Рафаэль Гросси: "МАГАТЭ действует как рефери в футболе"

Аргентинец Рафаэль Гросси вступил в должность генерального директора Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) 3 декабря, став первым латиноамериканцем на этом посту. В интервью РИА Новости новый глава МАГАТЭ поделился своим мнением о сериале "Чернобыль", рассказал, какую роль агентство играет в сохранении ядерной сделки с Ираном и когда ждать соглашения Вашингтона и Пхеньяна по Корейскому полуострову. Беседовала корреспондент РИА Новости в Вене Маргарита Костив.

— Вы сообщили, что Иран останется приоритетом в деятельности агентства. Каким образом планируете работу на этом треке? Будут ли внесены изменения в работе инспекторов на местах?

— Нет. Я думаю, что работа в Иране очень специфична. Как вы знаете, она осуществляется на нескольких объектах и в ряде мест, и мы продолжаем ее. Изменения могут быть, но не потому что у меня как у нового генерального директора совершенно другой подход. Гарантии — это очень технический момент, связанный с особым протоколом и мерами, и не мне их менять. Но то, что может измениться, а это будет зависеть от результатов наших инспекций и развития ситуации там, конечно, предсказать мы не можем. Тогда потребуются корректировки нашей работы там.

— Но возможно лично вы хотели бы ввести новые механизмы наблюдения за соблюдением Ираном СВПД?

— Необязательно. Я привношу мою собственную оценку вещей, мой собственный подход в общение с Ираном. Конечно, это будет по-новому, потому что я новый генеральный директор, я другой человек. Но что касается технической методологии и практики гарантий, этого достаточно. Мы продолжим, будем выполнять свою работу с точностью, но я не введу новую методологию.

— Что тогда будет определять ваш подход в отношениях с Ираном?

— Я буду решительным и справедливым, я буду очень решительным и очень справедливым. Я не буду колебаться в вопросе осуществления гарантий, в моих докладах, основанных на том, что фиксируют мои инспекторы, но я так же буду справедливым — у нас не будет дискриминации, у нас не будет предубеждения против Ирана. На каждом этапе мы всегда будем стремиться к взаимодействию с ними на основе взаимного уважения.

— Мандат МАГАТЭ в Иране предполагает мониторинг и проверки. Планируете ли расширить мандат МАГАТЭ? Например, включить в него посреднические усилия МАГАТЭ для сохранения иранской сделки или продвижения диалога между ее участниками?

— Очень хороший вопрос. Я думаю, здесь нам нужно различать. Роль МАГАТЭ ограничена мандатом, который определяет совет управляющих агентства. В 2015 году совет управляющих получил соглашение, заключенное группой стран, включая Россию. И мы осуществляем этот мандат через систему инспекций и проверок. Это то, что мы делаем и что должны делать в рамках соглашения, отношений между сторонами.

Посредничество — это не наша сфера деятельности. Я бы сказал, что моя работа не заключается ни в сохранении, ни в срыве сделки. Моя работа — в выполнении полученного мандата самым беспристрастным и техничным образом, чтобы каждый был уверен: МАГАТЭ действует как рефери на футбольном матче. Мы не занимаем ничью сторону, мы просто применяем правила — беспристрастно, нейтрально и профессионально.

— Состоялся ли уже контакт с представителями Ирана в Вене?

— Я постоянно поддерживаю контакт с иранским послом, но в скором времени ожидаю начать контакты на высшем уровне, с высокопоставленными представителями правительства.

— То есть вы еще не обсуждали возможную дату подобной встречи?

— Высока вероятность, что такой контакт состоится очень скоро.

— Каким видите взаимодействие с Россией в рамках МАГАТЭ?

— Россия — ключевой деятель в МАГАТЭ и в целом в сфере ядерных исследований, поэтому для меня крайне важно иметь крепкие, конструктивные, динамичные отношения с Российской Федерацией. Россия важна на каждом направлении моей деятельности. Она важна в гарантиях с Ираном, в атомной энергии, потому что Россия — ведущий экспортер ядерной технологии в мире. Она важна в ядерной медицине, потому что Россия исторически является одной из самых развитых стран в сфере ядерных исследований. Россия имеет важное участие во всем, чего бы я ни касался, и я очень рад этому. Я работал с российскими коллегами много лет и сейчас намерен использовать отличные отношения с ними уже в роли гендиректора МАГАТЭ.

— Вы сообщили, что получили приглашение от президента Владимира Путина посетить Россию.

— Я удостоился чести получить сообщение от президента Владимира Путина, поздравившего меня с вступлением должность. Он был одним из первых глав государств, поздравивших меня, поэтому я глубоко тронут такой честью. Я надеюсь встретиться с ним, когда приеду в Москву, и другими высокопоставленными чиновниками, что зависит от решения вашего правительства. Я думаю, что взаимодействие с такой передовой страной, как Россия, очень важно для МАГАТЭ.

— Когда планируете визит в Москву? Обсуждали ли этот вопрос с российскими представителями в Вене, с нашим послом?

— Да, мы договариваемся о дате, потому что совершено ясно, что в такой стране, как Россия, я хотел бы оказаться скоро, если это возможно. С датой немного сложно, потому что сейчас конец года, Новый год, сезон праздников, а мы хотели бы, чтобы во время моего визита люди были в зоне доступа и мы могли провести рабочие встречи и начать совместную деятельность. Я уверен, мы найдем подходящую дату.

— Можно ли сказать, что визит произойдет зимой или весной, например?

— В самое ближайшее время. Я люблю русские зимы.

— Что касается сотрудничества с Россией. Возможно, вы хотите углубить его, начать новые проекты?

— Безусловно. Я думаю, мы должны и можем делать гораздо больше с Россией. Я говорил, что попытаюсь раскрыть максимальный потенциал агентства. Это означает много работы в сфере атомной энергии, ядерной безопасности. Есть много сфер, где Россия может внести большой вклад. Уровень текущего сотрудничества очень хороший, достаточный, но я думаю, мы могли бы делать гораздо больше, правда.

— Я хотела бы коснуться темы КНДР. МИД КНДР ранее заявил, что страна готова пригласить международных экспертов на испытательный полигон в Йонбене. Получало ли МАГАТЭ такое приглашение?

— Нет, мы не получали никакого приглашения от КНДР. Как вы знаете, мы очень неохотно покинули страну десять лет назад. Мы потеряли много информации, цепь информации прервалась. Но я уверен, что как только будет достигнуто политическое соглашение — в данный момент идет процесс между США и КНДР, я надеюсь и думаю, мы все должны надеяться, что скоро будет соглашение, — и когда это произойдет, конечно, одним из первых шагов будет обращение к агентству, потому что без нас у любого соглашения нет необходимой гарантии. Я уверен, это произойдет. К моменту подписания соглашения к нам уже обратятся, и мы будем готовы оказаться там. Я с нетерпением жду этого момента. Я надеюсь, это очень скоро произойдет.

— Это значит, что до достижения политического соглашения инспекторы агентства не поедут в КНДР, даже если будет такое приглашение?

— Нет. Если они пригласят нас, мы проанализируем, какого рода это приглашение, для чего оно. Я не обязан ждать, пока кто-то скажет мне ехать. Собственно, пригласить нас должна КНДР. Я просто делаю вывод, что они сейчас ведут переговоры с США, поэтому я надеюсь, когда они придут к соглашению, я уверен, обе стороны попросят нас быть там, в особенности КНДР — это их страна. Поэтому мы должны будем поехать туда и проводить инспекции, получить необходимые гарантии, обеспечить защиту наших инспекторов, хорошие рабочие условия. Целый комплекс.

— Вы смотрели сериал "Чернобыль"? Что думаете о нем?

— Это занимательный сериал. Но это вымысел, основанный на реальных фактах. Нельзя забывать, что это не документальный фильм, потому-то люди часто путают эти вещи. Я думаю, что этот инцидент продолжает вызывать интерес общественности и оставаться в памяти людей во всем мире, не только в России. Это крупный, драматичный эпизод в истории. Это произошло давно, с апреля 1986 года ядерная безопасность сделала гигантский скачок вперед. Речь о другой стране. Это больше не СССР. Произошло много институционных изменений, безопасность ядерных установок сильно улучшилась. Россия активно взаимодействовала с нами в ходе этой работы. Конечно, инциденты случаются, но я думаю, что ситуация с тех пор изменилась радикально.

— То есть вы считаете, что мы извлекли урок?

— Да, мы извлекли урок из этого опыта и других. Единственный положительный момент в авариях в том, что они учат. Один инцидент позволяет предотвращать другие.

— Но почему тогда ход ликвидации аварии в Фукусиме поначалу был, так сказать, не на высшем уровне?

— С момента использования атомной энергии было много аварий. Конечно, мы очень серьезно к ним относимся, эти две аварии были очень трагическими. Я думаю, у каждой ситуации свои характеристики. Я бы сказал, что как только произошла авария, мы тут же связались с правительством Японии, весь мир был солидарен с Японией. И мы снова получили урок. Агентство направляло много технических миссий, пару лет назад мы подготовили обстоятельный доклад по аварии из пяти или шести томов с информацией, оценками, основанный на полных знаниях, российские эксперты также участвовали в этом. То есть лучшие эксперты вместе провели анализ. В данный момент мы работаем над новой фазой — фазой уменьшения негативных последствий, послеаварийной фазой. Это была другая ситуация, не как в Чернобыле.

— Известно ли, когда поступит вторая партия НОУ в банк МАГАТЭ в Казахстане?

— Очень скоро. Пока мы говорим, процессы идут, поэтому я не могу подтвердить вам это сейчас. Я думаю, мы сможем это завершить до конца года.

— Когда удастся снизить стоимость лучевой терапии, чтобы она была доступна и людям с ограниченными финансовыми ресурсами?

— Отличный вопрос. Я думаю, агентство может внести огромный вклад в этом направлении. И мы рассчитываем на помощь крупных стран, включая Российскую Федерацию, рассчитываем, что они помогут нам ввести радиотерапию и расширить медицинские услуги во многих развивающихся странах. Так много стран не должны быть лишены доступа к этому. Люди умирают от рака, чего бы не произошло, если бы у них диагностировали рак раньше. Это скандал, мы должны совместно работать над продвижением технологии, что не так просто, как это кажется: нужно обучать людей, иметь условия безопасности, необходимые для работы с таким оборудованием. Агентство много работало над этим, но, как и в других сферах, я надеюсь, что смогу приумножить и максимально ускорить нашу работу в этой сфере. Это действительно один из моих приоритетов, абсолютно.

— Будет ли окончательно вытеснена химиотерапия в качестве способа борьбы с раком?

— МАГАТЭ со своей стороны вносит вклад, однако решать, какие терапевтические методы подходят лучше, будут медики, поэтому я бы не стал тут комментировать. Мы намерены выполнять нашу роль в улучшении ситуации.

— Будет ли МАГАТЭ активизировать контроль в крупных странах с развитой атомной энергетикой, которые могут попробовать попытаться заниматься незаявленной наработкой делящихся материалов — например, изотопа урана-233, что потенциально ведет к созданию у них ядерного оружия?

— Конечно, мы неизменно работаем в сфере нераспространения, это действительно так. Это то, что является одной из наших ключевых миссий. Как вы знаете, то, как мы проводим инспекции, степень нашего контроля в странах зависит от соглашения с ними. В агентство входит 171 страна. Все страны в состоянии развивать такие технологии, поэтому мы стремимся к наилучшей возможной комбинации — как мы говорим, гарантий, чем, по сути, являются инспекции — инспекций и существующих соглашений. Есть разные типы соглашений, но мы пытаемся иметь максимум. Максимальный тип соглашения, который на нашем жаргоне называется всеобъемлющим соглашением о гарантиях, вместе с дополнительным протоколом, позволяющим нам проводить больше инспекций, позволяет нам делать гораздо больше и быть более полезными, потому что такой инструмент подобен увеличительному стеклу. Вы помните, что возможности агентства возросли именно благодаря опыту, который мы приобрели, например, в Ираке в конце 1980-х и начале 1990-х. Тогда мы проводили инспекции на ограниченном количестве объектов, где правящий в те годы в стране режим разрабатывал ядерное оружие. Мы инспектировали только несколько блоков. Это очень смущало международное сообщество, но в то же время это было сенсацией, в которой мы нуждались, чтобы получить расширенные возможности для инспекций. Возвращаясь к вашему вопросу, мы стараемся делать так много, как это возможно. Но для таких стран у нас должно быть соответствующее соглашение.

— Есть ли что-то, что вы бы хотели изменить в работе организации? На что будете делать упор?

— Я хочу сделать агентство более отзывчивым, менее бюрократичным, более гибким, более амбициозным. У нас огромное агентство, наши сотрудники великолепны, они все пришли из лучших технологических институтов всех стран, включая Россию. И нам нужно это правильно использовать. Можно иметь лучший инструмент, но если его не использовать, потеряешь возможность. А я не хочу упускать возможности.