Вспомним
Иван Онуфриевич Сухозанет был сын бедного обрусевшего шляхтича из медвежьего уголка Витебской губернии, отданный на казённое воспитание в Артиллерийский и инженерный корпус. Закончив учёбу, Сухозанет участвовал в кампании 1807 года, затем был произведён в поручики и переведён в лейб-гвардии Артиллерийский батальон и назначен адъютантом к генерал-майору князю Л.М. Яшвилю (родом грузину).
Возможно, именно субординация заставила молодого человека подчиниться противоестественным наклонностям начальника, что сильно повредило репутации офицера, но зато обеспечило ему быстрое и беспрепятственное продвижение по службе. К 1812 году, всего через восемь лет после окончания учёбы, Иван Онуфриевич уже достигает генеральского чина. Большую часть Отечественной войны он провёл в разных должностях при том же Л.М. Яшвиле.
В 1819 году И.О. Сухозанет назначается начальником артиллерии Гвардейского корпуса и в этом качестве в 1825 году участвует в подавлении восстания декабристов, о чём подробно повествует в своих воспоминаниях:
«Всего было сделано 4 выстрела картечью, один за другим, прямо в колонны – орудия наводить не было надобности, расстояние было слишком близкое... Государь уехал во дворец, не желая видеть этого плачевного зрелища; а я, придвинув орудия к углу Сената, видел, смеха и жалости достойное, бегство толпы вдоль Английской набережной. Некоторые стремглав бросились через парапет в Неву, куда они падали в глубокий снег, как на перину, а многие даже не вставали. Я приказал заряженным орудиям картечью выстрелить вверх, а потом, для страха, сделал по одному выстрелу с каждого орудия ядрами, также вверх, вдоль Невы, приказав наводить левее горного корпуса. Этим действие артиллерии совершенно окончилось».
Для Сухозанета бегство безоружной толпы от картечных выстрелов всего лишь «смеха и жалости достойное» зрелище, причём в большей степени – смеха, слово «жалость» добавлено просто из приличия. А вот что по этому поводу пишет другой свидетель тех же событий, граф Ф.П. Толстой: «Сухозанет... отдал приказ пустить из орудий картечью по Неве, по нескольким десяткам возмутившихся солдат, бросившихся бежать прямо на Васильевский остров, и пустить рикошетом ядро в длину Галерной улицы, наполненной не одною сотней разного звания и пола зрителей, между тем как преступников побежало туда не более десятка, и пущенное Сухозанетом ядро, не задев ни одного из преступных, было виною смерти не одного невинного, а многие пострадали от ран».
С того памятного дня генерал входит в полное доверие к новому государю и пользуется его неизменной благосклонностью. Участие в русско-турецкой войне 1828-1829 годов – новые чины и отличия. Но вот беда, во время польского восстания 1831 года Сухозанету ядром отрывает правую ногу ниже колена, и со строевой службой покончено навсегда. Однако царь не забывает своего преданного слугу. В 1833 году он поручает ему заведование всеми сухопутными кадетскими корпусами, а также новоучреждённой Военной академией.
Назначение Сухозанета вызвало недовольство в обществе, но, поскольку время было тихое и безгласное, все покорно смолчали, вдоволь посудачив и похихикав в гостиных. Общее настроение отразил в своём дневнике Пушкин, записавший каламбур В.В. Энгельгардта: «Это, вероятно, для того, чтобы дать сим заведениям другой оборот» (запись от 27 ноября 1833 года). Но, как видно, толки не прекращались, и спустя два дня поэт снова возвращается к затронутой теме, выразив на сей раз своё собственное мнение: «Три вещи осуждаются вообще – и по справедливости: 1) выбор Сухозанета, человека запятнанного, вышедшего в люди через Яшвиля – педераста и отъявленного игрока...».
Что касается деятельности Ивана Онуфриевича на педагогическом поприще, то здесь все, входившие в соприкосновение с ним, едины во мнении. Вот высказывание генерала от инфантерии сенатора Г.И. Филипсона – выпускника той самой академии, где два с лишним десятилетия безраздельно властвовал И.О. Сухозанет: «Картёжный игрок, молодость которого была позорна, а в старости он был героем бесчисленного множества соблазнительных рассказов. Это был человек злой, наглый, цинически безнравственный».
Свои слова Филипсон иллюстрирует убедительным примером. Учащийся Московского кадетского корпуса Житков, выведенный из терпения грязными домогательствами дежурного офицера, обнажил против него тесак, но был вовремя удержан от удара. Узнав об этом случае, Николай I сильно разгневался, приказав Сухозанету ехать в Москву и примерно наказать провинившегося кадета. Генерал ещё перед выездом пообещал засечь Житкова насмерть, что и исполнил. Несчастного юношу перед наказанием исповедали и причастили, после чего в присутствии его товарищей секли розгами до тех пор, пока не убедились, что он мёртв. «Трудно, очень трудно воздержаться, чтобы не проклясть память этого холодного изверга!» – восклицает рассказчик.
Анатолий Иванов. Дома и люди. Из истории петербургских особняков. М.-СПб., 2005. С. 250-254