Политические амбиции Трампа душат экономику США

Наиболее явный и важный пример этого – внешнеторговая политика. Не демонстрируя никакого интереса к проверенной временем связи между размером внешнеторгового дефицита и макроэкономических дисбалансов в размерах сбережений и инвестиций, президент США продолжает зацикливаться на двусторонних решениях многосторонней проблемы.

В результате, он винит Китай в том, что у Америки дефицит во внешней торговле товарами со 102 странами мира. Его отказ подписать коммюнике по итогам недавнего саммита «Большой семёрки» сопровождался заявлением, что США стали похожи на «свинью-копилку, которую всё грабят», применяя несправедливые методы во внешней торговле. Но дело в том, что свинья-копилка существует для того, чтобы копить деньги, а в первом квартале этого года чистый уровень сбережений в Америке равнялся всего лишь 1,5% национального дохода. Здесь практически нечего воровать!

То же самое можно сказать и о бюджетной политике. Трамп снизил налоги и повысил госрасходы, что приведёт к резкому росту дефицита, однако эти шаги бессмысленны, когда экономики страны приближается к пику бизнес-цикла, а уровень безработицы составляет 3,8%. Кроме того, неизбежные последствия этих шагов для размеров сбережений лишь усугубят те самые внешнеторговые проблемы, которые Трамп, по его утверждению, решает.

Согласно прогнозам Управления Конгресса США по бюджету, начиная с этого года и до 2023-го, ежегодный дефицит федерального бюджета будет составлять в среднем 4,2% ВВП. Это означает, что размер внутренних сбережений будет ещё больше снижаться, а необходимость восполнить их недостаток приведёт к росту спроса на избыток сбережений за рубежом и ещё более значительному росту внешнеторгового дефицита. Несмотря на это, Трамп делает ставку на повышение пошлин, кусая ту самую руку, которая кормит американскую экономику.

Итак, всё, что делает Трамп, связано не с экономической наукой, или, по крайней мере, не с той экономической наукой, которая известна большинство учёных, политических лидеров и граждан. Да, конечно, Трамп быстро нашёл какие-то маргинальные мутации экономической науки (например, печально известные упрощенческие теории Артура Лаффера по поводу стимулировании рыночного предложения), однако ни одно из них не прошло проверку временем и не имеет строгого эмпирического подтверждения.

Но отчего же выделять одну только экономику? Те же самые претензии можно предъявить и к взглядам Трампа на изменение климата, иммиграцию, внешнюю политику или даже на нормы контроля за продажей оружия в США. Перед нами политика применения силы, доминирующая над политикой, которая формируется на основании фактов.

Всё это совершенно неудивительно. Битва Трампа с Китаем лишь подчёркивает его стремление, прозрачное с самого начала, использовать экономику в качестве оружие ради того, чтобы «Сделать Америку снова великой». Вопреки его рассуждениям по поводу несправедливого дефицита во внешней торговле, реальный вызов, брошенный Китаем Америке, в меньшей степени связан с экономикой и в большей – с гонкой за технологическое и военное превосходство.

Действительно, маятник геополитического лидерства пришёл в движение. Масштабный паназиатский инфраструктурный план Китая (инициатива «Пояс и дорога»), равно как и его поигрывание мускулами в Южно-Китайском море, создают намного более серьёзную угрозу американской гегемонии, чем двусторонний дефицит во внешней торговле, являющийся лишь частью намного более значительного многостороннего дефицита. В то же время новейшие усилия Китая по созданию институтов альтернативной финансовой архитектуры, главными из которых стали Азиатский банк инфраструктурных инвестиций и Новый банк развития БРИКС, резко контрастируют со всё более изоляционистской позицией США.

Уже много было написано по поводу исторической траектории великих держав, а также военных конфликтов, которые нередко начинаются в периоды их подъёма или упадка. Именно здесь в игру вновь вступает экономика. Геостратегическая и экономическая силы неразделимо соединены. Как уже давно подчёркивает йельский историк Пол Кеннеди, если стоимость демонстрации военной силы страны начинает превосходить возможности её пошатнувшегося экономического фундамента, возникает ситуация «имперского перенапряжения».

Ещё 30 лет назад Кеннеди предупреждал, что США с их завышенными оборонными расходами становятся всё сильнее подвержены такому перенапряжению. Но в тот момент потенциальные наследники США ослабли: СССР развалился, экономическое чудо Японии сдулось, а Германия увлеклась задачами воссоединения страны и европейской интеграции. Не подвергающаяся никаким угрозам Америка продолжался вяло двигаться вперёд.

Китай, конечно, тогда был едва виден на экранах радаров. Кроме того, в 1988 году чистый уровень внутренних сбережений США равнялся 5,6% национального дохода, что было немного меньше среднего уровня 6,3%, наблюдавшегося в течение трёх последних десятилетий XX века, но почти в четыре раза выше нынешнего уровня. И США тратили тогда на оборону $270 млрд, то есть менее половины утверждённой в бюджете на этот год суммы в $700 млрд, которая выше военных расходов Китая, России, Великобритании, Индии, Франции, Японии, Саудовской Аравии и Германии вместе взятых.

Тем временем, происходил подъём Китай. В 1988 году подушевой ВВП в Китае составлял всего лишь 4% от аналогичного американского показателя (по паритету покупательной способности). А в этом году данное соотношение приблизилось к 30% – почти восьмикратное увеличение всего за три десятилетия.

Может ли политика применения силы компенсировать слабеющие фундаментальные показатели американской экономики, которая страдает от недостатка сбережений, причём в тот момент, когда на неё продолжает приходиться непропорционально высокая доля глобальных военных расходов? И может ли политика применения силы остановить подъём Китая и нейтрализовать его стремление к панрегиональной интеграции и глобализации?

Администрация Трампа, видимо, уверена, что Америка достигла подходящего момента в текущем экономическом цикле, чтобы сыграть в эту силовую игру. Однако данная стратегия окажется успешной только при условии, что Китай капитулирует и откажется от базовых принципов стратегии роста, которая отражает стремление председателя Си Цзиньпина к созданию великой державы: отечественные инновации, технологическое и военное превосходство, панрегиональное лидерство.

Как и Трампу, Си Цзиньпину не свойственно капитулировать. Но в отличие от Трампа, Си понимает связь экономики с геостратегической силой. Трамп заявляет, что в торговых войнах легко побеждать. Но он рискует, не только недооценивая силы своего противника, но и, наверное, рискует ещё сильнее, переоценивая силы Америки. Торговая война вполне может стать первой стычкой в более жёсткой битве, в ходе которой экономика в конечном итоге победит Трампа.