Никто у нас войны забыть не сможет…
Веду малолетнего сына Даню в детский сад. Он идет насупленный, ищет повод для скандала. Пытаюсь растормошить его, поднять настроение, говорю, что у него утренник, девочки будущих защитников будут поздравлять, у тебя дедушка и прадедушка были на войне. А он спрашивает, был ли я на войне. Отвечаю - не успел. Вот и появился повод. Разревелся, слезы градом: «Аааа! Ты всегда медленно ходишь, всегда опаздываешь, и на войну не успел!».
К чему это я вспомнил через много лет? Просто поймал себя на мысли, что мы постепенно утратили традиции семейных посиделок, где старшие ненавязчиво рассказывали нам о своей молодости, жизни, родных, близких. Иногда, взрослея, начинали фрондировать, критиковать, порой ожесточенно спорили со взрослыми. Проходит время, копятся опыт, знания, и вдруг понимаешь, что папа был прав или надо было слушать маму. А что-то откладывается глубоко в памяти и сидит крепко-крепко, ничем не вышибешь, никакой агитацией и пропагандой. Помню, как меня резануло понятие Война из рассказа мамы Лиры Маликовны, где ни одного слова не было о битвах, сражениях, героизме, но навечно осталось в детской памяти.
Бабушка Гильмикамал с детьми - шестилетней Лирой и годовалым Ралифом, 1941 год.
- Мама, откуда у тебя этот шрам на пальце? - поинтересовался я во время очередной вечерней беседы за чашкой чая.
Она рассмеялась и рассказала нам с братишкой следующее.
- Самые счастливые времена моей жизни были в детстве. Я была пятилетней девочкой и жила в селе Миништы, где в колхозе «Урал» были одна или две рыболовецких бригады. На реке Белой в пойме было много озер, и рыбы полно, так что лодки, груженые уловом, подходили к берегу, чуть ли не черпая бортом воду, ну и мы с ребятней сбегались. Кто помогал разгружать рыбу, кто играл с ней, а кто просто глазел. Как-то я сунула пальчик рыбке в рот, думала, она уснувшая, а это оказалась щука, да еще живая. Та щелкнула зубами и прокусила мне палец. Как я ревела! Хорошо, рядом папа оказался. Он председателем колхоза был и спустился как раз к реке поинтересоваться уловом. Быстро разжал щучью челюсть, схватил меня орущую в охапку и бегом доставил в медпункт.
- У вас был медпункт?
- И не только! До войны мы хорошо жили! У нас в колхозе свой кирпичный заводик был, школу большую построили, до сих пор стоит, клуб. Электричество и радио первыми во всем Дюртюлинском районе появились. Сад разбили, ягодники, пасека была. Три фермы построили для коров, овечек. И в нашей мусульманской местности отец построил свиноферму. Многие не сразу поняли это решение, но он уже тогда знал, насколько это рентабельное производство и быстрая от него отдача. В округе было два леса – колхозный и государственный. В колхозном я наткнулась на спящую змею, с тех пор боюсь их до ужаса, а в государственном лесу, когда гуляли с детворой, видели громадного волка, который прошел медленно, метрах в тридцати от нас. Мы с визгом кинулись бежать, не помню, как очутилась дома.
- А трактора были?
- Ну как без них огромные поля вспахать, засеять и убрать. Зерновой ток до сих пор стоит.
- А в огородах что выращивали?
- Как везде: картошку, лук, чеснок, морковь, свеклу и другие овощи. Много огурцов было, лишние даже птице и скотине скармливали, помидоры не все успевали дозревать, доспевали дома. Бахчевыми культурами занялись, но помешала война. Папа ушел на фронт, и многие дела свернулись.
Эта проклятая война разделила мою жизнь на до и после. Когда папа ушел воевать, мне было шесть лет. Мама – простая колхозница, с раннего утра до позднего вечера на работе. Все домашнее хозяйство было на мне, да еще малолетний братишка Ралиф. С едой сразу стало плохо. Все уходило на войну. Свое молоко обязаны были носить на колхозный сепаратор, после его перегонки – обезжиривания - обратку отдавали хозяевам. Я несколько раз видела, как женщины после сдачи молока на дно пустого ведра втихаря приклеивали кусочек масла, заливая обраткой, и несли домой детям, молясь в душе, чтобы не всплыл. Время военное, если кто увидит, мало не покажется. Что греха таить, иногда мама так делала. Иначе не выжить. Один раз, когда мама заболела, я потащила ведро на сдачу и расплескала. Думала, все, нас накажут, но простили по малолетству. Через год по ранению вернулся после госпиталя мой любимый папа с медалью на гимнастерке, стало полегче, но ненадолго. Как только окреп, снова пошел воевать и уже не вернулся…
Дед после ранения и бабушка, 1942 год.
Вот так незатейливо через историю своего детства нам донесли суть явлений, поступков людей. До меня, ошарашенному такой информацией, не сразу, но со временем дошел весь трагизм и героизм того времени. Без всяких документов, книг и кино открылась картина, как развивалась страна, как оборвался мирный труд, какая тяжесть легла на плечи женщин, подростков и детей в тылу. После ранения мой дед имел полное право не возвращаться на фронт, но он вернулся.
К чему я это? Надо, надо разговаривать с детьми и внуками не только о войне, рассказывать о предках, родных и близких, о своей жизни. Чтобы ребенок знал, он не первый и не единственный, что до него были и после него будут люди, и эту связь времен и поколений обеспечивает именно он. И сам когда-нибудь скажет сыну: «Отложи игрушки, давай поговорим. Я расскажу тебе…».
P.S.
Десять лет назад после долгих поисков удалось найти могилу деда Мирвалиева Малика Нургалиевича. В похоронке было написано, что погиб в Могилевской области Белоруссии у деревни Хандога. Позднее выяснилось, что он похоронен в братской могиле в трехстах метрах от деревни Хандоги Витебской области. Там обрели покой 205 советских воинов. Благодаря мемуарам генерал-полковника Михаила Хомуло «Полк, к бою!» узнали, что в конце ноября 1943 года пять долгих суток шли ожесточенные бои с превосходящими силами врага за Хандоги, которую с большими потерями то освобождали, то сдавали снова. В день завершения кровопролитных боев 30 ноября погиб наводчик Мирвалиев Малик, ему было всего 32 года. Эта военная операция была проведена накануне Курской дуги с целью оттянуть и обескровить силы противника.
Род Мирвалиева М.Н. продолжается: четыре внука, девять правнуков и пока четыре праправнука. На братской могиле есть башкирская земля и посаженные нами тюльпаны. Память о нем навечно в сердцах родных и близких, наш долг передать ее внукам.
Малик Мирвалиев перед уходом на фронт.
В братской могиле, обнесенной деревянным забором, похоронено более 200 воинов.
Ринат ШАКУРОВ.