Ответ на комментарии к посту SOS! SOS! SOS!
Но я о комментариях… Они меня удивили, таких комментариев на сообщения о болезни еще не было. Комментариев с сочувствием и пожеланием выздоровления было всего три или четыре (так было на следующий день, когда мне их прочли, потом таких комментариев было больше, но мне их прочли только сегодня). Остальные комментарии можно разделить на две группы. Первая группа - это комментарии, в которых были советы. Мне советовали, как я должна была себя вести, и объясняли, что я вела себя неправильно. Мне нужно было обратиться к врачу, даже вызвать скорую помощь… И еще мне объясняли, где мне нужно было искать хорошую сиделку с рекомендациями. Но самая большая группа комментариев была посвящена обсуждению вопроса о том, хорошо ли поступила моя дочь, бросив меня в болезни. Одни говорили, что она поступила правильно. Поскольку я сама написала, что не воспитывала ее, а передоверила воспитание своей маме, то чего же после этого мне от нее ждать. Другие писали, что хотя Лену воспитывала бабушка, она все равно не должна была меня бросать в болезни, не только родную мать, но даже свекра со свекровью бросать нельзя. Я все это читала и просто не верила своим глазам. Работники благотворительной организации, откуда у меня Наташа, и Надя тоже оттуда - очень квалифицированные сиделки. Они специальные курсы кончали, они все дипломированные. Скорая помощь и незнакомый врач мне были не нужны и даже опасны. Диагноз «панкреатит» у меня уже более 10 лет. Обострения, более или менее тяжелые и более или менее продолжительные, бывают регулярно. Я опытная клиническая больная и знаю, что в таких случаях делать, лучше всяких врачей. А сделать ничего нельзя. Самый острый период нужно просто перетерпеть, собраться с силами, мобилизоваться и терпеть, надеясь, что все кончится благополучно. А когда острота пройдет, нужно сделать все, чтобы компенсировать обезвоживание.
А на этот раз было так… Я заболела, как я уже говорила, в четверг, в 10 часов вечера. Конечно, среди ночи звонить на дачу и будить ребят я не стала. Я сама очень хорошо знала, что нужно делать. Я вызвала Надю. Она приехала в половине двенадцатого и пробыла до девяти. Уходя, она оставила дверь квартиры открытой, и в одиннадцать приехала Марина-старшая, которой я позвонила в восемь утра. Она добиралась долго, она живет в Апрелевке. И вот, когда приехала Марина, я позвонила Лене, потому что Лена должна была дать инструкции именно ей. Со мной разговаривать было бессмысленно. Я лежала пластом и даже говорить не могла. Лена и Марина дружат, испытывают друг к другу большую симпатию. Когда Лена уезжает в командировку, она звонит Марине и просит ее присмотреть за мной. Правда, я об этом узнала от нее только в эту пятницу. Раньше я знала, что Лена, уезжая, поручает меня Асе, а теперь выяснилось, что она и Марину подключает.
Кстати, мое высказывание о том, что я не воспитывала свою дочь, вы поняли как-то уж слишком буквально. Идея заключалась не в том, чтобы мне не участвовать в жизни дочери, - я в ней участвовала всегда, ни одного периода не пропустила, - а в том, чтобы не втягивать Лену в нашу с Игорем жизнь. Наша жизнь была сложной, неблагополучной внутренне и внешне, полная трудностей и проблем. Дети такие вещи чувствуют, испытывают тревогу, и это плохо отражается на их психическом и физическом здоровье, на формировании характера. Еще я не хотела, чтобы наша богемная компания была окружением моей девочки. Компания вела жизнь беспорядочную, неправильную и не всегда праведную. В нашей компании только мы с Игорем жили в устойчивом браке. Наших друзей это очень удивляло. Я как-то цитировала мою лучшую подругу Риту, которая сказала, глядя на мою жизнь: «Вот уж никак предположить не могла, что ты будешь верна одному мужчине, как... как... как какая-нибудь горничная!». Компания, конечно, была пьющая, в этом видели романтику. А когда приходил Юз Алешковский, а одно время он приходил к нам очень часто, то обычная выпивка превращалась в фундаментальную пьянку. Если вы читали знаменитые произведения Юза, то знаете, что около половины лексики там составляет мат. Отсюда можете сделать вывод и о его речи. Я не хотела, чтобы Лена участвовала в этой жизни ни в каком качестве, чтобы она считала такую жизнь нормой. Я вроде бы была с этой компанией всей душой, но я ни разу ни выпила столько, чтобы хоть чуточку захмелеть, всегда как и все держала в пальцах дымящуюся сигарету, но ни разу не затянулась. Я высказывала очень смелые взгляды на отношения полов, но соблюдала целомудрие. Словом, внешне я была с компанией, а внутренне жила в монастырской келье. У меня это очень хорошо получалось, с Игорем было сложнее, а что было бы с Леной...
Мир моей мамы был спокойным, ясным, гармоничным. Там все ценности были правильно расставлены по своим местам и стояли на них незыблемо. И я хотела, чтобы Лена жила в этом мире. Вообще, когда бабушки и дедушки активно участвуют в воспитании внуков, то это связь времен, укорененность, род, и это хорошо. Конечно, если бы не было бабушки, то Лена была бы больше похожа на меня и больше бы меня любила (а может, и наоборот), но я ее рожала не для того, чтобы приспособить под себя и пользоваться ее любовью, я с ней связывала другие планы и проекты. А если уж говорить все начистоту, то дело не в моих убеждениях, решениях и планах. На самом деле все определили обстоятельства, которые были сильнее нас. Я об этом напишу отдельно, и это будет целый пост, длинный-предлинный.
Не знаю, есть ли у моей дочери право и основание меня бросить, но она этого не делала. В зимний период, а он вдвое продолжительней, чем летний, Лена лечит меня 24 часа в сутки. В дачный период она бывает в городе три дня в неделю, она работает теперь на полставки. И только во время отпуска она живет на даче. Отпуск она дробит, и он не продолжается более 10, максимум 14 дней. И за это время она пару раз наведывается домой. В те дни, когда она на даче, она звонит мне утром и вечером. Спрашивает, как прошла ночь, как я себя чувствую, какие показания тонометра (давление, пульс) и термометра. Я не испытываю недостатка в опеке, скорее у меня ее избыток. И это мне в тягость. Если бы не моя физическая немощь, я бы этого не допустила. Вот пользуются моей слабостью и контролируют меня. У меня ощущение, что я теряю самость, субъектность, что я больше не субъект, а объект. Я очень люблю оставаться дома одна, это мои самые хорошие дни. Я наслаждаюсь свободой, пою дурным голосом украинские народные песни и читаю громко вслух стихи, тоже почему-то преимущественно украинские. Это у меня дни украинской вольницы, запорожская сечь. Наверное если бы таких дней одиночества было больше, то я бы скучала и мне было бы страшно, но их так мало…
А вообще в том, что касается медицинского обслуживания, я в самом лучшем положении, какое только может быть, большинство людей может мне позавидовать. Моя дочь - прекрасный терапевт. В том, что касается панкреатита, она может, если вдруг ей покажется, что появилось что-то новое, проконсультироваться с великим человеком Борисом Александровичем, это он поставил мне такой диагноз. Мой зять - тоже врач, и он великий интуит, ему может прийти в голову то, что никому другому бы не пришло, и он дает очень дельные советы. Мой племянник Юрий Тареев - тоже незаурядный специалист, врач-ортопед. Он занимается моими суставами, в самых острых случаях приезжает ко мне и делает мне на дому блокаду. Но еще меня лечит психиатр, самый замечательный в Москве - специалист именно по возрастным изменениям. Это благодаря ему я живу полноценной жизнью и пишу свои посты. Обо всем этом я вам уже рассказывала и не понимаю, откуда такие комментарии?
Наталья Иванова, которая была рядом с моим братом весь последний период его жизни, вспоминает о том, что его лечение долго оттягивали, а потом лечили не от того и она меня предостерегает. На счёт Феликса это правда, он стал жертвой врачебной ошибки, он ещё мог бы жить. Но ко мне это отношения не имеет, он лечился не там, где лечимся мы, простые люди, а в какой-то самой дорогой сети медицинских учреждений, чуть ли не президентская она называется. Огромные деньги платил. Он и меня как-то туда отправил с моей коленкой, но мне там ужасно не понравилось. Ни наукой, ни человечностью там и не пахло. А я лечусь в родимой Боткинской, бесплатной и общедоступной. Я там знаю всех, и меня все знают. И все, кого я там знаю - замечательные специалисты, да и люди замечательные. О своей дочери я уже рассказывала, что представительница той самой сети, в которой лечился Феликс, назвала мою Лену лучшим нефрологом в городе. Лена, правда, когда я ей об этом рассказала, не согласилась и возмутилась. И действительно, Лена Захарова, которая заведует нефрологическим отделением в Боткинской, не хуже врач, чем моя Лена, а может, в чем-то и превосходит ее. Лену Захарову я знаю с детства, я училась в университете с ее отцом.
Отделением кардиологической реанимации в Боткинской заведует Боря Танхилевич - однокурсник Лены. В 2010 году, когда я внезапно заболела, я жила у Феликса. Он ночью вызвал врача из своей сети и хотел за большие деньги отправить меня в их больницу, но я попросила Маринку позвонить Лене, Лена приехала и среди ночи позвонила домой Боре Танхилевичу. Боря вылез из постели, поехал к себе в отделение, и в шесть утра меня в это отделение определили. Я помнила Борю студентом и, увидев его взрослым, совершенно поразилась. Это был прямо какой-то «врач без границ». От него веяло не советской и не русской медициной, а международной на самом высоком уровне. У меня обнаружили тромбоэмболию легочной артерии, положение было очень опасным, но Боря каким-то чудом меня вытащил. Так что того, что случилось с Феликсом, чтобы запоздали с лечением и лечили не от того, со мной случиться не может.
А все мои обострения рукотворные, я сама в них виновата. Они бывают только тогда, когда я нарушаю диету, иногда я делаю это сознательно, а иногда случайно. Сознательно это бывает так… У меня стойкая ремиссия, она очень продолжительная и мне начинает казаться, что я совершенно выздоровела. Даже у онкологических больных бывают случаи чудесного самоизлечения. С одним таким случаем я знакома лично - это машинист электростанции в Станиславе. У него был рак в последней стадии неоперабельный. Он построил шалаш в горах на берегу реки, он всегда мечтал о такой жизни и о рыбалке. Он поселился в этом шалаше, чтобы там умереть. И через полгода выяснилось, что он совершенно здоров. Если так можно излечиться от рака, то почему нельзя от панкреатита? И вот мне кажется, что я совершенно здорова, что я полностью излечилась, и я не могу себе представить, что если я положу в рот что-нибудь запрещенное, то от этого болезнь вернется. И я кладу в рот всегда одно и то же - конфету. Не шоколадную, к шоколаду я равнодушна, и не сливочную помадку, это мои любимые конфеты, а простую карамель, что-нибудь вроде клубники со сливками, снаружи карамель, а внутри немного повидла. Я кладу конфету в рот и не грызу ее, не жую, даже не сосу, а жду, пока она полностью растает. Все время, когда конфета у меня во рту, я ни о чем не думаю, ничего не слушаю и не смотрю, а целиком отдаюсь ощущению сладости. Я чувствую, как сладость наполняет весь рот и, мне кажется, разливается по жилам, я блаженствую. Когда конфета полностью истаивает, я еще некоторое время не делаю глотательных движений, чтобы сладость во рту сохранялась подольше. Обычно я это делаю ночью после приема снотворного, оправдывая себя тем, что с сахаром снотворное быстрее усвоится и лучше подействует. Это мне сходит с рук. И на следующий день, осмелев, я съедаю карамель после обеда в качестве десерта. А на следующий день, уже окончательно обнаглев, и после завтрака, тоже в качестве десерта. Однажды я дошла до того, что на небольшой кусочек хлеба намазала джем. Через три дня такого разгула наступает обострение. Дочь ломает голову, ищет причину, и я признаюсь ей, что развязала с конфетами.
Такую же историю я услышала про Станислава Лема. Возможно, я уже ее рассказывала. Марк Твен считал, что Каин убил Авеля за то, что Авель рассказывал старые анекдоты. Но вы меня убить не можете, потому что вы далеко, и я расскажу эту историю, которую, возможно, уже рассказывала. На «Эхе Москвы» была передача про Станислава Лема, и там ее рассказали. У Лема была строгая диета, ему совсем нельзя было сладкого, я полагаю, у него был тоже панкреатит. Он вроде бы слушался врачей, но когда умер, обнаружилось, что все пространство между книжным шкафом и стенкой, вся эта щель забита фантиками от конфет. Я рассказала об этом Лене, смеясь. Моя дочь страшно возмутилась. Она сказала: «Не вижу в этом ничего смешного, не понимаю твоего веселья. Врачи его лечили, старались и не могли понять, почему их терапия не дает ожидаемого эффекта, а он, оказывается, вот что себе позволял». Я фантики никуда не прячу, а сразу же спускаю в унитаз.
Это что касается сознательного нарушения диеты. А бывают еще и бессознательные, случайные. И так было в последний раз. Мне нужно есть не только определенные продукты, мне еще нужно есть понемножку, порции должны быть маленькие. А в четверг я накладывала себе сама и сослепу положила в полтора раза больше, чем нужно. Я это заметила, но откладывать не стала, это мне сложно, решила что я съем не все - почувствую, что съела свою норму, и остановлюсь. Так иногда бывает. Я чувствую, что съела уже достаточно, а в тарелке осталось еще немножко, и если в тарелке остались даже всего две-три ложки, я прекращаю есть. Так как я бывший дистрофик, а у дистрофиков нормальное отношение к еде не восстанавливается, и выбрасывать продукты они не могут, то эти оставшиеся две-три ложки я накрываю крышкой и ставлю в холодильник, чтобы съесть в следующий раз. И в четверг я собиралась поступить так же. Но я ела и диктовала. Я почувствовала, что хватит, но поскольку голова была занята другим, это ощущение не дошло до сознания, и я съела все. Юра сказал, что я нарушила основное правило техники безопасности труда, которое гласит, что во время работы нельзя есть. Вот за это я и поплатилась. Больше правило техники безопасности я нарушать не буду.
А теперь я вам сообщу потрясающую новость. Произошло событие, которое круто изменит всю нашу жизнь. История такая. В день, когда Лена была в городе, к Олегу на террасу пришла собака и легла на коврик. Она легла так спокойно и свободно, как будто пришла домой. Лена приехала, Олег объяснил ей про собаку, что она живет здесь уже второй день и пришлось ей все сосиски скормить. Похоже, собака здесь поселилась и уходить не собирается. Собака лабрадор, почти чистокровный: один родитель - чистокровный лабрадор, а второй - с небольшой примесью. Щенок в возрасте 4-5 месяцев, сука. Ребята решили, что он просто потерялся, и развесили объявления. На объявления никто не откликнулся. Стали расспрашивать соседей. Выяснилось что щенка этого знают, что зовут его Дора. У хозяина их было двое. Одного он застрелил, а второго просто выгнал; не знаю, что гуманнее. Вот такое положение. Лена позвонила мне. Я сказала, что если их интересует мое мнение, а я как человек, проживающий в этой квартире, имею право голоса, то я за то, чтобы собаку взять. Почему я так сказала, не знаю. В моем возрасте и состоянии всякая перемена опасна; стабильность, отсутствие перемен - единственная надежда, но вдруг остро захотелось собаку. Лена уже купила Доре поводок, сводила ее к ветеринару, хотела сделать прививки там, в Москве это сложнее, но ветеринар дал только таблетку от глистов. Сказал, что прививки нужно было делать или сразу, или уже после того, как молочные зубы сменятся постоянными. Вот такие дела, мои дорогие! И теперь я с нетерпением жду собаку, ждать осталось недолго, ребята вернутся не позже 17 сентября. Лена взяла с меня слово, что при собаке я ни шагу не сделаю без палки, потому что собака легко может меня просто с ног сбить. Ну вот такая у нас потрясающая новость. Я сказала ребятам, что в том, что касается расходов на ветеринара, корм и прочее, я в доле. Буду содержать собаку на читательские деньги с вашего разрешения.
Те, кто хочет поддержать блог, могут теперь переводить деньги не Лене, а прямо мне :
paypal.me/tareeva1925
money.yandex.ru/to/410017240429035