Позывной «Термит»: если Киев одержит победу, война придёт и в Россию
Война на юго-востоке Украины, что это для нас, россиян? Кто-то соприкасается с этим постоянно, помогает беженцам, собирает и отправляет гуманитарную помощь, другие — ежедневно узнают о происходящем из газет и телепередач. За время, прошедшее с начала т. н. АТО, чувства притупляются: кажется, что война идет где-то в параллельной реальности, отдаваясь в мозгу навязчивым информационным гулом. Одесса, «Боинг», Донецк и Мариуполь, — все постепенно смешивается в какую-то кровавую кашу, оседающую на подкорке мозга. Ты уже не ужасаешься, не даешь оценок; просто отмечаешь «на автомате», что это происходит где-то далеко и не с тобой — и в следующий момент забываешь.
Внезапное прозрение наступает, когда выясняется: оказывается, твой приятель, одноклассник, которого ты помнишь сидящим за соседней партой или играющим с тобой в игру на приставке, полгода воевал на стороне ополчения. Реальность тут же врывается к тебе в сознание, вырывает из привычного круговорота «дом — работа — вторая работа — дом» и ты понимаешь: война идет, и она ближе, чем ты мог себе представить. И вот вы едете в редакцию, договорившись об интервью, и, глядя, как в метро люди без слов подходят к мужчине в камуфляже с нашивкой Новороссии и медалью и молча пожимают ему руку, ты продолжаешь об этом думать.
«Я понял, что должен хоть чем-то помочь…»
Артем, расскажи, как ты пришел к мысли отправиться в зону конфликта. У человека есть семья, работа… и вдруг он все бросает и уезжает на войну.
Я по образованию и по своей профессии психолог, и в этом, наверное, ключ. Для нашей профессии эмпатия, сочувствие людям, понимание их проблем и трудностей чрезвычайно важно. Где-то с февраля, когда начался этот «майдан», я наблюдал за обстановкой на Украине, читал много информации в интернете: что там происходит, как, почему? Очень переживал, когда начались обстрелы городов, когда начали бомбить мирное население.
Запомнился мне один ролик в интернете: как дети в Славянске играли в войну. Я работал школьным психологом, и, когда увидел видео, помню, стало страшно: если у детей такое детство, какими они вырастут? Наблюдал-наблюдал, очень сильно переживал и в какой-то момент понял, что должен хоть чем-то помочь людям, хоть даже и не служил в армии.
Ушел в отпуск и нашел в интернете ресурс, где собирали ополченцев. Там мне дали контакты, сказали, как собираться, что желательно с собой взять. Чтобы близкие не волновались, сказал, что еду помогать с гуманитарной помощью. Выехал в Ростов, где нас собрали в группу и отправили в Донецк. Туда мы приехали 14 июля, и с тех пор я почти полгода пробыл в Новороссии. Уехал обратно 9-го января: узнал, что здесь умер друг, и очень хотел попасть на похороны. Если бы не это, до сих пор был бы там.
В Ростове был какой-то «тренировочный лагерь», где собирали добровольцев перед отправкой, проводили подготовку? Или просто, скажем так, «перевалочный пункт»?
Было просто место сбора, где собралось определенное количество людей. Ребята со всей России и не только, большинство, процентом 90, даже в армии не служили. Нас собрали, довезли до границы, на тот момент там украинских пограничников уже не было. Спокойно перешли на ту сторону, сели в подъехавшие автобусы и отправились в Донецк.
Достигли Донецка, что дальше?
Мы приехали в расположение в Донецке, нам практически сразу выдали оружие. Сразу начали с ним заниматься, потому что большинство даже не представляло, что такое автомат Калашникова. Из нашей группы было несколько человек более опытных, имевших за плечами опыт службы; они нас обучали, показывали, как обращаться с оружием, разбирать-чистить-собирать, и так далее. Несколько первых дней только этим и занимались. Кроме того решали вопросы обеспечения: у кого-то даже камуфляжа не было.
Я непосредственно занимался матобеспечением, старался найти что-то через нашего зама по тылу. Помню, как-то подходит ко мне наш командир: «Жалуется на тебя хозяйственник, говорит, ты его достал совсем». Думал, выволочка будет, а он мне: «Молодец, так и надо! Все правильно делаешь!»
Короче, первую неделю у нас была подготовка. Хозяйственные, бытовые вопросы, учились с оружием обращаться. Выводили нас на стрельбище, где занимались пристрелкой. Ну, а потом — все, приступили к выполнению боевых задач.
Помню, ты вкратце про аэропорт рассказывал…
Да, наш самый первый боевой выезд был как раз в районе аэропорта. Мы поехали прикрывать минометные расчеты, которые должны были нанести удар по скоплениям противника. Это было 21-го июля, спустя неделю как мы приехали.
Моя группа пошла в разведку. Там была небольшая неразбериха: все пошли в разные стороны, мы не знали конкретно, где позиции и куда нам идти, нам указали примерное направление. Ну, мы разведка, пошли вперед. Там кроме нашего подразделения был «Оплот» и другие, с ними у нас координации не было. Поэтому когда мы подошли по Взлетной улице к знаменитому магазину «METRO», решили продвинуться дальше. Рядом уже был новый терминал, метров 200−300 до него оставалось. С этого терминала по нам начал работать снайпер: оказалось, что мы попадаем в сектор его обстрела. Сориентировались, перешли на другую сторону улицы, но когда возвращались, пришлось снова под пулями побегать. Повезло, что снайпер «косым» оказался.
Когда мы вернулись в расположение, нас практически сразу по команде погрузили в автобус, и мы уехали почти на месяц в Шахтерский район. Там мы выполняли уже немного другие задачи…
Какие, например?
Сначала была поставлена задача захватить деревню. У украинских силовиков там были хорошие позиции — дзоты времен Второй мировой войны, которые были построены еще немцами, линия обороны была укреплена. Несколько раз ходили на штурм, потом, когда выяснили, что и где находится у противника, обошли и захватили пункт, отбросили врага.
Дальше было легче. Спустя две-три недели нас отправили в Луганскую область. В районе Красного луча шла колонна украинских вооруженных сил. Ее с одной стороны зажимали луганские подразделения, с другой стороны — донецкие, вроде даже подразделение «Моторолы». А мы с южной стороны тоже их подприжали.
Если бы они знали нашу численность, то могли бы нас просто раздавить. Их по примерным оценкам там было больше тысячи человек, а нас — в районе сотни. Но так как наше появление и массированный обстрел их колонны был для них полной неожиданностью, победа была за нами. Враг бежал с большими потерями.
В ополчение едут воевать со всей России и не только…
Кто едет помогать ополчению Новороссии? Ты говорил, что добровольцев набирают со всей России и не только.
У нас был взвод, который набирали в России, но среди воюющих были добровольцы из Белоруссии, из Казахстана, даже из Латвии.
Командир у нас самый первый был из Латвии, позывной «Спец». До этого, как он рассказывал, собирал гуманитарку для Крыма. Он погиб при штурме, практически в самом начале, в 20-х числах июля. Они пошли в разведку, он дал команду отходить всем, а сам остался прикрывать. Спустя несколько дней, его нашли мертвым. Он был небедным человеком, но по каким-то своим морально-этическим принципам решил помочь населению юго-востока Украины. Пусть земля ему будет пухом.
Сам лично не сталкивался, но слышал про испанцев, итальянцев, французов, которые воюют в ополчении. Они больше попадали в подразделение к Мозговому, собирались из разных стран, общались на английском.
Одно время украинские власти и журналисты говорили о «чеченских батальонах смерти», приехавших воевать за Новороссию. Встречал хоть один?
В рядах ополчения есть добровольцы из Чечни, но ни о каких батальонах речи, конечно, нет. Я видел не очень большие подразделения, что-то в районе взвода. Приехали вместе и стараются вместе держаться.
А подразделения российской армии, тысячи российских танков, о которых говорят в Киеве, представители НАТО и США?
Никогда не видел, не слышал сам и не встречал никого, кто бы видел или хотя бы знал действующих военных из России, воюющих в ополчении. Да, среди добровольцев есть бывшие военные, и только.
Что же касается техники на вооружении ополчения, то вся она добывается в бою. Это обычная советская техника, которую ранее использовали ВСУ. Наше подразделение захватывало несколько раз и установки «Град», и БМП противника, проблем с этим нет.
Более того, рассказывали, что сами ВСУшники приходили к ним еще в Славянске и предлагали купить вооружение и боевую технику. И БТРы у них покупались, и танки. Бывает, у ВСУ даже продовольствия нет, вот они технику и продают.
Как в общем и целом обеспечены ополченцы? Про технику понятно, как дела с оружием и обмундированием?
Когда мы приехали, нам сразу же выдали оружие и боеприпасы. Да, были какие-то сложности, но постепенно становилось лучше и лучше: мы захватывали позиции противника, там было брошенное оружие.
По поводу обмундирования, поначалу, мы старались доставать экипировку самостоятельно, своими силами: дорога в Донецк в августе была опасной, потом уже какая-то помощь начала приходить. Не знаю, какими силами и средствами наши командиры все это находили, но к зиме мы были обуты и одеты, с одеждой было все хорошо. Кормили тоже нормально - каша, макароны, порции большие, все были сыты.
А какое-нибудь денежное довольствие вам выплачивалось?
Без довольствия армию содержать сложно. Еще до моего отъезда в Донецк командование заявило, что для ополченцев будет денежное довольствие в районе восьми тысяч гривен. Примерно 90% бойцов ополчения — местные, у которых есть семьи, жены и дети. Их надо как-то кормить их, все это понимают.
Нам довольствие выплачивали небольшими суммами, но деньги нам особо и не требовались. Мы ехали туда не за этим, не за деньгами, мы добровольцы, а не наемники. Того же, что нам пару раз выдали, на бытовые мелочи вполне хватало.
Первый вопрос у местных к пленному: «Что ты здесь делаешь, зачем пришел?!»
Как местные жители относятся к бойцам ополчения?
Нас очень добродушно встречали. Когда бывали в деревнях, то местные жители по возможности старались подкормить нас молочком. Или вот, к примеру. Деревня вдалеке от позиций находится, а у нас, допустим, есть мука. Мы ее отдаем местным, а те нам потом приносят коржики с молоком.
Бывает, впрочем, и обратная реакция. Вернувшись из Донецка, я встречал агрессивно настроенных местных жителей. Иногда нам в лицо говорили, что все беды происходят от ополчения: «Если вас тут не будет, все будет тихо и спокойно».
С одной стороны, эти слова можно понять: идут боевые действия, обстрелы, это страшно, ужасно. Но когда люди узнают, что происходит там, где стоят даже не регулярные вооруженные силы, а различные территориальные батальоны вроде формирований «Правого сектора», какой там царит беспредел, они будут молиться на нас, чтобы их все-таки защищали.
Один из примечательных моментов со слов моих сослуживцев. Они находились в районе Красного луча, шел бой, они были возле пятиэтажки. На балкон вышла женщина и начала кричать: «Зачем вы сюда пришли? Из-за вас здесь боевые действия». Она находилась в шоке; когда ей объясняли, что нужно погасить свет, уйти с балкона, она продолжала в истерике кричать и ругаться. В итоге ее заметил противник, вероятно, решил, что она передает информацию о боевых подразделениях. В балкон последовало прямое попадание танкового снаряда, женщина погибла.
Другой случай. Наше подразделение находилось в Спартаке, это пригород Донецка. Там к нам достаточно тепло относились: давали переночевать в домах, а мы в ответ старались помочь с продуктами. Поставок в магазины не было, а нас все-таки командиры нормально подкармливали. Помню, как одна из местных жительниц спросила: «Что нам делать? Как понять, что творится что-то серьезное, как реагировать»? Мы объясняли: смотрите, что мы делаем. Если вы на улице не видите ополченцев, а рядом взрывы, то лучше прятаться. Если мы в непосредственной близости ходим и не реагируем, то можете более-менее спокойно себя чувствовать.
Сталкивался ли ты с бойцами ВСУ? Не в боях, а за пределами сражений? Захватывал ли в плен или общался с уже плененным противником?
Помню, пришла информация, что в соседний населенный пункт приехало два «Урала» противника. Что они там делают, как удалось прорваться через наши позиции — не понятно. Туда выдвинулся БТР с поддержкой бронированного «Урала». В работе я их не видел, но когда мы приехали туда на зачистку, один «Урал» противника горел, второй был сильно расстрелян и поврежден. Тогда мы взяли в плен около трех-четырех человек без ранений, а вот их командир был тяжело ранен. Оказали ему первую помощь, погрузили в машину и повезли в больницу, но он скончался в больнице — ранение было тяжелое, в грудь. Был еще раненый средней тяжести, мы также ему оказывали помощь, перевязали его, обезболивающие укололи. Его тоже увезли в больницу, не знаю, что с ним дальше было, это уже не входило в мои задачи.
То есть отношение к военнопленным абсолютно нормальное, человеческое. Если нужна помощь, она без промедления оказывается?
Естественно. Когда человек попадает в плен, он может представлять какую-то ценность: может рассказать что-то, может дать какие-то данные. Первым делом всегда допрос. После этого пленных передают куда-то, где они будут находиться и ждать обмена. Их постоянно меняют на наших ополченцев, которые попали в плен.
Такое же отношение и к погибшим. Когда мы, например, штурмовали эту деревню, было несколько убитых военных из Украины. Хотели по своей инициативе вернуть тела, связались с их командованием, но те то ли боялись, то ли им было попросту наплевать. В результате мы их сами похоронили: к погибшим нужно относиться по-человечески.
В СМИ иногда проскакивает информация о зверствах и пытках пленных. Можешь как-нибудь подтвердить или опровергнуть эти слухи?
Я никогда ничего подобного не видел, но опять же: какие-то перегибы, может, и бывают, ведь большинство бойцов ополчения — местные жители. У кого-то под обстрелом могли погибнуть близкие, или вот у нашего товарища дядя находился на оккупированной бойцами АТО территории, так его просто задержали на блокпосту и расстреляли. Не исключаю, что кто-то может просто не сдержать эмоции, выплеснуть их при задержании, двинуть со всей силы. Не удивлюсь, если такое было, но чтобы кого-то намеренно калечили или пытали, — такого нет.
А что в голове у тех, кто воюет с другой стороны? Им дали приказ, и они обстреливают, убивают своих вчерашних братьев, о чем они думают, как они оправдывают свои поступки?
Когда бойцы противника попадают в плен, то сразу начинают оправдываться. Дескать, они не стреляли, они вообще не причем — их там чуть ли не силой заставляют. Если честно, я в это не верю. Когда они сидят у себя на позициях, у них там все весело, хорошо и замечательно, а когда попадают в плен, то сразу трусят, готовы придумать все, чтобы избежать наказания за содеянное.
Первый вопрос у местных к пленному: «Ты откуда?» Тот говорит, например, из Кировоградской области. «Что ты здесь делаешь, что здесь забыл? Нафиг пришел? Я — местный, я здесь живу, у меня дом и семья тут, а ты зачем пришел сюда с оружием?!»
Они на эти вопросы ответить практически никогда не могут, теряются, боятся сказать что-то лишнее. Я не встречал таких, кто бы ответил: «Я пришел сюда вас убивать, вы — бандиты и террористы». Такого нет.
С солдатами ВСУ понятно, но среди воюющих на стороне Киева есть и иностранные граждане.
Сам не видел, но мы стояли возле деревни, где, по нашим разведданным, располагалось подразделение польских наемников, какой-то частной военной компании. Они действовали очень профессионально: укрепленные позиции с минометами, окопанные танки, штурмовать эту деревню было очень тяжело. Мы понимали, это профессиональные военные. В какой-то момент, когда их окружили со всех сторон, прошла информация от командования, что они хотят сдаться. Все обрадовались, потому что никто не хотел потерь. По информации командования, наемники хотели выйти из окружения с оружием, даже предлагали какие-то деньги за это. Им отказали: «Сдавайте оружие, сдавайтесь в плен, после этого будем с вами поступать как с военнопленными». Как развивались события дальше, не знаю, наше подразделение сняли с этого места, и туда кто-то новый пришел. Но эту деревню потом все-таки взяли.
В Сети было много разговоров о том, что бойцы ВСУ воюют чуть ли не голышом, без оружия. Так ли это? Как экипирован противник?
Я бы не обобщал. Все зависит от конкретных подразделений, и речь тут не только о профессиональных наемниках-иностранцах, но даже о тех же служащих ВСУ. Когда мы шли на зачистку деревни после боя с «Уралами», я видел трупы солдат противника, они были очень хорошо одеты. Правда, это было не рядовое подразделение, а вроде как спецназ или даже бойцы территориального батальона откуда-то из-под Кировограда. Одеты были все поголовно в кевларовые каски, перчатки, тактические ботинки; автоматы не обычные, с коллиматорами, тактическими креплениями, прибамбасами всякими, новые гранаты.
Но, думаю, так далеко не каждое подразделение экипировано. Рядовой состав бойцов ВСУ подчас даже формы не имеет — кто в чем одеты. А офицеры у них одеты и экипированы очень хорошо.
Если каратели одержат победу, война придет и в нашу страну
Если говорить в общем и целом, как можешь ты оценить ту обстановку, которая сложилась в Новороссии?
У Киева есть армия, превосходящая силы ополчения, есть централизованное командование. Но при этом там командирам порой откровенно наплевать на рядовой состав: что будет с людьми, куда их посылают. Когда участвуешь в боевых операциях, это очень хорошо видно: что вроде как противник тебя превосходит по числу, лучше вооружен, однако отсутствует координация, и в итоге они нам проигрывают из-за этого бардака и нескоординированности.
У нас изначально было очень много разрозненных подразделений, не объединенных в единую структуру. Кто-то воевал, кто-то наоборот не принимал активного участия в боевых действиях, надеялся, что отсидится. Постепенно в этом плане все налаживалось, происходила централизация командования: все подразделения пересчитывались, приводились к порядку в военном отношении. В последнее время уже было видно, что военные формирования в штабе ДНР все посчитаны, каждому ставятся свои задачи, выделяется техника и какая-то определенная помощь. Хоть мы и проигрываем в численности, но ополчение теперь более походит на армию, нежели регулярные соединения ВСУ. Кстати, пользуясь случаем, хочу передать привет разведбату «Крота»: держитесь, ребята!
Наладилась и ситуация с продовольствием. Региону сильно помогает фонд Ахметова: раздают гуманитарную помощь для пенсионеров, матерей-одиночек. Неоднократно видел очереди в Донецке: раздают какие-то крупы, консервы. Приходят большие конвои с гуманитарной помощью из России. Налаживается организация: создаются центры социальной защиты, через них проходит помощь нуждающимся. Жизнь потихоньку налаживается, хотя, конечно, говорить, что все хорошо и замечательно, нельзя. На Украине сегодня идет гражданская война, и до развязки еще очень далеко.
А твои личные ощущения? Прошло полгода, ты уже здесь, твои боевые товарищи — там. Думаешь о возвращении обратно?
Как уже сказал, вернулся я по личным причинам, но мне все равно очень некомфортно. Мои сослуживцы, боевые братья, участвуют в боях, защищают Донецк, а я нахожусь здесь и не могу им ничем помочь. С одной стороны, понимаешь, что от одного человека особо помощи и немного, а с другой — а вдруг я сейчас нужен именно там. В такие моменты на душе тяжело, особенно когда приходят известия о смерти товарищей, чувствуешь, словно несешь за них какую-то ответственность.
За эти полгода у меня накопилось в Москве много дел; исключаю, что разберусь с ними — и вернусь обратно. И да, о своем выборе я не жалел и не жалею. Я понимаю, что если эта карательная операция, которую ВСУ проводят на Юго-Востоке, закончится их победой, следующим этапом будут попытки разжечь полномасштабный конфликт на границе с Россией и война придет в нашу страну. Я просто решил этого не допустить…