Падение белой Кубани
"Тачанка". Картина Митрофана Грекова, написанная им в 1925 году
Смута. 1920 год. 100 лет назад, в марте 1920 года, Красная Армия провела Кубано-Новороссийскую операцию. Советские войска Кавказского фронта завершили разгром армии Деникина, освободили Кубань, Черноморскую губернию и часть Ставрополья.
Бег
В ходе Тихорецкой операции войска Деникина потерпела тяжелое поражение. Кубанская армия фактически перестала существовать как единая сила. Часть солдат разбежалась, часть сдалась. Небольшие отряды отступили в район Тихорецкой, Кавказской и к Ставрополью. Добровольческий корпус оставил линию Дона, которую ранее так упорно и успешно оборонял, отступил к Кущёвской и затем стал отступать далее на новороссийском направлении. Донская армия отступила за реку Кагальник, а затем и далее, в сторону Тихорецкой.
Белая конница как организованная сила была разгромлена в Егорлыкской битве и больше не могла сильными контрударами сдерживать наступление Красной Армии. Конница белых, которая временами вдвое превосходила противника (на главном тихорецком направлении), висела на фланге красных и несколько сковывала их движение. Однако, как вспоминал генерал Деникин,
«пораженная тяжким душевным недугом, лишенная воли, дерзания, не верящая в свои силы, она избегала уже серьезного боя и слилась в конце концов с общей человеческой волной во образе вооруженных отрядов, безоружных толп и огромных таборов беженцев, стихийно стремившихся на запад».
Группировка Будённого, разгромив конную группу Павлова, не стала преследовать донцов и добровольцев и снова нацелилась на Тихорецкую. Начавшаяся распутица и без боев задержала движение красных. 9 марта советские войска заняли Ейск, в этот же день конница Будённого заняла Тихорецкую. Далее основные силы красных нацелились на Екатеринодар и Новороссийск. Войска 11-й советской армии 2 марта 1920 года взяли Ставрополь и вышли в район Минеральных Вод, отрезав от войск Деникина северокавказскую группу генерала Эрдели. Остатки белогвардейских войск в Терско-Дагестанском крае пробивались в Грузию.
Кроме того, в тылу белых возник новый фронт. Армия Черноморской республики (повстанцы-«зелёные», получившие военно-материальную поддержку Грузии), двигающаяся от Сочи, 25 февраля 1920 года взяла Туапсе. Здесь объявились представители 9-й советской армии. Они объединились с «зелёными», бывшими пленными или бежавшими красноармейцами. Вооружили пленных и перебежчиков, сформировали несколько батальонов. Новый съезд провозгласил создание Черноморской красной армии и избрал революционный комитет. Войска армии начали наступление в двух направлениях: через горные перевалы на Кубань, и на севере, на Геленджик и Новороссийск.
Крушение фронта быстро приняло форму всеобщего бегства. Командующий Донской армии генерала Сидорин пытался создать новую линию обороны на реке Ея, но без успеха. Белогвардейцы откатывались по линиям железных дорог на Екатеринодар и Новороссийск. Добровольцы отходили от Ейска и Тимашевской к нижнему течению Кубани, донцы — от Тихорецкой на Екатеринодар, остатки Кубанской армии – от Кавказской и Ставрополя. Как писал Деникин,
«десятки тысяч вооруженных людей шли вслепую, шли покорно, куда их вели, не отказывая в повиновении в обычном распорядке службы. Отказывались только идти в бой».
Эвакуация
Паника охватила и население. По все дорогам, увязая в грязи, хлынули потоки беженцев, перемешиваясь с войсками, тыловыми службами, лазаретами и дезертирами. Ещё в январе 1920 года, независимо от результатов сражения на Дону, было решено начать эвакуацию из Новороссийска за границу. Британия помогла с организаций эвакуации. По приказу Деникина в первую очередь вывозили раненых и больных военных, их семьи и семьи гражданских служащих. Также был разрешён свободный выезд за границу за свой счёт всем женщинам, детям и мужчинам непризывного возраста.
Понятно, что этот порядок не был железным, его часто нарушали. Можно было уехать за деньги, взятки, по знакомству, просто заполняли всеми желающими имеющиеся места и т. д. С другой стороны, многие так и не решились уехать. Боялись неизвестности, покинуть Родину, не желали терять связи с родными, не имели средств на новую жизнь. Оттягивали выезд, ждали добрых вестей с фронта. В результате многие транспорты уходили с недобором пассажиров. Британцы даже на время прервали эвакуацию, когда белые одержали несколько побед. Британские транспорты везли людей в Салоники, на Кипр, из портов их везли в Сербию. Эта волна беженцев, несмотря на все проблемы и тяготы, была сравнительно благополучной. С белой Россией в Европе ещё считались. Беженцы получали минимальное снабжение, могли обустроиться, найти работу.
Благодаря этой первой волне эвакуации Новороссийск смогли несколько разгрузить. За границу вывезли около 80 тыс. человек. Началась вторая волна. Но теперь эвакуация сопровождалась паникой (вскоре придут комиссары и будёновцы и всех вырежут…). К пароходам бросились те, кто мог уехать ранее, но не захотел, надеялся на лучшее. Лица призывного возраста, масса офицеров, которая уклонялась от передовой, сидела в тылу и гудела по ресторанам и кабакам. Когда запахло жареным, они стали сколачиваться в «офицерские организации», пытаясь силой захватить места на пароходах. Многие пробивались и уезжали. Другие нанимались в охрану пароходов, в грузчики, число которых вдвое и втрое превышало норму.
Паника охватила и тыловые армейские учреждения. Посыпались рапорты об увольнении «по болезни» или «разочарованию» Белым движением. Другие просто исчезали, сбежали. Бежали и гражданские чиновники. То есть система управления тылом, которая и так была плохой, окончательно рассыпалась. А на место вывезенных в город прибывали новые из кубанских город и станиц.
Планы белого командования
После провала рубежа обороны на Дону Белая армия могла либо удержаться на рубеже Кубани, либо бежать в Крым. Казалось, что шансы на продолжение борьбы на Кубани есть. Весенняя распутица, непролазная грязь мешала не только отступающим деникинцам, но и красным. Широко разливались реки. Противника можно было попытаться остановить на рубеже Кубани и её притоков, Лабы или Белой. Если бы кубанское казачество протрезвело, мобилизовалось, можно было сохранить плацдарм на Кубани, перегруппировать и пополнить соединения, перейти в контрнаступление. Если нет – эвакуироваться в Крым. Отступление по впавшей в смуту Кубани и Северному Кавказу во враждебное к белым Закавказье вело к гибели.
Необходимо было оторваться от врага, спасти наиболее боеспособные части, вывезти их в безопасный район и затем продолжить борьбу. Единственным плацдармом, который мог приютить армию Деникина, был Крым. Для добровольцев такой выход был естественным. В целом Добровольческий корпус, несмотря на отдельные эпизоды неустойчивости и дезертирства, сохранил порядок и дисциплину. В условиях враждебного окружения их сплочённость только возросла. Другие дело казаки. Донцы утратили последнюю связь с Донской областью и теряли надежду на возвращение на Дон. Донские казаки быстро теряли управление, дисциплину и боевой дух. Началась митинговщина. Казаки самовольно свергли командира конной группы генерала Павлова и поставили вместо него генерала Секретёва. Командующий Донской армии Сидорин не мог противостоять этому самоуправству и был вынужден признать решение своих подчиненных.
Кроме того, в условиях «кубанской смуты» стало расти, как отмечал главнокомандующий ВСЮР Деникин, «чувство отчужденности и розни между добровольцами и казачеством». Казаки боялись, что добровольцы их бросят и уйдут в Новороссийск. Поэтому, когда появилось предложение перевести Добровольческий корпус в резерв главнокомандующего, это вызвало большое волнение среди казачества. Донские генералы предложили свой план: бросить Кубань, тылы, сообщения, базы и налегке прорываться на север, на Дон. Там они собирались вести партизанскую войну, снова поднять Донскую область. Очевидно, что это была авантюра, самоубийство. Дон был уже истощен войной, и отдельные вспышки красные легко бы подавили. Деникин дал категорический отказ. Но скрытое волнение среди донцов продолжалось.
Ситуация в Кубанской армии также не давала надежды. Разгромленная и практически исчезнувшая в конце февраля 1920 года армия Шкуро по мере отступления снова стала на глазах расти. В неё вливались полки и дивизии, которые бесконечно «формировались» в тылу за счёт всевозможных охранных и тыловых частей, которые не желали идти на передовую, за счёт огромного количества дезертиров, переполнявших станицы и не желающих попасть в руки противника. Правда, все эти толпы вливались в Кубанскую армию не для того, чтобы сражаться, а чтобы драпать. Фактически под началом Шкуро была теперь не армия, а вооруженные толпы, полностью разложившиеся и деморализованные.
Добровольцы, разозлённые поведением донцов, также стали выражать своё недовольство. Ядро Добровольческого корпуса генерала Кутепова старалось давать бой на каждом удобном рубеже. Но из-за отхода казаков постоянно попадали под фланговые удары противника. Добровольцев обходили, и они были вынуждены отходить из-за слабости соседей. Так, в ночь на 15 марта правое крыло Донской армии после неудачного боя под Кореновской откатилось к Пластуновской (30 верст от Екатеринодара). Корпус Кутепова в это время сдерживал противника в районе Тимашевской, и в его тылу уже появилась красная конница. Это вынудило добровольцев начать отход. Генерал Сидорин, в оперативном подчинении которого был Добровольческий корпус, приказал начать контратаку и вернуться к позиции у Тимашевской. Штаб добровольцев считал, что приведёт к окружению и гибели. В итоге Деникин переподчинил Добровольческий корпус себе.
12 марта 1920 года штаб Добровольческого корпуса направил главнокомандующему резкую телеграмму. Кутепов отмечал, что больше рассчитывать на казаков нельзя, поэтому необходимо принять решительные меры для спасения корпуса. Под контроль корпуса должна была перейти железная дорога Тимашевская – Новороссийск, несколько транспортов, готовых к немедленной эвакуации корпуса и командования ВСЮР. В руки командира корпуса передавалась вся власть в тылу и плавсредства. Деникин резко ответил Кутепову, напомнил, что всё что нужно для эвакуации, делается. Порядок был восстановлен.
Таким образом, бег продолжался. Все планы, расчёты и идеи разбивались о стихию. Психология деморализованной, разложившейся массы разбила все трезвые и рациональные расчёты белого командования.
Последние попытки сопротивления
Сначала Деникин хотел остановить противника на рубеже р. Бейсуг. Необходимо было выиграть время для планомерной переправы войск через Кубань, эвакуации правого берега и Екатеринодара. Генерал Сидорин получил приказ собрать свои корпуса в районе Кореновской и нанести контрудар правым крылом. Советское командование также сосредоточило на этом направлении крупные силы, включая Конную армию, которая наступала восточнее Кореновской. Донские казаки, даже под командованием лично Сидорина, в бой не пошли. Всякий раз при попытке атаки поворачивали назад. А когда красные пошли в наступление, отступили. Добровольцам у Тимашевской также пришлось бросить позиции и прорываться с боем. Арьергарду (дроздовцам) приходилось выходить уже из окружения.
В итоге к 16 марта Добровольческий корпус, Донская армия и часть Кубанской армии были в двух переходах от Екатеринодара. Ставка и правительство Деникина перебрались в Новороссийск. Верховный казачий круг собрался на последнее заседание. Председатель кубанцев Тимошенко сообщил, что казаки больше не подчиняются Деникину, тем более что Ставки больше нет, как и связи с ней. Казаки напоследок снова переругались. Казачий круг распался. Кубанская делегация направилась к своей армии, донская – к своей. В Екатеринодаре было множество беженцев, больных и раненых, которых не успели вывезти. Правительство Деникина пошло на соглашение с находившимися в тюрьмах большевиками во главе с Лиманским. Коммунистов выпустили, а они дали обещание спасти раненых и больных. Лиманский уже играл эту роль в 1918 году.
16 марта 1920 года Деникин сообщил командующим, что последняя линия обороны – это рубеж рек Кубань — Лаба, в крайности Белая. Организовать оборону Екатеринодара белогвардейцам не удалось. Вокруг города были подготовленные позиции, войск хватало, но боевого духа не было совсем. Как только 17 марта красные пошли на штурм Екатеринодара, кубанцы побежали. За ними ушли и донцы. Особенно неустойчивым стал 4-й Донской корпус, ранее лучший в Донской армии, основа ударной конной группы. После тяжелых поражений и потерь он был деморализован. К тому же донцы флангом соприкасались с кубанцами и заразились от них паническими настроениями. Когда появился слух о восстании в тылу, в рабочем пригороде, войска охватила настоящая паника. Как сообщал Шкуро, бежали целые дивизии, по пути грабившие винные магазины и подвалы, перепившиеся разграбленным спиртом и вином:
«Стыд и позор казачеству, несказанно больно и тяжело…»
Советские войска, конный корпус и две стрелковые дивизии, почти целый день стояли у города, вели артиллерийский огонь по окраинам Екатеринодара, не веря, что противник просто бежал. Ждали подвоха, военной хитрости белых. Кроме того, улицы и мосты через Кубань были забыты бегущими войсками и беженцами, пришлось ждать, пока схлынет толпа. В тот же день, 17 марта, Деникин отдал приказ об отводе армии за Кубань и Лабу, об уничтожении всех переправ. Фактически кубанские и донские части начали переправу уже 16-го и закончили 17-го. А переправы, о которых никто не позаботился, были тут же заняты красными. Советские войска легко форсировали Кубань и разрезали фронт противника пополам. Добровольческому корпусу пришлось прорываться с боями с сильной красной конницей, которую стали массово пополнять восставшие и переходившие на сторону Красной Армии кубанцы. 18 марта добровольцы форсировали Кубань.
Продолжение следует…