Михаил Самуилович Качан. Мои попытки поднять зарплату в СОАН
во время описываемых событий- 3 года председатель профсоюзного комитета Сибирского Отделения Академии Наук
Мы жили в Академгородке уже семь лет. За это время правительство провело деноминацию рубля, поднялись и цены на продовольственные товары – официально примерно на 20% на основные продукты питания, которые тогда регламентировались, и, неофициально, на огромное число нерегламентируемых товаров. Цены росли, а ставки зарплаты – какие были вначале, такие и оставались. Если росла квалификация, зарплату могли прибавить. Например, младший научный сотрудник без степени мог получать в месяц 105, 120 и 135 рублей.
На самом деле, получить прибавку было непросто. Штатное расписание каждому институту давалось так, чтобы средняя зарплата всех младших научных сотрудников была 120 рублей. И более высокие ставки освобождались либо при увольнении, либо при защите диссертации, когда сотрудник попадал в другую градацию – младший или старший научный сотрудник со степенью. Я был младшим научным сотрудником с 1959 года и получал 105 руб. в месяц. Эта зарплата была у меня неизменной в течение семи лет моей работы сначала в Институте гидродинамики, а потом Институте теплофизики.
Справедливости ради, надо сказать, что защита кандидатской диссертации являлась большим стимулом. Старший научный сотрудник, кандидат наук получал уже от 300 руб. в месяц до 350, а доктор наук – от 450 до 500 рублей в месяц. Ставок ведущих и главных научных сотрудников тогда не было. Но зав. лабораторией и зав. отделом получал чуть больше 600 руб. в месяц.
Звание члена-корреспондента давало 150 руб. в месяц дополнительно, а академика – 300 руб. Но у них были и другие льготы: им у нас давали коттедж. Продукты, включая дефицитные, приносили домой. Была и специальная закрытая секция в промтоварном магазине, не надо было годами стоять в очереди за холодильником или стиральной машиной. Можно было в любое время вызвать бесплатный легковой автомобиль из гаража Президиума. Медицинское обслуживание велось в специальном диспансерном отделе (доктора наук тоже были закреплены за диспансерным отделом).
Ставки рабочих специальностей тоже не изменялись. И разрядная рабочая сетка тоже была незыблемой. Аналогичная ситуация была с зарплатой служащих. Такая система зарплаты была установлена для всей Академии наук. Оплата шла по единым тарифным ставкам раздела «Наука».
Тарифные ставки рабочих СО АН в механических мастерских были ниже ставок рабочих в машиностроительной и металлообрабатывающей промышленности, а ставки рабочих наших химических институтов даже близко не могли сравниться со ставками рабочих химической промышленности. Исключением был Институт ядерной физики. Там зарплата была такой же, как в Министерстве среднего машиностроения. Когда-то все, работавшие над созданием атомной бомбы, были поставлены в исключительные условия. Потом это распространили на всю новую отрасль. Все зарплаты там были выше на 20-40%. А в Западной Сибири к этой зарплате применялся еще и районный коэффициент, увеличивавший зарплату на 15%.
Строители «Сибакадемстроя», строившие Академгородок, входили в систему Минсредмаша. Поэтому, к примеру, маляр, работавший в «Сибакадемстрое» получал много больше, чем маляр в Управлении эксплуатации СО АН. Можно себе представить, какие трудности с набором людей на работу испытывали Институты и службы СО АН. Младший научный персонал, получавший в разы меньше, чем квалифицированные рабочие в «Сибакадемстрое», жил только энтузиазмом и надеждой. Энтузиазм проявлялся в том, что он был физиком, химиком и т.п. – что было высоко престижным тогда. А надежда – в том, что получение научной степени сразу выводила его в ряд более-менее обеспеченных по тогдашним меркам людей.
Но на одном энтузиазме жить было чрезвычайно трудно. Сейчас, оглядываясь назад, могу смело сказать, что мы были полунищими. Жили от зарплаты до зарплаты. Сажали картошку каждую весну, – это делалось по институтам и организовывалось профсоюзом. Арендовали землю у близлежащего колхоза или совхоза, вспахивали ее плугом сразу для всех и нарезали участки для каждого. Сажала, полола, окучивала и убирала картофель каждая семья самостоятельно. И это был не единственный способ хоть как-то сэкономить деньги, чтоб оставалось на покупку промтоваров, многие из которых были нам не по карману.
Мне было легче, – я получал еще полставки председателя ОКП. Ставка было 220 руб., я получал 110. Преподавая в НГУ, я получал еще 50 руб. в месяц, как почасовик (у меня было 12 часов в неделю). Правда, с сентября 1966 года я вынужден был отказаться от преподавания. На профсоюзных собраниях вопрос о зарплате поднимался постоянно в каждом институте, в каждой службе. Причем, всегда говорили, как о ставках заработной платы, так и о районном коэффициенте. Руководители Институтов, служб и Президиум СО АН от этих вопросов отмахивались: – Это вопросы Правительства. Мы сами ничего не устанавливаем, а получаем сверху утвержденные нормативы.
Это была установившаяся практика. Просить что-либо просто так было бесполезно. Вот если готовится постановление правительства по какому-нибудь важному вопросу, тогда можно пытаться внести в него пункт, связанный с какими-нибудь благами. В любых остальных ситуациях тебя просто никто не хотел слушать.
За прошедшие годы я зондировал эти вопросы не один раз. Самое бесполезное было, обращаться в свое родное ведомство – Академию наук СССР. Там просто никто со мной на эту тему не хотел разговаривать, ссылаясь на то, что они союзное ведомство, а СО АН – республиканское, и нам все плановые показатели спускает Госплан РСФСР и Комитет по труду и заработной плате.
Я систематически ходил по кабинетам и Государственного комитета по труду и заработной плате, и Минфина и, конечно, ВЦСПС. Я ходил по кабинетам, разговаривал с сидящими там людьми, задавал вопросы, рассказывал о Новосибирском научном центре, благо все с любопытством внимали моим рассказам. Но дальше чисто человеческого общения дело не шло. Никакие вопросы не решались и решаться не могли на уровне хороших отношений с работниками отделов и даже управлений.
Правда польза все равно была. Во-первых, я в деталях узнал почти все системы оплаты труда и овладел терминологией, во-вторых, у меня стало много знакомых, с которыми я мог поговорить, проконсультироваться, узнать достоинства и недостатки разных систем оплаты труда. Не всё, что я хотел, удавалось узнать. Кое-что держалось в секрете. Забавно, но, например, ставки персонала, установленные Минсредмашу, держали в тайне, и мне долго не удавалось их получить. Наконец, я понял, что мне надо самому подготовить проект Постановления ЦК и Совмина и четко сформулировать все положения, которые я желаю от них получить.
И надо хорошо продумать основания, чтобы они выглядели солидно и в глазах тех, кто будет визировать это постановление, не возникло недоуменных вопросов. Чтобы им не показались эти основания мелкими и недостойными внимания высших органов власти страны. Документ, который я подготовил, понравился даже мне самому. Многие научные работы в институтах выполнялись по различным постановлениям ЦК КПСС И Совмина СССР. В каждом институте их было не менее 2-3-х. В числе их были и Институт ядерной физики и «Сибакадемстрой». Вот их (постановления ЦК и СМ СССР) я и собрал – с точными названиями, датами, с указанием институтов, которые их выполняли.
Получилось весьма весомо. Сославшись на эти важнейшие работы, выполняемые СО АН, я написал в постановление, которое я готовил, пункты, направленные на улучшение деятельности СО АН в этих направлениях. Среди них было и распространения на СО АН системы оплаты труда предприятий и учреждений Минсредмаша, и введение районного коэффициента 1,15 к заработной плате научных сотрудников, ИТР, рабочих, служащих и административный персонал СО АН.
Мне удалось завизировать этот проект в Президиуме СО АН, обкоме профсоюза работников Высшей школы и научных учреждений и Новосибирском Облсовпрофе. Теперь предстояло пройти семь кругов ада в Москве. Я начал с ЦК профсоюза Высшей школы и научных учреждений. Там на удивление, Председатель ЦК, получив визы своих ключевых отделов, завизировала мне проект и пожелала успехов, выразив, правда сомнение в этом. В ВЦСПС визы собирались много труднее, но в каждом кабинете, куда я приходил, я начинал с рассказа об Академгородке, дарил маленький альбомчик фотографий Академгородка, сделанный Рашидом Ахмеровым, рассказывал о некоторых научных результатах и о перспективах науки, и только потом говорил о некоторых трудностях, которые мешают нам работать, но которые нетрудно снять.
Я говорил, что есть некоторые недочеты в оплате труда, которые возникли из-за того, что эти вопросы не рассматривали комплексно. Что в Академгородке, где есть два градообразующих комплекса – научный и строительный было бы правильно дать преимущества научному, поскольку и отдача от него государству будет огромной. Но мы на это не претендуем. Нужно просто уравнять системы оплаты труда одинаковых категорий работников – ИТР и рабочих – и ввести общий районный коэффициент 1,15, чтобы никто не чувствовал себя дискриминированным. Должен сразу сказать, что визы мне пришлось собирать долго. Чаще всего просили оставить документы, изучали их, советовались, составляли справки. Я уезжал из Москвы, а через некоторое время снова заходил в кабинеты.
Наконец я добрался до руководства ВЦСПС. Тогда председателем был Виктор Васильевич Гришин, и я по неопытности пытался зайти к нему, хотя знал, что он был кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. Кстати, уже в следующем году он стал Первым секретарем Московского горкома КПСС по рекомендации Брежнева. Мне популярно объяснил один из его заместителей, у которого я спросил о получении визы Гришина под документом: – Он же кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Он никогда не будет визировать документ, не зная мнения Политбюро. Но я тебе завизирую, и этого достаточно. Моя виза – это виза ВЦСПС. В то же время я тебе сразу скажу: шансов у тебя мало. Минсредмаш на особом положении. Многие пытались получить его сетку оплаты, но не получил никто. Понял? Но ты пробуй!
Минсредмаш и в ВЦСПС был на особом положении. Его отраслевой профсоюз стоял особняком. Отделы ВЦСПС не командовали отделами этого профсоюза. Финансовые потоки и вся документация шли отдельно. У Минсредмаша были свои санатории и дома отдыха, а у ЦК профсоюза был свой Курортный совет по управлению ими. В общем, это было государство в государстве.
Я уже понимал, в какое безнадежное дело я ввязался, но, тем не менее, решил пройти этот путь до конца. Пока же в начале 1966-го года я все еще пытался получить поддержку в ВЦСПС, разговаривая в различных кабинетах и собирая там визы, а заодно набираясь опыта, слушая сказки профсоюзных чиновников. Эти сказки, вообще-то, были весьма правдивы. И я многое почерпнул из них о жизни высоких партийных и государственных деятелей того времени.
Мне посоветовали получить поддержку Госкомитета Совета Министров СССР по науке и технике (ГКНТ), до прошлого года он назывался Госкомитетом по координации научно-исследовательских работ СССР. Республиканского комитета к тому времени уже не было, а союзный обладал довольно большим авторитетом. Во главе его стоял академик Кириллин Владимир Алексеевич, который еще совсем недавно был вице-президентом АН СССР. Он был членом ЦК КПСС и Заместителем председателя Совета министров СССР, которым в те годы был А.Н. Косыгин.
Изучив структуру Госкомитета, я понял, такими вопросами, как зарплата, он не занимается. Его основной задачей была координация работ в области создания новой техники. Это упрощало мою задачу, – мне не нужно было ходить по многочисленным отделам. Уже со второго захода на документе у меня стояла виза Заместителя Председателя Комитета, и я вознамерился попасть на прием к академику Кириллину. Для меня самого было удивительно, что мне это удалось. Более того, мне удалось кратко изложить ему мои доводы.
Я сказал ему, что более низкие зарплаты, чем в Минсредмаше, и отсутствие районного коэффициента начали существенно тормозить работу и привели к оттоку кадров рабочих и ИТР. Он, разумеется, сразу схватил суть дела. Кроме того, на документе стояли визы академика Лаврентьева и его заместителя, поэтому, хотя и с некоторым скепсисом, но он поставил свою визу, сказав: – Вряд ли Вам удастся получить всё, что Вы просите, но, может быть, получите хоть что-нибудь. Уже будет хорошо.– Минфин Вам не завизирует, - добавил он. – Но все же сходите туда. Я поблагодарил его. Для государственного деятеля такого ранга, он был достаточно прост и доступен.
С Минфином была целая история. В общей сложности я был у зам. министра финансов (к сожалению, забыл его фамилию, хотя тогда думал, что не забуду никогда). Первый раз состоялась беседа, и он посмотрел бумаги, увидев визы начальников двух отделов, которых мне удалось уговорить. Но он не подписал, сказав, что ему нужно подумать. Это дало мне возможность в следующий раз, когда я был в Москве, снова зайти к нему.
Увидев меня, он выразил на лице некоторое неудовольствие и сказал, что он визировать не будет, потому что это приведет к росту фонда заработной платы, которого и так нехватает. Я возразил, что, на самом деле, цифра небольшая, назвав ее, а в масштабе страны – просто крошечная. Он довольно грубо ответил, что не мне судить большая или маленькая, но они в министерстве обсудили этот вопрос, и сегодня существует запрет на рост фонда заработной платы, потому что себестоимость продукции не снижается и производительность труда не растет. Я ему сказал, что если науке немного помочь, то будет и снижение себестоимости, и рост производительности труда. Что наши предложения как раз способствуют тому и другому, и государство от наших предложений только выиграет.
Он все равно не поставил визу на этом документе. Я еще раза три, бывая в Москве, пытался к нему попасть, но он запретил своей секретарше пускать меня в свой кабинет, а если я подлавливал его в коридорах, просто убегал от меня, как от чумного со словами: «Мне не о чем с Вами разговаривать. Я же сказал Вам…».Это было довольно смешно, но, разумеется, без визы Минфина документ был слабоват. Я пробовал получить визу у какого-либо другого заместителя Министра, но в приемных мне референты объясняли, что фондом зарплаты занимается именно тот зам. министра, который отказался со мной разговаривать.
К министру финансов В.Ф. Гарбузову попасть на прием было абсолютно невозможно. Кстати, этот пост он занимал рекордное время – 25 лет – с 1960 по 1985 год.Поняв, что Минфин непроходим, я пошел в Государственный комитет Совета Министров СССР по вопросам труда и заработной платы – ключевое ведомство по этому вопросу. Пока я ходил по отделам, всё было хорошо. Со мной подробно разговаривали. Пожалуй, таких долгих и детальных разговоров больше не было нигде. Похоже было, что им там было очень скучно, хотя работникам постоянно звонили по телефону, просили найти и принести какие-то бумаги, рассмотреть какие-то проекты постановлений, – эту бумажную работу я видел повсюду. Но здесь это делалось не спеша. Начиная говорить со мной, любой работник отодвигал бумаги в сторону и забывал о них.
Здесь, в этом госкомитете в каждом отделе мои выкладки рассматривали по-существу: уточняли схемы оплаты, ставки заработной платы, тексты и даты постановлений, на которые мы ссылались, уточнялись формулировки нашего проекта. Никто не обсуждал со мной главный вопрос – дать или не дать. Для них было важно, чтобы не было ошибок в цифрах, датах и словах. Так что, пройдя нужные отделы, я стал обладателем вылизанного документа, безупречно точного и грамотного. У меня сложилось впечатление, что меня просто ведут к подписанию проекта постановления. Я даже стал увереннее в разговорах, а уж в вопросах труда и заработной платы подковался как профессионал.
Затем было назначено совещание у одного из заместителей председателя госкомитета.Все было очень по-деловому. Было отмечено, что подготовленный документ составлен правильно, ошибок нет, и его можно класть на стол Председателю Госкомитета.Председателем Госкомитета был Александр Петрович Волков. Он занимал этот пост с 1956 года, сменив Л.М. Кагановича. А до этого он уже успел побывать секретарем Московского Обкома КПСС и Председателем Облисполкома. Был он и членом ЦК КПСС. На прием к нему я пошел вместе с его заместителем, который до этого проводил заседание. Он коротко и доложил вопрос. – Так Вы из Академгородка? – спросил меня Волков.Я ответил утвердительно.– Так Лаврентьев же нас ни о чем особенном не просил.
Вы при создании Академгородка всё сделали очень хорошо, но сейчас возникли некоторые проблемы, потому что в одном городке оказались два крупных коллектива – научный и строительный минсредмашевский. И там, и там есть большое число рабочих, ИТР и служащих. Рабочие, ИТР и служащие минсредмаша получают больше и, кроме того, имеют районный коэффициент 1,15. Те же самые категории работников Сибирского отделения АН получают меньше, и районного коэффициента у них нет.
Мы не просим большего, чем есть в минсредмаше. Мы просим дать нам столько же. Раньше этой проблемы не было. Сейчас с момента создания Сибирского отделения прошло 8 лет. И проблема эта с каждым годом все больше и больше. Нам от нее не уйти. Речь идет о сохранении науки в Сибири.
– Когда вводили минсредмашевскую систему оплаты, – задумчиво сказал он, – Политбюро запретило распространять ее на кого бы то ни было. Ни Совмин, ни ЦК КПСС это постановление не подпишет. А что ВЦСПС? – спросил он у моего заместителя.
– ВЦСПС поддерживает, – ответил тот. Волков еще немного подумал.– А Минфин? – Как обычно, визы нет. – Мне хочется Вам помочь. О минсредмашевских ставках забудьте, – не дадут. А вот к машиностроению, металлообработке и к химии мы вас приравняем. И 15% в виде районного коэффициента можно будет для рабочих провести. Хорошо. Мы Вам дадим районный коэффициент. Рабочим сейчас, остальным попозже. Не всё сразу. Уже почти 9 лет прошло... Как быстро время бежит…Он вернул бумаги своему заместителю и пожал мне руку. Я горячо поблагодарил его.
С 1 октября 1966 года на рабочих Институтов Сибирского отделения АН распространили тарифную сетку рабочих машиностроения, металлообработки и химии. Кроме того, они стали получать районный коэффициент 1,15. Научные работники и инженерно-технический персонал в Постановлении не были упомянуты.Когда, приехав домой, я рассказал академику Лаврентьеву, что мне удалось получить Постановление о повышении оплаты труда рабочим и о введении для них районного коэффициента, он недоверчиво посмотрел на меня и переспросил: «Что-что?». Как я это сделал, я ему, конечно, не рассказал, пересказал только содержание документа, хотя привет от Председателя Госкомитета Волкова я ему передал.
Упомянул, что академик Кириллин тоже завизировал документ. Мне показалось, что академик Лаврентьев мне всё же не совсем поверил, настолько это было невероятно.Тем не менее, вскоре пришло само Постановление, и дело закрутилось. Началась работа по его реализации сначала в аппарате Президиума, надо было продублировать документ и выдать поручения Институтам и службам, – а затем, после появления Решения Президиума СО АН, во всех институтах и службах. 16 августа в газете «За науку в Сибири» №33 было опубликовано короткое сообщение, привлёкшее внимание всех работающих в Сибирском отделении АН СССР. «На днях Президиум Сибирского отделения АН СССР принял решение «О частичном упорядочении оплаты труда работников научно-исследовательских учреждений и служб СО АН СССР».
Удивительно, но в газете не было написано, что это решение принято на основании Постановления Комитета по вопросам труда и заработной платы. Кстати, ОКП созвал совещание председателей месткомов и ответственных за вопросы труда и заработной платы, и им было зачитано Инструктивное письмо, которое мы подготовили.Особенно кропотливой была работа по квалификации рабочих. Здесь нельзя было допустить занижения квалификационного разряда (тарифа), а попыток таких со стороны администраций институтов и служб было много.
Кроме того, мы разработали типовую премиальную систему, которая была положена в основу премиальных систем, разрабатываемых в каждом институте и в каждой службе.Всей этой работой от ОКП руководил начальник планово-технического отдела ОУПЭС Константин Сергеевич Тюрин, который в ОКП руководил Отделом труда и зарплаты. Он был высоким профессионалом и душевным человеком.Сам процесс перехода на новую систему оплаты постоянно контролировался нашим Отделом труда и зарплаты.
Но продолжу:«На рабочих опытных (экспериментальных) производств научно-исследовательских учреждений и филиалов Сибирского отделения АН СССР распространены тарифные ставки, должностные оклады и условия премирования, установленные для опытных производств и цехов предприятий машиностроительной, металлообрабатывающей и химической промышленности. С 1 октября 1966 года рабочие будут получать за свой труд так же, как и в этих отраслях промышленности. Вводится районный (поясной) коэффициент, который для Новосибирского научного центра равен 1.15. Вводится и премиальная система.
В связи с тем, что упорядочение заработной платы производится без увеличения фонда зарплаты, перевод рабочих на новые условия оплаты труда осуществляется в основном за счёт экономии средств, полученной в результате устранения излишеств, внедрения передовой технологии производства, сокращения потерь рабочего времени, уменьшения количества вспомогательных рабочих, пересмотра действующих норм обслуживания, дальнейшего совершенствования управления, объединения цехов, участков и введения прогрессивных норм обслуживания.
В ближайшее время должны завершить свою работу тарифно-квалификационные комиссии по присвоению рабочим разрядов. Руководители учреждений должны представить для утверждения проекты положений о премировании, согласованные с местными комитетами профсоюза.Предстоит большая кропотливая работа. Новый порядок оплаты труда приведёт к повышению заработной платы большой категории сотрудников СО АН СССР».
Это был прорыв, резко улучшающий оплату труда рабочих в наших институтах и службах. Но меня никто не поблагодарил за это. Только Тюрин высказал мне своё восхищение, сказав, что я этим Постановлением Госкомитета снял все трудности с приёмом на работу в СО АН рабочих, казавшиеся непреодолимыми. Впрочем, я в благодарности не нуждался, – я был счастлив, что мне удалось это сделать.
...У нас...очередей за мясом не было, потому что в обычных магазинах мясо не продавалось. Мясо по отпущенным нам фондам поступало в столы заказов, и раз в неделю в определённый день недели мы приходили в организованный нами стол заказов и получали 2 кг мяса на семью. Жаль, что сфотографировать процедуру получения мяса в столе заказов тогда никто не додумался.В помещении людей было, как сельдей в бочке. Но все стояли спокойно в очереди, никто не лез вперёд. Вне помещения очереди не было. Отпускали товар быстро.
Мы привыкли к очередям в стране. К дефициту товаров. Привыкли стоять в очередях в магазинах. А уж когда «выбрасывали» дефицит, очереди становились километровыми. Привыкли к очередям на квартиры. В детские учреждения. Записывались в очередь на холодильник и стиральную машину. На автомобили стояли в очереди по многу лет. Без очереди уже и жизни не представляли. Школы работали в две, а то и в три смены. Их строительство никогда не успевало за ростом числа школьников.Если вдруг очередь сокращалась, искали причину почему. Это считалось неправильным. Если оказывалось, что очереди нет, значит, что-то было неправильно запланировано. Так что, в наших глазах социализм с его плановой системой всегда сопровождался наличием очередей. Заводы тоже работали в две, а то и в три смены. Недогруженных заводов быть не могло. Во все присутственные места были очереди: где больше, где меньше, но обязательно были.
Мы везде, где это было можно, изживали очереди и третьи (а то и вторые) смены. Но объяснить, что отсутствие очередей – норма жизни, таким людям, как Ладинский, было невозможно. Они мыслили не нормами удобства для людей, а нормами выгоды, рентабельности. Хотя рентабельность таких учреждений зашкаливала.
Комиссия общественного контроля Бытового отдела ОКП провела рейд по рабочим столовым нескольких институтов, поскольку в последнее время от наших контролёров в этих институтах стали поступать жалобы на качество блюд. Гарик Платонов сам возглавил эти рейды. Они обнаружили большое число нарушений технологии приготовления пищи, занижения нормативов закладки продуктов. Работники столовых при проверках пытались скандалить и чуть ли не драться. Они отказывались подписать составленные акты, не хотели называть свои имена.
Самое интересное, что руководство ОКП (В.Ф. Хутко) не поддержал контролёров и чуть ли не обвинил их в хулиганстве. Оказалось, что после проверки руководители этих столовых нашли защиту в отделе общепита ОРСа, которые позвонили в ОКП и обвинили контролёров в хулиганских действиях.
Когда Гарик мне всё это рассказал, я посоветовал ему послать копии всех Актов проверки в ОРС на имя начальника ОРСа Н.А. Борисова, а сопроводительное письмо подписать самому как зав. бытового отдела ОКП, а вторые копии отнести в редакцию газеты «ЗНВС». Они тоже были посланы редакцией газеты в ОРС. Возможно именно это и возымело действие. Был получен ответ, который и был опубликован в газете «ЗНВС» под заголовком «Виновные наказаны» – ответ на критические выступления газеты:
"Комиссия народного контроля местного комитета профсоюза СО АН СССР сообщила редакции о фактах злоупотреблений со стороны некоторых работников общественного питания и о том, что администрация ОРСа не всегда своевременно реагирует на акты, составленные контролёрами.
"Как сообщил в ответ на запрос редакции начальник ОРСа Н.А. Борисов, акты, представленные в отдел общепита, были расследованы. Указанные в них факты подтвердились. Для улучшения работы предприятий, где обнаружены нарушения, с их работниками проведены беседы об улучшении качества приготовления пищи, о внимательном отношении к работе на каждом участке производства. Виновные в нарушениях наказаны.
За занижение калорийности готовой пищи повару-бригадиру филиала столовой №7 в Институте химической кинетики и горения т. Никитиной объявлен выговор.
За неправильную организацию работы мясного цеха в столовой №2 поварам тт. Зврянову и Косачёвой объявлены выговоры.
За недостаточный контроль повару-бригадиру т. Сухоруковой объявлен выговор.
В филиале столовой №7 в Институте физики полупроводников повару-бригадиру т. Назаровой объявлен выговор и взыскана стоимость испорченного продукта. В ресторане «Золотая долина» за нарушение норм торговли повару т. Береговой объявлен выговор, кондитер т. Плотникова понижена в должности, буфетчица т. Бочкарёва отстранена от работы".
Еще по теме:
Михаил Самуилович Качан
Новосибирский академгородок
Из жизни члена профкома или про отрицательную обратную связь
https://jlm-taurus.livejournal.com/62144.html
ЧП в пионерлагере Солнечный
https://jlm-taurus.livejournal.com/62299.html
Соцкультбыт. Роль профсоюзной организации Академгородка
https://jlm-taurus.livejournal.com/62698.html
Об экономике социализма
https://jlm-taurus.livejournal.com/62741.html
О поступлении в ленинградский политех. Дополнение: Из следственной практики: РАССЛЕДОВАНИЯ ВЗЯТОЧНИЧЕСТВА В ВЫСШИХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ
https://jlm-taurus.livejournal.com/63589.html