«Наш маленький Париж» на большой Кубани

КТО «Премьера» им. Л.Г. Гатова — 80-летию Краснодарского края

Виктор Иванович Лихоносов… Живой классик нашей отечественной литературы – это о нём. Его роман «Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж» – это о Кубани как о маленьком центре большого мироздания. Но это не просто книга, не просто роман, а неиссякаемая «житница» человеческих судеб. Это галерея портретов и драматические переломы истории. Это терпкий колорит южных характеров и не написанная, но запечатленная в душе и мыслях автора ода кубанскому казачеству. Это размашисто-живой срез прошлого, памятник тому, что ушло и никогда уже не вернется. По словам Валентина Распутина, «главный герой этого романа – Память. Память – как вечность и непрерывность человека, как постоянное движение из поколения в поколение духовного вещества».

Этот роман-эпопея – главный труд жизни писателя: он охватывает огромный пласт истории Кубани практически от начала XX века до наших дней. Роман создавался в 1978–1983 годах, а впервые вышел в свет в 1987-м. Через три десятилетия, уже в XXI веке, когда той огромной страны, в которой этот роман родился, давно уже нет, но по-прежнему есть великая Россия, к нему начинаешь относиться по-особому трепетно. Патриотизм сегодня снова в цене, и пробудить его вновь способна лишь по-настоящему великая литература, к которой этот роман, несомненно, принадлежит. Животворящее русское слово и цветисто-пряный диалект казачьего этноса, соединяя прошлое с настоящим, на сей раз воздвигают нерукотворный литературный памятник самому Екатеринодару.

Прошлое – это Кубань как исторический регион Северного Кавказа, прилегающий к реке Кубань и ее притокам. Настоящее – это Краснодарский край (субъект Федерации, появившийся на карте России в 1937 году) и его столица Краснодар (бывший Екатеринодар). И кажется, что в год 80-летия образования Краснодарского края, лучшего выбора, чем обращение к роману Виктора Лихоносова «Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж», Краснодарское творческое объединение «Премьера» им. Л.Г. Гатова сделать просто и не могло! На сей раз речь идет не об опере, и не о балете, а о музыкально-драматическом спектакле синкретического жанра, и поэтому музыка – симфоническая, духовая, хоровая и вокально-камерная – создает теперь необходимый объединяющий базис, психологически-мощную невербальную «подкладку» для пьесы-квинтэссенции по мотивам романа, которая и легла в основу этой экспериментальной юбилейной постановки.

Но сам спектакль – это приношение не только Краснодарскому краю, но и, конечно же, автору романа. Тепло встреченный публикой, он присутствовал на премьере, состоявшейся в Музыкальном театре 9 декабря. Пьеса в необычной эстетике синтеза крупной плакатно-выразительной – почти оперной – формы и многопланово-динамичного «киносценария», оживающего в мистерии театра за счет современных высокотехнологичных постановочных средств, компактна, вдумчива, глубоко содержательна. Ее автор – режиссер-постановщик спектакля Николай Панин (Санкт-Петербург, Москва), но она, что абсолютно естественно и вполне ожидаемо, щедро наполнена цитатами из романа. Драматический (вербальный) пласт эффектно закольцованной композиции эпизодов органично вписан в абстракцию театра, изумительно стилизованную под альбом старых фотографий в стиле сепия. Альбом воспоминаний перелистывает страницы-эпизоды, фиксируя места и события в текстах-пояснениях, как в книге, но глобальная сценографическая конструкция и есть гигантская книга: распахнутая и установленная вертикально, она взмывает под колосники сцены!

Поскольку книга необычная, театральная, то фото- и видеоконтентом занят и ее не менее информативный корешок-переплет. На явном контрасте с пастельной абстракцией содержательно-действенной «книжной рамы» внутреннее пространство этой распахнутой книги – яркий мир актеров. Мир романа и театра оживает в скупом реализме камерно-лирических и бытовых сцен, в хоровых картинах и массовой пластике. Полупрозрачные веревочные ширмы-перегородки (опускающиеся-поднимающиеся театральные «закладки») то и дело акцентируют внимание на многополюсности спектакля, словно невзначай взывая к многолико-пестрой, но монолитной психологической «ячеистости» мира «ненаписанных воспоминаний» романа. В спектре характеров и уклада жизни Юга России, воссозданном на драматическом переломе начала XX века, огромную роль играют и располагающие к доверию фактурно-красочные, стилизованные под эпоху костюмы. Спектакль, в сюжете которого позитив и негатив истории всегда идут рука об руку, – на редкость счастливое дитя современного театра, ибо выстроен он на созидательно-творческом позитиве.

Кубань с ее «маленьким Парижем» (Екатеринодаром), Санкт-Петербург (столица России) и французский большой Париж (столица русской эмиграции) – «три кита» старого мира, возникающего и уходящего в небытие перед нашими взорами. Мир спектакля – словно «волшебное зеркало» истории кубанского казачества, запечатлевшее ее важные вехи. В их числе – назначение в 1908 году начальником Кубанской области и наказным атаманом Кубанского казачьего войска Михаила Бабыча (первого потомственного казака на этом посту и последнего атамана), 100-летие Собственного Его Императорского Величества Конвоя, основу которого составляла элита Кубанского и Терского казачьих войск, а также открытие памятника первому десанту запорожцев в Тамани. Тема 300-летия Дома Романовых – штрих лишь конспективный, но темы Первой мировой войны (приезд Николая II на Кубань вскоре после ее начала) и отречения звучат в полный голос. Особо важны темы Октябрьской революции в России, 100-летие которой подоспело в этом году, и братоубийственной Гражданской войны, в которой одним из оплотов белогвардейского сопротивления становится многострадальная Кубань (к белому движению в ту пору как раз и примыкает, пожалуй, главный герой инсценировки, лихой казак-воин Пётр Толстопят).

Визуальный облик спектакля как пристальный (эпический по масштабам исторически-театрального обобщения) взгляд из современности на литературную классику XX века – неоспоримый факт того, что идейно-творческие устремления режиссера Николая Панина, художника Татьяны Барановой (сценографа, автора фото- и видеоконтента), художника по костюмам Анны Арутюновой и художника по свету Константина Герасимова сливаются в органично связанное, единое целое. В общую канву сквозного развития сюжета режиссер встраивает не только массово-хоровые сцены, но и мощную сцену массовой хореографии: пронзительно-сильный по эмоциональному аффекту пластический этюд «вечного боя» как символа смертельного противостояния красных и белых. Есть в спектакле и пластическая зарисовка царской семьи – ее прощальный портрет перед отречением и гибелью.

Уместить целый роман-эпоху в стандартный хронометраж театрального действа в двух отделениях с антрактом, при всём желании, невозможно, ведь упоение живой и терпкой красотой русского слова, испытываемое при чтении романа, и атмосфера театра, воздействующего на сознание зрителя по принципу «здесь и сейчас», – категории заведомо разнородные, несопоставимые. Но зато на сей раз специфика музыкально-драматического спектакля дает уникальный шанс объединить в рамках одного проекта разные творческие коллективы «Премьеры». Задача их режиссерской и музыкальной координации непроста, но как истинные профессионалы своего дела и режиссер-постановщик Николай Панин, и дирижер-постановщик Владислав Карклин (художественный руководитель Музыкального театра) справляются с этим отлично! Симфонический оркестр, Хор (хормейстер – Игорь Шведов), а также солисты и артисты Музыкального театра в составе «Премьеры» как раз и составляют академический остов, музыкально-драматическое ядро спектакля.

Покоряя мастерством живых народных традиций, не забытых и сегодня, этнический музыкальный колорит придают всему действу два известнейших коллектива «Премьеры» – Ансамбль казачьей песни «Криница» (художественный руководитель – Владимир Капаев) и Кубанский духовой оркестр (художественный руководитель и главный дирижер – Валентин Спиридонов). Хореографический номер-дуэт (единственный подобного рода элемент спектакля) – общеромантическая аллегория любви и очень важная метафора, ведь на любовные линии взаимоотношений главного квартета персонажей (Петра Толстопята, Дементия Бурсака, Калерии и Юлии) «надстраивается» всё многослойное историческое и этническое здание спектакля. Светлый, прелестно-воздушный номер балетмейстера Олега Рачковского на музыку фрагмента второй части Третьей симфонии Сергея Рахманинова изящно, одухотворенно-тонко проводят Владимир Морозов и Надежда Цветкова – солисты Театра балета Юрия Григоровича (еще одного знаменитого коллектива «Премьеры»).

Автор цельно-музыкальной композиции, в которой огромное место уделено хоровой музыке как a cappella, так и в оркестрово-симфоническом сопровождении, – также Николай Панин, и когда в хоровых эпизодах сливается звучание голосов двух коллективов (Хора Музыкального театра и Ансамбля казачьей песни «Криница»), создается особенно сильное эмоциональное впечатление. В пандан к теме кубанского казачества в спектакле дважды возникают фрагменты из Концерта «Тихий Дон» для хора Сергея Слонимского на слова старинных казачьих песен. Интересно вписан в сюжет хор «Посмотри, какая мгла» из «Двенадцати хоров a cappella» на стихи Якова Полонского. Массово-хореографическая сцена сражения между белыми и красными (пластический этюд «вечного боя») идет под музыку «Развязки» из Симфонической сюиты Сергея Прокофьева, созданной на основе его оперы «Игрок». Настрою этой сцены она созвучна так же поразительно точно, как и первая из «Трех гимнопедий» Эрика Сати – элегантному погружению в атмосферу ностальгии русской эмиграции в Париже (в спектакле эта пьеса для фортепиано звучит в записи). «Романс» из Сюиты для оркестра «Поручик Киже» Прокофьева становится музыкальной характеристикой сáмого колоритного казачьего персонажа постановки Луки Костогрыза во многих ее эпизодах, а три аллегорических сна этого стихотворца-самоучки, известного на весь Екатеринодар мастера шуток и прибауток, – игровыми философскими врезками.

Глубокий и важный аспект спектакля – музыка Георгия Свиридова. Это «Военный марш», «Венчание» и звучащий в финале во время встречи Калерии и Бурсака «Романс» из музыкальных иллюстраций для оркестра к повести Александра Пушкина «Метель». Это «Душа моя, печальница о всех в кругу моем» для женского хора и «Ночь» (только оркестр) из Маленькой кантаты «Снег идет» на слова Бориса Пастернака, «Матушка Русь» из «Весенней кантаты» для хора и оркестра на слова Николая Некрасова, а также хоры «Любовь святая» на слова неизвестного автора XVII века из музыки к драме «Царь Фёдор Иоаннович» А.К. Толстого и «Зорю бьют…» из Концерта для хора «Пушкинский венок».

Не только балетный классический дуэт связан с музыкой Рахманинова: фрагменты его «Симфонических танцев» – динамичные «зачинщики» обоих частей инсценировки, и в начале второй части под эту музыку, словно отринув саму реальность окружающего бытия, самозабвенно вальсируют влюбленные друг в друга Пётр Толстопят и Юлия. Трижды, словно лейттема отношений внутри «квартета» главных героев, возникают в спектакле фрагменты из «Поэмы экстаза» Александра Скрябина. Сначала – в весьма живых, экспрессивных завязках обеих линий: Калерии и Бурсака – в Екатеринодаре, а Юлии и Толстопята – в Петербурге, где тот служит в царском Конвое. Вторично – в отношении лишь второй пары в лазарете Царского села, куда после ранения во время Первой мировой попадает Пётр и где Юлия несет вахту сестры милосердия. Финальный «аккорд» этой «лейттемы» – встреча постаревших Юлии, Толстопята и Бурсака в эмиграции. Парижский «квартет» неполон: Калерия из России так и не уехала – Бурсак ее фактически бросил...

Пусть акапельные хоры, симфонически-хоровая и чисто оркестровая музыка звучат в спектакле фрагментарно, в прикладном аспекте, для Симфонического оркестра и Хора Музыкального театра шанс прикоснуться к такому потрясающе благодатному материалу можно расценить, как большую удачу. В этой музыке Оркестр и Хор раскрывают свой потенциал в полной мере, и творческий союз обоих коллективов с маэстро-дирижером правит свой очевидный триумф! Но и впечатление от этнически-фольклорного пласта – отнюдь не меньшее! И русские народные, и казачьи песни – «Милосердная сестра», «Вдоль по Питерской», «Ой, нэ розвывайся ты, сухый дубэ», «Ой, годи ж нам журытыся» (на слова казачьего атамана Антона Головатого), «Славные кубанцы» (песня линейных казаков, записанная на хуторе Кубанский) – в исполнении Ансамбля казачьей песни «Криница» звучат в обработке его руководителя Владимира Капаева. Неповторимый колорит эпохи создает Кубанский духовой оркестр, щедро даря яркие впечатления от старинного марша «Генерал Скобелев», «Военного марша» Свиридова из «Метели», вальса «Осенний сон» Арчибальда Джойса и «Встречного марша Кубанского казачьего войска», написанного руководителем этого коллектива Валентином Спиридоновым.

Есть в спектакле и фоновая музыка. Это фрагменты фортепианных ноктюрнов Глинки («Разлука») и Шопена, а также одной из прелюдий Рахманинова, фрагменты польки «Трик-трак» Иоганна Штрауса и Одиннадцатой симфонии Шостаковича («1905 год»). Это русская народная песня «Гэй, в саду пташечка», это и русские романсы («Очаровательные глазки», «Я обожаю», «Не уходи, побудь со мною» Николая Зубова, «Но это только сон» Леона Калишевского, «Сияла ночь» Николая Ширяева). А есть и романсы, которые, словно арии в опере, поет по ходу действия «самый певучий» персонаж спектакля Пётр Толстопят. На его счету – три соло («Обойми, поцелуй» Милия Балакирева, «Рвемся в бой» Юрия Морфесси, «Баллада о короле» Александра Вертинского), и Алексей Григорьев в партии Петра – точный выстрел в десятку: темпераментность и обнаженный нерв патриотизма проступают в нем и потрясающе сочно, и – что, казалось бы, несовместно – психологически тонко!

Партия Юлии – прекрасная работа Марины Шульги (она же солирует в опусе «Любовь святая» Свиридова, сопровождающем пластическую прощальную сцену с царской семьей). В партиях Бурсака и Калерии, от имени которой в пожилом возрасте через весь спектакль протянута нить памяти «от автора», вокал не предусмотрен вообще, но все три образа драматически привлекательны. Дементий Бурсак, внук Фёдора Бурсака (наказного атамана Черноморского казачьего войска в 1799–1816 годах) – казак по крови, но в душе – типично рафинированный интеллигент, сомневающийся и нерешительный, и в трактовке его образа Владиславом Емелиным это очень хорошо видно. Калерия (Наталья Арзяева) и Старая Калерия (Карина Петровская) – две проникновенно коррелирующие друг с другом грани одного характера, в котором загадки и тайны существенно больше, чем в Юлии. Пётр и Юлия рвутся домой в Россию, и нет сомнений: они вернутся! Но визит Старого Бурсака (Александр Безуглый) к Старой Калерии – тот единственно возможный открытый финал пьесы, который не оставляет сомнения: Бурсак к своей бывшей жене приехал лишь в гости.

Пестрая череда героев спектакля, «надстроенных» над судьбами четырех маленьких людей с большими человеческими характерами, также таит в себе немало интересного, психологически ценного. Это «темная лошадка», Муж Юлии, которого она бросает ради Толстопята (Владимир Булатов). Это Манечка, нежно любимая сестричка Петра, читающая ее трогательные наивно-«детские» дневники (Екатерина Стебекова). Это добряк-пацифист Попсуйшапка, знатный екатеринодарский скорняк по выделке папах (Артем Агафонов). Наконец, это и запоминающийся «царственно-благородный» последний русский император Николай II, типаж которого так притягательно фактурен (Максим Рогожкин)!

Однако два наиболее харизматичных персонажа эпической «надстройки» – праведный, исключительно положительный Атаман Бабыч (Владимир Гадалин) и, в особенности, бывалый и неутомимый Лука Костогрыз, в беспокойной голове которого роится целый рой идей и вещих снов (Анатолий Бородин), – держатся привилегированным в актерском плане особняком. В их незабываемо терпких, выразительных образах заключена вся мудрость и память предшествующих поколений войскового кубанского казачества: они – тот самый ориентир, курс на который на протяжении всего спектакля держит поколение молодого казачества начала XX века. Безрассудно-запальчивый Пётр Толстопят, для которого долг и воинская честь превыше всего, к этому славному поколению как раз и принадлежит.

Без живого и содержательно емкого романа-эпопеи Виктора Лихоносова, который в самóм Музыкальном театре абсолютно справедливо сравнивают с «Войной и миром» Льва Толстого в приложении к здешней географии и новой исторической эпохе, обсуждаемой премьеры просто бы не было. В силу этого, завершая наше театральное путешествие по страницам романа, хочется увенчать его действительно не написанными словами самогó автора – словами, не написанными, но сказанными после премьеры со сцены:

— Это очень патриотичный, благородный, тонкий спектакль. И всякий из нас, кто живет, думает, кто переживает за судьбу Отечества, за нашу общую судьбу, будет приходить сюда и смотреть этот спектакль <…>. Повторяю, это очень патриотичный спектакль, но он очень современный. Режиссер Николай Панин взял из многослойного довольно моего произведения самое насущное для сегодняшнего времени. Ведь я написал роман тридцать пять лет назад, как проходит слава земная. Я сам уже в четвертой части романа, как и Толстопят, прошедший по службе царю <…>. И я сидел и думал, что нет уже тех – даже не то, что тех, которые в романе, – но и тех, к кому я по дворам ходил <…>. Их нет, но есть вы, и корни ваши уходят в это неблизкое дальнее родство. И дай вам бог, чтобы вы после этого спектакля, уходя, так несколько слов сказали друг другу: «А бабушка мне рассказывала!..» Ибо всё это происходило на великой Кубани, в городе Екатеринодаре, великом казачьем городе. Да будем живы и богу милы, как говорили в старину и как повторял не раз в спектакле Лука Костогрыз! Спасибо!..

Фото со спектакля Татьяны Зубковой