Интервью с внуками абстракциониста оттепели Юрия Злотникова, Александром и Андреем — «Сноб»

Выставка Юрия Злотникова «Сигнальная система» открылась в столичной Новой Третьяковке — увидеть ее можно до 14 июля. Проект организовали внуки покойного абстракциониста оттепели — Александр и Андрей. «Сноб» поговорил с ними о сохранении наследия, раскопке многочисленных архивов художника и планах выйти с именем деда на мировую художественную арену.

Создать соло-проект о «Сигнальной системе» — ваша с братом идея, или руку приложили завотделом новейших течений Третьяковской галереи Ирина Горлова и искусствовед, основатель pop/off/art Сергей Попов? Помнится, в его галерее pop/off/art выставка Юрия Злотникова уже проходила, в 2022 году.

Александр: Мы обсуждали с Ириной эту идею много лет, но постоянно накладывались какие-то внешние факторы. Несколько раз мы даже почти встали в выставочный план, но не сложилось. Тогда наш архивный материал еще не был сформирован в книгу, но в этом году нам удалось ее наконец составить и запустить цепочку понимания искусства Злотникова. Выставка, по сути, приурочена к этому труду.

Андрей: Задолго до этого мы задумали сделать шелкографию с «Сигнальной системой», с «Пиранези Lab». И в тот момент мы предложили сделать их вместе с архивами, чтобы это была папка сразу с объяснениями. Как учебник, азбука и инструкция для тех, кто не вполне понимает абстракцию. На том этапе у нас и сформировалась идея представить выставку вместе с пояснениями. 

Есть мнение, что сам Злотников ни за что бы не позволил показать «Сигнальную систему» без включения других работ. Об этом сказала и Ирина Горлова на пресс-открытии выставки. Почему?

Александр: Он показывал «Сигнальную систему» при жизни и всегда включал ее в выставки, но, действительно, он никогда не показал бы ее отдельной выставкой. Дело в том, что его живо интересовали актуальные темы, его волновало «здесь и сейчас». Он хотел сконцентрироваться на новом авангардном искусстве, где может применять уже сложившуюся методику «сигналов». 

Андрей: Проблема еще и в том, что многие его современники пытались осознать только «Сигнальную систему», и, таким образом, что называется, находила коса на камень. При его жизни было бы невозможно представить такую выставку. 

Александр: Мы все понимаем, в какое время это писалось. Такого искусства просто не было, его не понимали. А когда это стало интересно, все стало проецироваться в клише. И деда начали ассоциировать с «Сигнальной системой», не замечая других работ. Да, были люди, кто понимал. Но общая масса видела только ее, а он этого не хотел. 

Андрей: Дед всю жизнь проповедовал «сигналы» как азбуку. Он всегда включал их в экспозицию вместе с другими своими сериями, более поздними работами, чтобы зритель мог увидеть эволюцию. 

Как вам кажется, выставка в итоге удалась, или все-таки до сих пор хочется что-то доработать? Что вы ощущаете, когда приходите сюда уже после открытия?

Андрей: Чувствую связь с дедом, которого больше нет, тоску и скорбь по нему. Когда он ушел, для меня это была трагедия. Я в целом очень тяжело переживал его смерть. Похоронами полностью занимался Саша, потому что у меня элементарно не было морального ресурса на это. Дедушка был с нами с пеленок и на всех наших днях рождения, занимался нашим образованием и во многом научил нас тому, что мы знаем и кто мы есть сейчас. 

Александр: Он действительно был с нами очень близок, мы провели с ним все детство и всегда будем скучать. А работа с его архивом — наш способ сохранить его имя не только в собственных сердцах и памяти. Таким образом мы отдаем ему свою любовь и уважение и как деду, и как художнику.

Андрей: Вообще, когда мы пришли оценивать финал, я стал бегать за осветителем и говорить, что не хватает света. Всегда хочется что-то дополнить, улучшить… Это очень личный проект, и хочется, чтобы все было идеально.

Александр: Но, в целом, мы довольны. Выставка получилась, и лично я могу ее советовать не только как включенный в проект человек. Я думаю, это очень качественная выставка для понимания искусства. Плотная развеска читается чисто, она гармонична. 

А деду бы понравилось?

Андрей: Он бы спросил: «Где поздние работы?!» (смеется). 

Александр: У меня противоположное мнение. Я нахожусь в меньшинстве, потому что все говорят, что он бы этого не допустил. Но, если бы мы привязали его к стулу, сделали бы эту выставку, и он бы увидел, что получилось, вряд ли он бы нас бил по лицу (смеется).

Андрей: Если серьезно, он был жестким критиком. Думаю, если бы ему буквально не давали вмешиваться в проект, если бы он вообще не знал о его существовании — тогда бы, да, это было бы интересно. Но при его жизни такое было бы невозможно. Мы бы увидели тут «сигналы», ряда в два, центр экспозиции он бы отдал под масло, кое-где повесил бы портреты, абстракцию и неоконструктивизм. 

Александр: Нашей задачей было представить его в новом свете, чтобы его искусство зажило новыми красками.  

Наверняка в экспозицию вошли работы, которые вызывают у вас особый трепет. Все-таки это личный проект, так как вы курировали выставку не просто значимого художника, а по совместительству и собственного деда. Расскажите о них.

Андрей: Мне нравится это произведение «1959 (20 декабря)». Оно напоминает мне «Звездные войны», какое-то детское воспоминание… Нравится, как оно композиционно составлено. А еще работа, которая висит на лестнице, на входе в зал — «1960 (4 декабря)». И, конечно, дуэт «1957–1962», я его ассоциирую с собой и братом. Эти работы, понятное дело, были написаны задолго до нашего рождения, но они идентичны. Себя я вижу коричневой фигурой, а Сашу — оранжевой. Он более светлый (смеется). 

Александр: Я уже испорчен книгой, так что, боюсь, у меня профдеформация (смеется). Мне сложно выделить конкретные. В определенный момент и в определенном пространстве мне нравится одна работа, а в других условиях — другая. Но сейчас мне нравятся «Протосигналы». Эта серия для меня представляет глубинный интерес и предмет исследований, в них есть какая-то первобытность. Но в сумме где-то 20–30 работ мне определенно греют душу. Например, у него есть работа, полностью написанная синим цветом, а на ней написано: «Тепло». Она создана на границе 1950–1960-х годов. Концептуализма в тот момент как такового нет, но это невероятно концептуальная, новаторская работа. 

Как именно продвигалась работа над архивами? Я так понимаю, потребовалось очень много «человеко-часов», чтобы все разобрать и структурировать…

Андрей: Все так, это были рукописи, разбросанные по коробкам. Надо отдать Саше должное: он занимался архивами вплотную. На это ушло чуть больше четырех лет, даже почти пять, с учетом даты выхода. За это время было создано шесть макетов книги. Это колоссальный труд, и я очень горжусь своим братом. Прямо перед выпуском книги финальный вариант был дополнен тем, как дед вообще пришел к «сигнальной системе». Первое время это был просто сбор информации, но постоянно находилось что-то новое. Только одна треть книги — это печатные тексты, а остальное — рукописи. Саша проводил исследование и поиски довольно любопытным образом. Он раскладывал все как карту, пытаясь соединить тексты и наброски между собой логически и хронологически. 

Как Шерлок Холмс, вооружившись красной нитью на доске расследований?

Александр: Практически так и было (смеется). Правда, я не пользовался именно нитью. Я пользовался маркером. Проблема вот в чем: когда автор создает текст, он редактирует его. И я находил по четыре-пять экземпляров каждого из листов, бывало, доходило и до двенадцати! А в 2023 году мы нашли еще немного материала, который оказался важным звеном повествования… Мы благодарны всем, кто нам помогал и участвовал в проекте. Мы сделали 90% работы, потому что к Евгении Кикодзе за текстом и к Сергею Попову, Ирине Горловой обращались за редактурой уже готового материала. 

Андрей: Эти архивы представлены у нас под стеклом, в самом центре экспозиции. Так зритель может обратиться к ним, а потом перевести взгляд на развеску — она адекватна расположению тетрадных листов и мини-версий висящих на стенах произведений. Будучи в центре экспозиции, мы также находимся и в центре книги. Она будто настольная, но во много раз больше, чтобы по ней мог пройтись человек. Можно взять книгу и ходить по выставке вместе с ней. А можно обратиться к витринной части проекта. 

А у книги будут сиквелы, дополнительные издания?

Александр: Безусловно. У Василия Кандинского есть книга «О духовном в искусстве», и есть «Синий всадник», разрозненные письма. У Злотникова есть что-то подобное, если их сложить в одном месте, получится целый блок, который позволит лучше понять его искусство. Это одна из задач, которая у нас стоит в вопросе сохранения наследия деда. Мы хотим включить его рукописи, переписки, рассуждения в будущие издания.

Как вы вообще делите между собой задачу сохранения наследия? Это, наверное, не всегда просто, когда партнерский интерес оказывается связан с человеческим фактором и родственными отношениями.

Андрей: Конечно, когда вы братья, сложно кое-где услышать друг друга, свое мнение заткнуть… Иногда внутри все это просто бурлит! Вот мы и нашли такое распределение. На мне — сайт, договоренности, документы. На Саше — культурная часть, архивы. 

Александр: Мы взяли сильные стороны наших характеров, и это помогает нам в работе. Я скорее усидчивый, а Андрей — больше деловитый. 

Андрей: Допустим, Саша озвучивает мне идею. А я дальше уже занимаюсь организацией и сразу в уме прикидываю: ага, я обращусь к таким-то и таким-то людям, вот здесь попробую снять помещение. Дальше я уже ухожу в договора. А Саша занимается культурной составляющей, без этого моя работа будет просто бессмысленна. 

Александр: А моя работа была бы в стол, если бы не Андрей. 

Как еще вы планируете продолжать сохранять это наследие? Выставка в Третьяковке — это ведь только начало?

Александр: Верно. В фантазиях, было бы здорово запустить цепочку третьей волны авангарда и раскрутить ее. С таким мощным фундаментом отечественного авангардного и неоавангардного искусства есть сверхнаправления, куда можно двигаться. Перед нами, наследниками, стоит задача продвинуть искусство и имя деда на уровень Василия Кандинского и Казимира Малевича. 

Андрей: Мы бы хотели постоянную экспозицию и пространство, но это бюджеты. Фонд — тоже интересная затея, но наше правительство любит их себе присваивать, как мы видим на практике, поэтому, наверное, фонда не будет. Основная наша задача — популяризовать Юрия Злотникова и его искусство. Здесь тоже есть сложности: раздать вещи по музеям можно, но они оказываются в запасниках, в большинстве своем. Нам это не подходит.

Александр: Часто наследие оказывается в забытьи, плохом состоянии, потом стоит в очереди на реставрацию… Но мы рассчитываем, что этот проект станет отправной точкой выставок, призванных объяснить творчество деда. Объяснить то, что он разработал в 1960-х и наложил на следующие произведения. 

Дальнейшие выставки хотелось бы проводить тоже в музеях? Или вы планируете вернуться к опыту галерей, как это было в 2022 году с Сергеем Поповым? Это уже история о коммерции, правда. 

Андрей: Конечно, что-то все равно продается. Этим вопросом у нас занимается как раз Сергей. Без этого не появится дополнительного интереса и не сложится рынок. Художник должен быть на рынке, а если его там нет, то это трагедия и забвение. Так что сотрудничать с галереями мы продолжим, если это будут интересные проекты, которые не будут отходить от основной задачи наследия. 

Александр: Текущая выставка — это отправная точка. Дальше мы планируем показать конструктивизм, сопоставление портретов, библейскую серию… Будет целый блок выставок, которые необходимо представлять как многосерийный проект. Из ближайшего — мы покажем в новом пространстве pop/off/art на Патриарших прудах. Эта выставка будет приурочена ко дню рождения дедушки. Но задачи каждый год показывать Злотникова у нас нет, мы не хотим, чтобы глаз замыливался. 

Возможно, планируете выходить с наследием деда за рубеж?

Андрей: Переговоры ведутся, и планы, конечно, есть. Но в текущих условиях это не просто, и мы пока находимся в вакууме. Мне интересно поработать с Италией, Германией, ОАЭ, Китаем. Мы рассматриваем ведущие мировые музеи. Размениваться на мелочи не хотим, это будет энергозатратно, но не очень эффективно. Всегда нужно идти к пьедесталу. Среди задач — лондонский Tate Modern и нью-йоркский MoMa.

Александр: Мы много думаем о том, как популяризовать дедушку и здесь, в России. Если бы у нас была возможность выбирать любое пространство, то я бы сделал ставку на постоянный павильон на ВДНХ, который можно было бы обозначить музеем Юрия Злотникова. Буквально на днях я совершал там небольшую пробежку и, обегая все пространство территории, я думал о том, что дед начинал свой путь там. Он применял метод «сигнальной системы» в павильонах науки на ВДНХ, и сделать здесь его музей было бы гениальным ходом.

Беседовала Тамара Лорка