Маркеры
Любая система обладает механизмами компенсации. Они создают необходимый запас инерции, которая существенно препятствует любым ускоренным изменениям — как при развитии, так и деградации системы. Столь большая и сложная система, как страна, в силу наличия таких механизмов активно сопротивляется попыткам ее трансформации — стихийным или проектным.
Это создает определенную иллюзию, что из страны можно черпать бесконечно, не возвращая ничего взамен. Именно этим и занималась новая российская знать последние 30 лет. И особенно последние двадцать. Но у всего есть предел, и он наступил. Я уже много раз и писал, и говорил, что в России довольно четко маркируются три базовые точки, которые стали своеобразными точками экстремума, когда страна однозначно переходила из одного качественного состояния в другое. В 2008-2009 годах модель развития, основанная на вывозе сырья и природных ресурсов, вошла в структурный кризис. Она перестала генерировать избыточный ресурс (возникший исключительно за счет сверхвысоких цен на сырье на мировом рынке) и начала генерировать «убыток». Но за счет накопленного резерва система продолжала свое устойчивое существование. В 2012 году структурный кризис перешел в системный – резерв закончился, приток внешних ресурсов не мог компенсировать их расходование системой. Власть была вынуждена принимать «майские указы», единственной суть которых стало перераспределение ресурса внутри системы. Именно поэтому началась тотальная «оптимизация» всех подсистем, отвечающих за развитие, обеспечивающих будущее страны — науки, образования, социального обеспечения, здравоохранения. Наконец, в 2019 году (еще до «эпидемии») система начала переход к катастрофе — системный кризис подошел к своему логическому завершению.
Процесс перехода к катастрофе всё ещё продолжается, однако при сохранении имеющихся тенденций приблизительно к концу весны-лету 2022 года система пройдет через предпоследнюю точку экстремума и в целом окончательно перейдет в стадию устойчиво катастрофы. Следующая точка «перегиба» - конец системы, ее смерть, деструкция. Когда именно это произойдет, прогнозировать нельзя (это специфическая особенность любого катастрофического процесса), но плюс-минус можно предположить, что стадия катастрофы продлится не более 2,5-3 лет. Для столь большого социального субъекта деструкция будет происходить частями, начиная с периферии, поэтому буквально сразу после точки перегиба в середине 22 года на периферийных территориях и отраслях страны начнутся процессы окончательного распада, чем дальше — тем их размеры и количество будут только расти, стягиваясь к центральным, но как правило, обрушение происходит задолго до того, как катастрофа дойдет до Центра. Примерно так умирает живой организм — большая часть органов еще действует, но прекращение жизнедеятельности одного из жизненно важных ведет к смерти всего организма. Его можно «посадить» на систему жизнеобеспечения, но очень скоро выйдет из строя следующий орган а потом еще — и неизбежное произойдет.
«Избыточная смертность» в миллион человек за год — это неизбежное следствие уже идущей полным ходом катастрофы. Она ничем не отличается по своему содержанию от распада инфраструктуры — сетевой, индустриальной, технологической. «Избыточная смертность» в этих отраслях и областях существования страны тоже набирает ход, и мы видим их проявления по авариям и катастрофам (только за 20 год произошло более 30 авиационных катастроф, унесших более 100 жизней, произошло около ста техногенных аварий, летом мы наблюдали абсолютно катастрофические пожары на территории страны — и тоже с рекордными площадями и масштабами). Чудес не бывает — черпать можно долго, но всё когда-нибудь заканчивается.
Проблема в том, что инерция теперь работает уже не на удержание устойчивости системы, а на продолжение ее деструкции. Теперь остановить процессы распада становится всё сложнее, а летом 22 года, когда мы перейдем точку перегиба — это будет сделать уже невозможно даже теоретически.