Алена Солнцева о личных усилиях, историческом оптимизме и русской мечте

Попробовала недавно на себе наш внутренний туризм, проехав от деревни, где провожу лето, на 300 километров к северу с единственной целью – посмотреть на чудесный терем в Асташове, превращенный энтузиастами в музей-гостиницу. Знаю я про него давно – еще в процессе реставрации наблюдала в социальных сетях за амбициозными планами владельца, затеявшего не просто восстановление старинного дома, но и создание вокруг среды аутентичного деревенского быта, как бывшего, так и настоящего.

Представьте себе, что едете вы по автостраде, частично уже отремонтированной, иной раз и заново построенной, а иной – только слегка подправленной, по сторонам – русские равнинные просторы, заросшие дикой травой и кустарником, темные леса, редкие деревни, речки со странными названиями. Таков обычный пейзаж Костромской области, одной из самых безлюдных в нашей стране, и чем дальше на север, тем безлюдней. Вся небогатая цивилизация сосредоточена вдоль автострады – бензоколонки, редкие кафе, шиномонтажи. Но стоит съехать с трассы – и уже не встретить никаких следов человеческой деятельности, кроме штабелей с бревнами, подготовленным лесорубами для вывоза, и остатков брошенных деревень с превращенными в развалины храмами. И вот после 30 километров проселочной дороги, заботливо засыпанной крупным гравием, от которого душу вытрясешь, вы вдруг попадаете на сказочную поляну – открытое, дочиста выкошенное пространство с прудами, альпийскими горками, садом-огородом, баней, клумбами и тропками. А посреди поляны – терем с картин Васнецова или Головина – резной, нарядный, разноцветный. В нем вы можете пожить пару дней, если заранее забронировали себе номер, и эта территория с ее лавочками, беседками, расчищенными тропами к озеру, птицами и цветами станет на время вашей.

Образ музея у нас обычно связан с строгостью и дисциплиной: в музее нельзя громко разговаривать, лучше не подходить к экспонатам близко, а уж трогать вещи руками строго запрещено.

Но представьте, что вы спите на старинной кровати с шишечками, в вашей комнате стоит сундук XIX века, прялка, лукошко, а если вы захотите, например, вечерком на резном балконе или на терраске с цветными стеклышками выпить бутылку вина, вам не только не сделают замечания, но и принесут бокалы. На стульях можно сидеть, на печке – лежать, а на ломберном столике сыграть в карты. И все это – в глухом костромском лесу, примерно там, куда завел когда-то ляхов знаменитый Сусанин.

Глухим, впрочем, лес этот был не всегда. Между нами и поляками пролегла целая эпоха, когда местность эта казалась вполне населенной и даже иногда процветающей. Тракт на Солигалич не упирался в никуда, как сейчас, а продолжался в Тотьму и дальше, в вологодские края, а многочисленные обитатели этих мест, хоть и без автомобилей, активно передвигались по стране, уходя весной на промыслы, в том числе и в столицы. Именно в столице крестьянин Мартьян Сазонов научился ремеслу краснодеревщика, узнал про псевдорусский ропетовский стиль, полюбил его, а вернувшись на родину, создал для своей юной невесты расписной деревянный терем-игрушку. Построен терем был не в лесу, а в большом селе, среди других, куда более скромных жилищ, а его разбогатевший хозяин получил медаль за благотворительность – в числе его добрых дел была каменная школа и церковный флигель. В 1914 году Сазонов умер, а в 1917 его жену выселили из терема, забили дом досками, и стоял он таким до 1942 года, когда там устроили сельсовет, а потом, в семидесятые, снова забросили.

Через сто лет терем одиноко гнил среди деревьев в глухом лесу. В 2004 году там случайно оказалась молодая пара любителей экстремальных путешествий по бездорожью (увлечение джипингом в нашей стране все более распространяется – условия очень подходят), они восхитились его видом и начали долгую операцию по спасению. Собрали волонтеров и вырубили лес вокруг, потом попытались восстановить здание, а убедившись, что простым ремонтом не обойтись, нашли специалистов и разработали научный план реставрации. Терем удалось приобрести в собственность, после чего дело пошло – нашлась мастерская Попова в Кириллове, куда и повезли разобранный на детали терем. Там тщательно воссоздали утраченное, изучив технику, по которой когда-то строили терем, и собрали его заново на прежнем месте уже как музей-гостиницу. Деньги частично дал фонд Потанина, но в основном все средства – частные, причем у владельца, разумеется, нет никаких шансов вернуть вложенное: эксплуатация уникального объекта не подразумевает большого потока туристов. Зато теперь в чухломской глуши появился совершенно необычный памятник культуры, а у его хозяина – очень дорогое хобби: поддерживать высокий европейский уровень эксклюзивного туризма в отдаленной местности. Но самое удивительное даже не это. Внедрившись в забытый богом и людьми медвежий угол, Андрей Павличенков почувствовал свою ответственность за его дальнейшее существование и, собрав небольшую, но увлеченную команду, упорно пытается отвоевать у природы хотя бы часть пространства, а нищающему и сократившемуся населению возвратить цель жизни и создать условия для развития. Кто-то из местных готов вспомнить старые ремесла, создав, пусть и в музейных количествах, предметы обихода и приемы забытых промыслов. Начата прокладка лесных троп для пешеходных маршрутов.

А в часе езды от асташовского терема, если пробраться по сложным местных проселкам и пройти пешком пару километров, стоит еще один уникальный объект – терем в Погорелове, который, в отличие от своего собрата, получил владельца еще в советские времена и потому хорошо сохранился. В начале восьмидесятых этот терем, построенный в 1905 году подражавшим Сазонову крестьянином Полешовым, купил у сельсовета известный художник-авангардист Анатолий Жигалов, он и сейчас в нем живет, причем не только летом, но и зимой, и потому дом все же не развалился.

С чем не сравнить это чувство? Когда выходишь по заросшей дороге из лесу и видишь потемневший от времени огромный резной дворец со следами утрат, но от того только еще более благородный и величественный? Внутри сохранились старые росписи – терем строил мастер-штукатур, который сумел так качественно сделать стены, что никакие дальнейшие перипетии (а в доме был и сельсовет, и интернат) не уничтожили ни широкую парадную лестницу, ни лепнину на потолке, ни расписные двери. Конечно, андеграундный советский художник не имел средств ни на реставрацию, ни на ремонт, он с семьей жил там совсем просто, как живут рыбаки или охотники, но зато и не трогал уцелевшее, не пытался обновить или покрыть вагонкой старые стены. А если надо было чем-то заменить утрату затейливых оконных переплетов, то обходился простыми рамами, не вставлял стеклопакеты. Сегодня владелец Асташова по-соседски помогает хозяину Погорелова – на свои средства перекрыл крышу и починил фундамент, не из корысти, а ради сохранения уникального объекта, взглянуть на который едут любители ярких впечатлений из Москвы и Петербурга.

Реальность предлагает чрезвычайно позитивный опыт – как два человека, принадлежащих разным поколениям, сберегли причудливые строения, рожденные из куража и внезапно обретенных возможностей чухломских крестьян, мечтавших о настоящей красоте.

На всем огромном пространстве – от Галича до Солигалича – сегодня уже не так много примечательного. Разрушается огромный солигаличский собор Рождества Богородицы, его уже, скорей всего, не спасти. Давно поросли березками чудесные строения Воскресенского монастыря. Почти ничего не осталось от старой Чухломы, где на заросшей травой главной площади стоит памятник Ленину с отбитым носом. А в густых и непроходимых лесах живут – и кажется, теперь будут жить долго – два прекрасных терема, два музея утраченного времени.