Маргарита Ростовская: Вновь обретенная жизнь…
Годом ранее я давала себе и читателям слово не писать и не говорить больше о том, что происходящее вокруг нас имеет название “политической обстановки”. Я просто заколебалась глядя на всё это думать, что так и должно быть, и что дело простого обывателя, сидящего на кухне своей квартиры в городе далёком от Киева, Москвы или Вашингтона, — овечье: нам, простым смертным, теперь даже в соцсетях повозмущаться табу. В лучшем случае назовут “сливщиками-переливщиками”, в худшем вообще легенду иностранной разведки из нас слепят…
Да, я давала такое обещание, если не врать, то хотя бы и не рассказывать обо всём этом дерьме. Но…
Совсем недавно, направляясь домой с работы, предвкушая просмотр хорошего доброго фильма о человеческих возможностях и мечтах, под чашку горячего какао с пирогом, я встретила старого знакомого, связь с которым потерялась ещё в 2011-м году. Тогда ещё я, соблазнившись перспективой получения второго высшего, заканчивала один из самых популярных институтов в Горловке, городе добытчиков угля.
Да, я девушка, имеющая чисто российские корни, но живущая тогда на Донбассе, безумно влюбилась в этот город с его активным «движем» и бурной вечерней жизнью. И смогла познакомиться с замечательными людьми, одним из которых и стал мой старый друг, которого последний раз я видела ещё в той самой «довоенной» Украине…
Слов нет, наша встреча была самой радостной и тёплой. Наотрез отмахнувшись от его «ну не удобно как-то» и «да я всё равно проездом тут», я вцепилась в рукав его куртки и не отпускала, пока мы не оказались в маршрутке, следующей в мой микрорайон. Естественно, мой друг был поставлен в известность о том, что он ночует у меня и что отказ я восприму как обиду до самого пенсионного возраста.
Дома, конечно же, фильм был забыт. Я хлопотала на кухне, готовя салаты-винегреты-горячее, а друг тем временем отмокал в ванной. И как только он появился на кухне, первым его признаком проявления жизнедеятельности стала фраза: «Хорошо вот так… Просто на кухне… Просто после горячей ванны… В тепле… Как давно я этого не видел…»
А потом он сел на табурет, глотнул чая из моей чашки и…заплакал.
Мне просто стало страшно: я никогда не видела его таким. Тот старый друг, которого я помнила с институтских времён, всегда был мужественным и сильным, неунывающим и жизнерадостным. Что же могло случиться, чтобы он вот так с ходу раскис?
Он вздохнул и спросил у меня разрешения закурить. Закурив и выпустив струю дыма в щель открытой форточки, он вытер глаза и начал свой рассказ. Забегая вперёд, скажу сразу, я тоже разревелась после услышанного. Просто потому что не смогла не пожалеть этого человека.
Вот что он мне рассказал. Все слова, написанные здесь далее, его. Ну а правда это или нет, решать вам. Мне же судьа — моя совесть. И она разрешила мне написать это.
«Когда я закончил институт, я ещё даже не думал о том, что у нас случится такое… – начал он. – Да, не спорю, были проявления кризиса, нехватка рабочих мест и всё такое… Но вот, чтобы война. Да ещё такая, какую и войной не назовёшь…»
Он снова затянулся и продолжил.
«До войны на Донбассе я, человек с дипломом специалиста, работал охранником на ЧП. Это было мое последнее место работы в той самой довоенной Украине. В свободное от работы время я посещал собрания Коммунистической Партии Украины, поскольку считал, что будущее именно за коммунистами. Я разделял их мнение о том, что человека не должно эксплуатировать, что у него должна быть мотивация к развитию, и что он должен быть на своём месте… Как одного из самых-самых, меня, молодого парня, отправили в Киев — типа на учёбу в Высшую Партийную Школу, которой, на самом деле не было. Это была просто туфта… Все эти бредни про «идеологию» и «борьбу». О том, что Симоненко на самом деле грязный и трусливый мошенник, я узнал гораздо позже. И ты знаешь, я даже смеялся, когда узнал, что Компартию в Украине запретили. Ну а зачем эта бутафория людям, которых и так все «кидают» и «имеют»?
В этом же Киеве, в 2013-м году, я застал начало тех самых роковых событий, которые дали старт началу войны на Донбассе. Уже тогда, в январе 2014-ого, я ехал домой и знал, по-другому не будет. Всего вот этого не миновать. И у меня ещё тогда был выбор, — уехать в Россию, как многие «активисты первых волн» или остаться. Увидев, как весной, в Славянске, рушатся дома и плачут осиротевшие дети, я остался.
Веришь, Риточка, я ведь не солдат. Я ничего не умею в плане военного дела. Но я так хотел помочь тем, кто в состоянии защитить этих детей. Вот просто помочь! И я пошёл в ополчение добровольцем. Сначала я был «принеси-подай» и нёс караул на блок-посту. Да, попадал под обстрелы, боялся, но был уверен: я поступаю правильно. Совесть так приказала… Потому что рядом были такие же парни, как я — и коммунисты, и «боротьбисты», и анархисты. Пофигистов только не было.
Я прошёл Славянск, который мы оставили… Да! Мы его оставили! (Скрип зубов, руки нервно сжимаются в кулаки) Потому что у нас был приказ… Приказ непонятно кого. Артиста, позирующего перед публикой прихлебателей. И все наши начальники такие же артисты, которым на жизнь вот этих самых детей, ставших инвалидами или сиротами, насрать! О детях помнили только волонтёры. А о раненных бойцах вообще молчу. Они оказались никому на хрен не нужными… А выступающие перед камерами, все эти «церковники»- «православники», коммунисты-онанисты, «еноты»-бегемоты, и прочая шелупонь свалила вон сюда! И просто на крови погибших и раненных ребят рубит денежку! И им — даже не стыдно…
Оставив Славянск и отвалявшись в госпитале с ранением и контузией, я вернулся в строй. Служил в «четвёрке» в Луганской Республике, потому что в родном городе своих уже не нашёл. Их просто выдавили оттуда. Выдавили «возвращенцы» из Укропии и «новореформисты» в армии. До «четвёрки», впоследствии, вся эта муть тоже докатилась. После этого я вернулся домой. Пошёл служить в местное подразделение… И уже там я понял, нас просто «играют в войну». Нас, простых парней… А чтобы нам не было так обидно, над нами поставили типа человечных офицеров, которые на самом деле вешали нам лапшу на уши, делая себе карьеру. И если были среди наших командиров нормальные офицеры, то таких можно было пересчитать на пальцах даже не двух рук…
Искать себя на «гражданке» поздно было. Не было ничего там. Работать за 7 тысяч рублей, без надежды обзавестись семьёй? На да, я ещё мог. А что оставалось делать тем, у кого уже были жёны и дети? А что делать тем, кто уже не сможет работать, имея инвалидность после ранения? Как выжить на пенсию в 3-6 тысяч? А как на эти деньги прокормить семью?
Риточка, я знаю, что ты можешь сейчас сказать, что вот, сидит здоровый увалень, ноет… Ему бы пахать да пахать… Да я бы рад даже поля пахать! Только как? Как, если я каждый день на этой дряни живу?» – и он вытащил из кармана куртки кучу блистерков с таблетками. Всё это были лекарства от сердечных недугов. «Я пешком без остановки не могу пройти и двух кэмэ… А раньше, ты ведь сама помнишь, по городу носился, что твой конь…
Когда я окончательно понял, что просто уже не смогу продолжать службу, мне довелось самому выбивать себе все справки, выслушивать, какой я мудак и «прыдатель», потому что я просто хочу восстановить здоровье, просто завести семью… Просто увидеть как радуются нормальной, спокойной жизни дети… (Давит окурок в пепельнице. Закуривает новую сигарету. Выщёлкивает из блистера таблетки) Дай водички, пожалуйста, Риточка… (пьёт таблетки)
Ушёл я из армии… Обычно парни после такого либо пьют долго, либо с ума сходят… А я пошёл в парк. Лето было. Гулял там, мороженное ел. Потом пришёл на Площадь Победы. Купил в «хлебном» булочку какую-то… Плюшку… Стал ей голубей кормить у фонтана. И так мне классно стало… Шарик пошёл купил воздушный. Синий. Надул его, отпустил. Он вверх летит. А я стою и просто…балдею. Просто от того, что хоть ненадолго ощутил себя вне всего этого… Потом просто сел а автобус и поехал…куда глаза глядят. Выходил на остановке, садился в другой и ехал, ехал… А домой идти я уже просто боялся. Понимал, приду — залезу в этот интернет долбанный и тут же со всех сторон — война, денег нет, убили-ранили-перемирие-депутаты воры… А ночью будут погибшие ребята сниться. Крышу сорвать может… Но поехал домой всё-таки. Дома включил всё, что только включается, стал смотреть мультфильмы в интернете. И попутно собирал вещи. Я просто сломался тогда… Понял, что надо уезжать. Иначе — труба. Никого ведь из друзей рядом не было… Уже не было. Одни погибли, другие уехали неизвестно куда. И из старых «активистов», которые нас собирали на митинги и грозились с нами до Киева дойти, тоже никого. Все уехали или попрятались. Аккаунты почистили в сосцсетях… Хотя, а что они такого сделали? Люди устали просто… Их уже всё это з@#б@ло. И они хотели, как и я, просто начать жить. Начать жить заново… А что им делать оставалось? Какая тут революция? Кто будет подниматься? Против кого? Блатные что хотят, то и делают… А нам — хрен без соли, и тот с пола поднятый… Вот тебе и «восстание». Смяли наше восстание, Риточка. Всё. Стали мы бойцами криминальных кланов, защищающих «наше» от «ихних»… А я больше так не мог. Не хотел. Совесть не позволяла. Вот потому и сюда приехал… Может быть здесь повезёт, устроюсь куда-нибудь… Семьёй обзаведусь… Можно чайку ещё? А это — тебе,» – он положил на стол три тысячи рублей. – Ты же вроде как волонтёрствуешь… Детворе в приют какой передай, если можно…»
А потом он показывал мне то, что оставила ему эта война: шрамы, медаль «За отвагу» и погоны старшего сержанта…
Что я могла ему сказать? Я стояла, кусала губы и смахивала платком слёзы с ресниц… А потом, обняла его и сказала, что не возьму его денег. Детворе помочь — дело благое, но вот брать деньги с бойца-добровольца, еле добравшегося в Россию… Не могу я так.
А потом мы пили чай, ели пирог с вареньем и разговаривали-разговаривали… Уже перевалило за полночь, а мы всё болтали. Он изливал мне душу, я слушала и делала пометки в блокноте, чтобы позже, взяв его под свою опеку, направить его в нужные места для оформления вида на жительство и трудоустройства…
И я знала: он — дома. Здесь его не обидят. Не дадут упасть духом. Он начнёт жить заново, как и мечтал. А тому, кто попытается что-то ляпнуть в его адрес, я лично «проявлю озабоченность»…
Я не написала здесь, как его звали. Исправляю ошибку. Алексеем его зовут. Фамилию и всё остальное только при личной встрече. Да все, кто считает, что эта история высосана из пальца, может уже начинать хаять меня в соцсетях, писать что я – «либерастка», «агентка Моссаада» и всё такое… Лесбиянкой только не назовите. Я мужчин люблю. Вот он, в данном случае — мужчина. Да, пусть он здесь, вдали от этой выдуманной войны, но он выполнил свой долг. Долг Человека. Он не прошёл мимо… Он потерял друзей, здоровье и часть души, чтобы вы могли орать о «патрыотизме». Потерял на войне, на которой вас не было. Потому что она появилась благодаря вам, крикунам с трибун, плюющим на человеческую жизнь.
Я верю в то, что он найдёт себя. Обретёт новую жизнь. И радуюсь этому. Он был там, чтобы туда не поехала я. Теперь я буду здесь с ним, чтобы он был жив. И так будет пока я не увижу, что он счастлив в Новой Жизни…
У меня всё. Я сдержала своё обещание. Я молчала, но не врала.
А дальше — сами думайте…
А Лёхе — просто удачи. И счастья в личной жизни…
Маргарита О.
