Владимир ЕРЁМЕНКО. ДАЖЕ ЕЛЬЦИН НЕ СМОГ ЗАКРЫТЬ «ЛР»

Мне довелось в этой газете работать с конца 1989 года, когда пришёл Эрнст Иванович Сафонов, замечательный человек, который изменил коренным образом всю газету. Либералы оттуда тогда убежали. Причём жалко, что убежали и те, которые были большими профессионалами. Но они как-то уж очень бодро восприняли перестройку. Мы же её восприняли не так бодро, мягко говоря. Я помню, первая наша акция была, когда мы выступили против сухого закона. Мы взяли интервью у дочери академика Бехтеревой, главы института мозга, и она сказала, что сто грамм можно. А тогда ещё был ЦК партии, и нас туда затаскали за эти «сто грамм», потому что такая борьба была с алкоголем, что даже пять грамм нельзя было, а мы «разрешали» нашим читателям сто. И тогда тираж нашей газеты поднялся до пятисот тысяч экземпляров. Это была единственная при Горбачёве оппозиционная газета, потому что все остальные практически были газетами ЦК КПСС, они легли под партию, в которой он был генеральным секретарём, а наша газета как-то отошла. И тогда, я помню, мой однокурсник Александр Егорунин ещё по привычке ходил в ЦК, и когда у нас начинались редакционные собрания, он говорил: «Вот я был в ЦК... (все как-то начинали посмеиваться) Ну ладно, не буду рассказывать...». И наша газета тогда была единственная, которая выступала против политики Горбачёва.
Потом пришёл Ельцин. Здесь начались более жёсткие, конечно, мероприятия с газетой. Особенно когда случился расстрел Белого Дома и мы начали печатать списки погибших. Нашу газету тогда просто скупали во всех ларьках и уничтожали. Ельцин как-то сказал: ««День» я закрою, а вот «Литературную Россию» труднее, потому что интеллигенция поднимет вой». И нас не закрывали... Но, когда мы открывали каталоги подписки на почте, нас там не было. Как так?! Мы обращались в Союзпечать. Они говорят: «А вы не определились с тиражами, с ценой...». Мы говорим: «Как не определились?! Вот бумаги, вот всё...» «Ну, извините. Мы дадим телеграмму». И они дают две телеграммы. Одна была о том, что они совершили ошибку, не включив в каталог «Литературную Россию». А вторая, подпольная (мы позднее её обнаружили), о том, что нежелательно подписываться на «Литертурную Россию». У нас в газете был опубликован снимок (сверху с балкона), на котором сидит Верховный Совет ещё до его разгона, и все на заседании читают «Литературную Россию». Потому что это была на самом деле единственная газета, которая выступала против той бездумной политики ещё до 1991 года, когда Коммунистическая партия была закрыта временно. Все остальные газеты, в том числе «Советская Россия», тогда подчинялись руководству страны.
Газета была на первых, что называется, рубежах. Помню, как Чубайс закрывал нашу газету. Влетели маски-шоу... А мы участвовали в выборах там в каком-то регионе, и, слава богу, директора нашего предприятия «Литературная Россия» тогда не было в Москве.
И поскольку мы сидели в здании, которое уже перепродали десять раз и которое было наполнено всяческими коммерческими структурами, то они не знали, где наш сейф. Это на Цветном бульваре было. И пока они выясняли, где наша комната, мы тихо вынесли все наши документы из сейфа. А у директора нашего тогда, к сожалению, умер отец. Он звонит. Я ему говорю: «Сиди там, занимайся печальными делами, а сюда не возвращайся». И мы все эти бухгалтерские документы отдали в высококвалифицированную аудиторскую контору, они всё там проверили за это время. А следователям я говорю: «А нету директора. Хотите, выносите что угодно. Мы не знаем, где у него сейф». Короче, к тому моменту, как он вернулся, мы все эти документы почистили, отдали
в налоговую полицию. Директор отделался двумя минимальными окладами штрафа. И то ему сказали: «Мы бы и этого не взяли. Но Чубайс курирует этот вопрос, поэтому мы должны как-то вас наказать...».
Я уж не буду говорить обо всех этих вещах, когда (ещё при Сафонове) из Ирака я прислал сюда статью, где рассказал о подноготной американской интервенции. Это была первая газета, которая рассказала, что там произошло, и что на самом деле послужило причиной событий. Саддам хотел иракские нефтяные деньги передать Восточной Европе и в первую очередь Советскому Союзу, чтобы поддержать экономику. И именно поэтому началась вся эта котовасия... И когда я вернулся, уже эта статья была опубликована (моё интервью со вторым в Ираке человеком после Саддама, которого потом, конечно, тоже расстреляли), сижу у себя в кабинете... Пришёл мой приятель Толя Пшеничный из МИДа и говорит: «А чего ты сидишь? Тебя сейчас прибьют! Ты должен прятаться...» (тогда Шеварднадзе был министром иностранных дел) «Там такой скандал в МИДе! Тебя прибьют просто!». Но тут же вышли подобные материалы ещё в каких-то газетах... То есть мы прорвали эту стену. И буквально через несколько дней опять приходит этот мой товарищ и говорит уже: «Можешь сидеть спокойно. МИД раскололся надвое. Там такой везде скандал, что вряд ли до тебя будет...» И потом Шеварднадзе через месяц где-то ушёл, и нашу газету на прощальной пьянке в междусобойчике раза четыре «помянул», а на официальной – всего два раза: что, дескать, из-за наветов в прессе на него всё случилось... Так что у нас есть какие-то и международные заслуги.
Я хочу сказать, что, конечно, тяжёлое сегодня время. Правильно Вячеслав и его коллектив борятся. Мы проходили такие же тяжёлые времена, и всё равно выстояли. Думаю, с нашей помощью и с помощью общественности мы отстоим газету. И будут у неё времена ещё более героические, но, надеюсь, что в самом нашем обществе в дальнейшем всё-таки времена будут более мягкие...

Владимир ЕРЁМЕНКО,  

главный редактор газеты«Литературная Россия» с 1994 по 2004 год