись баронессы, потому что она обладала способностью появляться в течение дня в разных местах своих владений. При этом никто не видел ее передвижений: Перси-Френч перемещалась не по земле, а под ней, по своим тайным лазам, доставшимся ей от родственников.

Перси имела парижское образование, но могла скакать на коне и одна в младенчестве переплыла Волгу. Она открыла винокуренный завод, унаследовала стекловаренный завод, водяные мельницы, 13 тыс. десятин земли и 8 тыс. десятин леса (десятина – 1,0925 га).

Покровительствовала Екатерина Максимилиановна и искусству. В 1903 г. она купила в Симбирске один из престижных домов, в котором создала картинную галерею, впоследствии ставшую основой художественного музея. В 1912 г. Перси-Френч заказала симбирскому архитектору проект беседки, которую установила как памятник писателю Гончарову, некогда гостившему в Киндяковке.

Революция застала баронессу в Петрограде. А когда осенью 1917 г. она вернулась в Симбирск, ее имение уже разграбили. «Крушили и ломали все, что попадало под руку, – писала она. – Картины, мебель, посуду. Некоторые из домов поджигали или сносили. Вырубали лес, уничтожали скот, крушили сельскохозяйственную технику».

По требованию Симбирского военно-революционного комитета в винном погребе была уничтожена собираемая годами коллекция выдержанных марочных вин в 3000 бутылок.

Сама Френч вспоминала, что, когда произошла революция, на свободу вышло много преступников: «Все, чем я жила, было разрушено, все замечательные вещи, которые мы имели: они разрушили все леса, фруктовые сады, огороды, затем разобрали дом по камешку и по дощечке и сожгли его. Картины, портреты, груды книг, чайные сервизы, даже посеребренные иконы забрали, стремясь унизить и уничтожить нашу веру. Они кидали в огонь семейные реликвии – Библии и книги с записями дат рождения, смертей и свадеб жителей Киндяковки».

Вскоре и сама хозяйка оказалась в тюрьме – сначала Симбирской, потом Московской. «Нестерпимая духота напоминала мне катакомбы в Венеции. Еда состояла из зловонной селедки и протухшей капусты. Мне стало дурно, когда я вошла в камеру. Шум стоял неописуемый и днем и ночью. Меня мутило от голода. Три месяца мне не удавалось нормально выспаться».

Четыре месяца продержали Екатерину в тюрьме, пока соотечественники не добились высылки ее в Великобританию. Некоторые исследователи считают, что к освобождению Екатерины Максимилиановны был причастен ее троюродный брат Конрад O’Брайен Френч, ставший прообразом знаменитого Агента 007 Джеймса Бонда. Известно, что зимой 1920 г., когда Перси-Френч оказалась в штабе Британского Красного Креста в Финляндии, они встретились. Сохранились даже воспоминания Конрада об этой встрече: «Она больше не походила на элегантную состоятельную леди, а, скорее, напоминала маленькую старушку, утомленную душой и телом. Неторопливо и обстоятельно она поведала мне свою историю, описав свои злоключения и страдания, разрушившие ее жизнь. Немногим, лишившимся в этом мире всего и вынужденным вновь пробивать себе дорогу в жизни, удается пройти это испытание…»

Прибыв в Британию, Перси-Френч попала в горнило еще одной революции – национально-освободительной борьбы ирландцев с англичанами. «Сбежав от одной революции, я не думала, что окажусь в другой», – вспоминала она в Харбине. Пережив уже подобное в России, Перси-Френч решила уехать на Дальний Восток, где к тому времени собралось много ее симбирских знакомых. Благо у нее для этого была еще одна тайная причина…

Отец Френч так писал ей на ее 25-летие из Англии: «Ты та особа, которую труднее всего выдать замуж. Ты сможешь выйти замуж только за русского, так как будет трудно найти иностранца, который захотел бы похоронить себя в Симбирске. Мы опасаемся, что ты будешь тяжелым человеком, и белого дрозда (диковинку такую), который тебе нужен, трудно найти».

Но она нашла. Это был сын симбирского полицмейстера генерала фон Брадке, руководивший ее имением и в революцию вместе с генералом Каппелем двинувшийся в так называемый ледовый поход через Сибирь в Китай, откуда, по слухам, живым не вышел. Остаток своей жизни Екатерина Перси-Френч искала этого человека, потратив годы на разгадку тайны его исчезновения.

«В конце сентября 1920 г. моему зятю и сыну удалось выхлопотать казенную квартиру, – вспоминал Владимир Аничков, финансист, основатель Приморской биржи и первой официальной меняльной конторы во Владивостоке. – Квартира была не из важных, помещалась в одноэтажном каменном доме, была сыровата и грязна, но вмещала в себя пять небольших комнат, что было достаточно для нашей семьи в шесть человек.

С этой скромной квартиркой связано и воспоминание о приезде во Владивосток нашей хорошей знакомой по Симбирску Екатерины Максимилиановны Перси-Френч. Она приезжала с целью расспросить и разузнать что-либо о Петре Михайловиче Брадке, своем гражданском супруге».

Ничего о Брадке узнать не удалось, и Френч уехала в Харбин. Жила она на доходы от своего английского имения. Жила неплохо. Для своей экспедиции по Монголии знаменитый художник Рерих приобрел автомобиль Dodge именно у мадам Перси-Френч. Dodge, по его словам, был «хорошего старого выпуска и прошел всего 15 тыс. миль».

В последние годы Перси-Френч сильно болела, но не переставала заниматься благотворительностью, в память о своем пропавшем милом друге устраивала балы для офицеров.

«Просторная столовая в доме мисс Френч залита огнями, огнями жизни, – вспоминал один из офицеров. – Блестками алмазов со стола сверкает фамильный хрусталь, серебро… Белое поле скатерти выткано разноцветным ковром цветов, вин, закусок… Хор цыган в ярких костюмах дополняет русскую ширь, черные фраки лакеев подчеркивают торжественность момента… Все ждут появления Екатерины Максимилиановны Френч.

Тихо приоткрылась дверь, и в ее просвете, в сопровождении доктора Чистякова, показалась худенькая, сгорбленная женщина. Черное закрытое платье подчеркивало бледность ее лица. Узел редких, влажных, как бывает у тяжело больных, волос был схвачен на затылке черной бархаткой. Волей к жизни дышали только улыбка и глаза».

Умерла Екатерина Максимилиановна в том же Харбине через две недели после описываемого случая, перед смертью написав завещание, в котором попросила, чтобы ее отпевали и ксендз, и православный священник, а также на правах наследницы передавала замок Монивей государству. Однако завещание было оспорено ее родственниками, которые, впрочем, сами скоро скончались, и в итоге Монивей снесли. Мавзолей же стоит и поныне. Сама Кэтлин (так английская родня называла Екатерину Максимилиановну), согласно ее завещанию, похоронена в этом мавзолее рядом с отцом.

В начале 2000-х в окрестностях имения Перси-Френч в Тереньге стали образовываться подземные провалы. И угодившие в них жители находили в слоях земли то старинные монетки, то утварь из драгоценного металла. Самые большие залежи серебряных денег обнаружили во время строительства местного дома культуры. Как раз здесь, по преданию, проходила одна из ветвей подземного хода, по которым тайно передвигалась барыня Френч.

А однажды провалился пол в самом здании усадьбы, в одном из помещений, где располагался школьный класс. Под провалом оказались старинные монеты и какой-то потайной ход. Однако спускаться туда было опасно из-за сильных обвалов.

«Примерно в 1981 г. был найден монетный клад, я его лично видел и держал в руках, – вспоминал бывший начальник Ульяновского РОВД. – А несколько позже, это мне уже докладывали, на Гагарина, где сейчас поликлиника, в то время были дома такие деревянные, и когда эти дома сносили, разбирали, там тоже нашли клад. Но там клад уже не монетный, а клад драгоценностей: разные броши, ожерелья, даже бриллиантовые, женские украшения и прочее-прочее. Я их не видел, потому что меня не было, но мне докладывали, что такой вот клад найден и тоже он оформлен и сдан государству. Простой смертный просто не мог иметь такие богатства, значит, это какой-то состоятельный человек, а здесь они и жили как раз – состоятельные люди. Так что вполне может быть, что принадлежит этот клад как раз этой даме».

В городе, где барыня провела большую часть своей жизни, о ней, последней из рода симбирских Киндяковых и английских Френчей, сегодня напоминают Гончаровская беседка и развалины того самого громадного винного погреба, где ревком разбил 3000 коллекционных бутылок. А в областном Художественном музее висят чудом уцелевшие произведения искусства из ее частной коллекции.

Юрий УФИМФЦЕВ