Частное, но весьма любопытное мнение о Невзорове

Кто о Невзорове впервые слышит, тем напомню, что Невзоров – журналист, а на рубеже 90-х снимал на Ленинградском телевидении информационную передачу «600 секунд», которая на фоне заполнившего ТВ либерального говна выглядела вполне себе просоветской. Но в данном случае важно то, что Невзоров был руководителем небольшого (человек до 10) коллектива работников, создававших эту передачу, и для этой статьи важно то, каким руководителем был этот нынешний «аналитег», оценивающий способности такого руководителя, как Сталин.

Я познакомился с Невзоровым в самом начале 90-х (но уже после развала СССР). В те годы мне сначала удалось материально поддержать на плаву газету «День», в которой я публиковался, и которая предшествовала газете «Завтра», а уже потом главный редактор «Дня» А. Проханов свёл меня, как он объяснил, с бедствовавшим тогда Невзоровым, полагая, что мои финансовые возможности были безмерны.

Невзоров сначала попросил у меня купить ему для этих «600 секунд» современные тогда телевизионные камеры «Betacam», я, соответственно, попросил западных партнёров, и они купили в Германии и привезли ему в Ленинград две таких камеры, а я, в качестве расписки, получил большой портрет Невзорова с его благодарственной надписью.
https://wmpics.pics/di-4PTJ.png

Затем Невзоров попросил просто денег для выпуска «600 секунд» – для зарплаты своим работникам и оплаты прочих услуг. Я опять обратился к партнёрам и передал в Ленинград, по-моему, 20 тысяч долларов. Прошло время, Невзоров опять попросил денег для того же, и мы договорились, что в ходе ближайшей командировки в Москву я подскочу в Ленинград для съёмок в рамках передачи «600 секунд» интервью со мною о Катынском деле, которым я тогда уже занимался.

Я выбрал время, приехал в Ленинград из Москвы поездом на день, передал ему (один на один, разумеется) снова такую же сумму, но почему-то в этот день интервью не получилось, и мне пришлось переночевать в гостинице. На следующее утро я выписался из гостиницы и перевёз вещи к нему в студию «600 секунд», занимавшую несколько комнат уже не помню где. В обед мы для этой передачи сняли интервью о Катыни, как мне помнится, где-то в городе, потом к нам подъехал Ю. Шутов, как я понял, достаточно близкий Невзорову товарищ, я познакомился с Шутовым, и мы втроем поели в каком-то ресторане. И вот тут, в разговоре с Шутовым о понятных им делах Невзоров оговорился, и из этой оговорки я понял, что у «бедствующего» Невзорова то ли уже есть, то ли он строит для себя некое поместье, в которое закупает каких-то очень породистых лошадей, а лошадей, оказывается, Невзоров очень любит. Честно говоря, меня это достаточно напрягло – я ещё мог просить партнёров помогать политическому журналисту, но просить у них деньги на лошадей для Невзорова, – это было бы слишком.

После обеда Невзоров попрощался и уехал, а я вернулся в студию его передачи «600 секунд» ожидать время отъезда на вокзал. В студии находилось человек 5 работников Невзорова, готовивших очередной выпуск, и я как-то без сомнений попросил дать мне чаю, поскольку видел чайник и стаканы, да и в любой конторе что-что, а чай всегда был. Но сотрудники Невзорова как-то замялись и сказали, что чаю у них нет. Я удивился, широким жестом вынул 100 долларов (тогда большие деньги) и попросил самого молодого сбегать в магазин и купить мешок сахара и коробку чая. Они пошушукались, молодой сбегал, но принёс едва полкило сахарного песка в полиэтиленовом пакете и самую маленькую упаковку пакетиков чая. Я удивился, что он так экономит мои деньги, но директриса передачи, стесняясь, сообщила, что коллектив «600 секунд» уже несколько месяцев не получает от Невзорова никаких денег зарплаты, и поэтому они просят меня разделить эти 100 долларов между ними, чтобы они наконец хоть что-то принесли семьям. Я ошарашился – куда же тогда идут передаваемые мною деньги?! – и конечно разрешил им оставить эти деньги. А перед отъездом на вокзал ещё и отдал им все деньги, которые остались в бумажнике, жалея, что я передавал Невзорову доллары один на один, а надо было передавать их при коллективе.

Это к теме о Невзорове, как руководителе.

Потом был октябрь 93 года. И газету «День», и передачу «600 секунд» закрыли, потом до меня дошли слухи, что Невзорова купил Березовский, после чего я с Невзоровым больше дел не имел и никогда его не видел – так уж получилось, но не было никакого желания или деловой потребности как-то специально интересоваться Невзоровым или восстанавливать контакт с ним. С другой стороны, в 95-м я лишился финансовых возможностей и со своей стороны перестал быть интересным для штатных патриотов.

Однако последние годы небольшие заметки Невзорова время от времени появляются в информационном пространстве, и я, понятное дело, время от времени просматриваю, что он такого умного сказал. Но тут дело уже вот в чём.

В те, описанные выше времена моя жена связала три свитера – мне, Проханову и Невзорову, связала из неотбеленной и неокрашенной, а посему серой шерсти казахских коз, по крайней мере мы с Прохановым носили эти свитера долго. Так вот, я и эти серые свитера к тому вспомнил, что несколько лет назад, я вдруг увидел вот это фото современного Невзорова и, понятное дело, сильно поразился.

https://ic.pics.livejournal.com/…/2876…/2876440_original.jpg

Нет, понятно, что выброшенный на свалку Невзоров пытается о себе напомнить всеми доступными ему способами – в Интернете полно старых фото Невзорова и на кобыле, и с кобылой, и целующим кобылу в десна, и гарцующего на кобыле, и в ботфортах, как Д’Артаньян в исполнении Михаила Боярского, – всем понятно, что жизнь у Сашки удалась! Кроме того, посмотрев на эти фото как-то понятнее становится мысль дворника из «12 стульев»: «Кому и кобыла невеста».

Но в старости напоминать о себе своим пидорастическим видом – это уж слишком! На мой взгляд…

Ладно, это была присказка.

Так вот, как я уже начал писать, я просмотрел короткий спич Невзорова, сделанный для «Эхо Москвы» и распространяемый «Хартией-97» под заголовком «Александр Невзоров: Все эти шевеления усами – дешевые понты» (это понторез в красном пальто про понты рассуждает, надо же!)

Я этот его спич дам полностью.

« – Вообще, вот реальный Сталин, туповатый, такой профнепригодный партиец, он давным-давно потерялся, – рассуждает российский публицист Александр Невзоров на «Эхе Москвы». – Он погребен под тоннами этой литературщины, под тоннами всего этого романтического и литературного дерьма. И сегодня еще, что называется, поднавалили. И каждого новое поколение литераторов чего-нибудь наматывает, придумывает мистическую фигуру. А потом сами же удивляются, как слабые умы типа Зюганова или Клинцевича, начинают веровать в это во всё.

Разумеется, безусловно, абсолютно в блокаде Ленинграда виноват был Сталин. Сталин виноват, но исключительно по причине своей абсолютной профнепригодности, совсем не из-за сложных мотивов, именно профнепригодности, потому что если мы все эти литературные кисеи размотаем и посмотрим, что же это за парень, мы увидим, кто такой Сталин.

Это человек, который регулярно получал зарплату именно за то, чтобы блокады городов СССР не происходило, и не могло бы произойти. Это человек, работа которого заключалась в том, чтобы толпа вооруженных идиотов в касках – неважно, что у них на знаменах – пончики или свастика, – не имела бы возможности беспрепятственно пройти тысячи километров по территории этой несчастной страны и зачморить какой-то город голодом и убить там миллион человек. Это была его профессия.

Но одно дело пыхтеть трубкой, позировать на мавзолее, зубами о стакан стучать «братья и сестры… ни шагу назад…». Это актерская работа, которая ничего не имеет общего с прямыми обязанностями. Все эти шевеления усами – это, в общем, дешевые понты. Его профессия, его работа заключалась в совершенно в другом. И справиться он с ней не мог.

Вот сейчас мы опять соприкоснемся с темой огня. Вот представьте себе, начался пожар. И прибегает персонаж в брезентовой робе и в каске, но у этого пожарного из шланга капает что-то ржавое. Да, он очень браво шевелит усами, кричит «братья и сестры», но воды в рукаве у него нет и тушить он ни черта ни умеет. А огнетушители он утром расстрелял, потому что они не слишком красные или просто ради забавы. Не дурак ли этот человек?

Вот и у СССР что-то, к сожалению, невнятное капало первые два года войны. Поэтому и драпали, поэтому и оставляли тысячи километров территории, заваленных трупами своих солдат и граждан, пока не начался ленд-лиз. А огонь был всё сильнее и сильнее. А виноват был кто: огонь или придурок в каске?

Слишком много было потеряно времени и слишком много было напрасных жертв. Вот что с таким пожарным делают? Его выгоняют нафиг по статье как минимум. Вот распахиваются двери, входит бодрый гражданин с папочкой и говорит: «Товарищ Сталин, вы уволены, идите отсюда нафиг. Вот вам обходной лист. Подпишите у завхоза, что вы не сперли графин, у электрика, в библиотеке, сдайте казенный френч и валите».

Но вот в чем проблема-то, вечная проблема России: когда очередной правитель оказывается профнепригоден, эти слова сказать некому. И мы это всё хорошо знаем».

Премьер-министр Великобритании Чемберлен, отдавший Гитлеру накануне войны с Гитлером Чехословакию – второго по объёму экспортера оружия в мире – профпригоден, премьер-министр Франции Деладье совершивший предательство своего союзника – Чехословакии, что привело к последовавшему военному разгрому Франции – профпригоден. Руководители Польши – Бек и остальная придурочная шляхта, отказавшиеся заключать оборонительный союз с СССР, – профпригодна, Рузвельт и иные американские деятели, не вмешивавшиеся в эти события в Европе и впоследствии допустившие Перл-Харбор – профпригодны. И только Сталин, видишь ли, профнепригоден.

Ну, Сашка, ну молодец!

И мне надо было бы порассуждать на тему, насколько профессионально пригоден Невзоров и ему подобные «аналитеги», особенно насколько они пригодны, чтобы рассуждать о пригодности руководителей государств. Но стало лень. Благо, не только мысли о кобылах, но и литературный портрет Невзорова и ему подобных «аналитегов» уже давно описали И. Ильф и Е. Петров в «Золотом телёнке».

Дам этот отрывок, не выделяя его курсивом.

«Это были странные и смешные в наше время люди.

Почти все они были в белых пикейных жилетах и в соломенных шляпах канотье. Некоторые носили даже шляпы из потемневшей Панамской соломы. И уже, конечно, все были в пожелтевших крахмальных воротничках, откуда поднимались волосатые куриные шеи. Здесь, у столовой № 68, где раньше помещалось прославленное кафе «Флорида», собирались обломки довоенного коммерческого Черноморска: маклеры, оставшиеся без своих контор, комиссионеры, увядшие по случаю отсутствия комиссий, хлебные агенты, выжившие из ума бухгалтеры и другая шушера.

Когда-то они собирались здесь для совершения сделок. Сейчас же их тянули сюда, на солнечный угол, долголетняя привычка и необходимость почесать старые языки. Они ежедневно прочитывали московскую «Правду», – местную прессу они не уважали, – и все, что бы ни происходило на свете, старики рассматривали как прелюдию к объявлению Черноморска вольным городом. Когда-то, лет сто тому назад, Черноморск был действительно вольным городом, и это было так весело и доходно, что легенда о «порто-франко» до сих пор еще бросала золотой блеск на светлый угол у кафе «Флорида».

– Читали про конференцию по разоружению? – обращался один пикейный жилет к другому пикейному жилету. – Выступление графа Бернсторфа.

– Бернсторф – это голова! – отвечал спрошенный жилет таким тоном, будто убедился в том на основе долголетнего знакомства с графом. – А вы читали, какую речь произнес Сноуден на собрании избирателей в Бирмингаме, этой цитадели консерваторов?

– Ну, о чем говорить... Сноуден – это голова! Слушайте, Валиадис, – обращался он к третьему старику в панаме. – Что вы скажете насчет Сноудена?

– Я скажу вам откровенно, – отвечала панама, – Сноудену пальца в рот не клади. Я лично свой палец не положил бы.

И, нимало не смущаясь тем, что Сноуден ни за что на свете не позволил бы Валиадису лезть пальцем в свой рот, старик продолжал:

– Но что бы вы ни говорили, я вам скажу откровенно – Чемберлен все-таки тоже голова.

Пикейные жилеты поднимали плечи. Они не отрицали, что Чемберлен тоже голова. Но больше всего утешал их Бриан.

– Бриан! – говорили они с жаром. – Вот это голова! Он со своим проектом пан-Европы...

– Скажу вам откровенно, мосье Фунт, – шептал Валиадис, – все в порядке. Бенеш уже согласился на пан-Европу, но знаете, при каком условии?

Пикейные жилеты собрались поближе и вытянули куриные шеи.

– При условии, что Черноморск будет объявлен вольным городом. Бенеш – это голова. Ведь им же нужно сбывать кому-нибудь свои сельскохозяйственные орудия? Вот мы и будем покупать.

При этом сообщении глаза стариков блеснули. Им уже много лет хотелось покупать и продавать.

– Бриан – это голова! – сказали они вздыхая. – Бенеш – тоже голова.

Когда Остап очнулся от своих дум, он увидел, что его крепко держит за борт пиджака незнакомый старик в раздавленной соломенной шляпе с засаленной черной лентой. Прицепной галстук его съехал в сторону, и прямо на Остапа смотрела медная запонка.

– А я вам говорю, – кричал старик в ухо великому комбинатору, – что Макдональд на эту удочку не пойдет! Он не пойдет на эту удочку! Слышите?

Остап отодвинул рукой раскипятившегося старика и выбрался из толпы.

– Гувер – это голова! – неслось ему вдогонку, – И Гинденбург – это голова...»

Сегодня Ильф и Петров вполне могли дополнить этот эпизод своей книги:

« – Путин – это голова! А Сталин профнепригоден! – вещал в Петербурге в уши опупевших радиослушателей «Эхо Москвы» старичок в красном пальто. – Сталин должен был сдать служебный френч и объявить Ленинград вольным городом! Но не объявил и устроил Ленинграду блокаду!»

Нет, в самом деле, ну в чём разница между Невзоровым и «пикейными жилетами»? Не поняли? А я отвечу – те были в пикейных жилетках, а этот в красном пальто! А то!

***
Словами самого Невзорова, «но вот в чем проблема-то, вечная проблема России: когда у очередного охреневшего «аналитега» начинается словесный понос, некому ему сказать: «Заткнись, Сашка! Кобыле своей свои мысли про Сталина излагай, может её не стошнит!». И мы это всё хорошо знаем».

*с просторов инета*