Режиссер Светлана Ибатуллина: «Чтобы преодолеть трагедию, не нужно уезжать на Бали»
«Обе мои бабушки говорили только на языке Тукая»
– Светлана Рашитовна, расскажите, каков был ваш путь к профессии режиссера.
– Я родом из Челябинской области, из деревни Татарская Караболка: оттуда у меня родители. Они жили на соседних улицах. В юном возрасте познакомились и перебрались в Екатеринбург. Мое детство прошло в этом городе, но меня частенько отправляли на лето в деревню, где был сенокос, кони, коровы, гуси и т.д.
Моя деревня появилась еще во времена Ивана IV. У меня не было в роду людей нетатарской национальности: обе мои бабушки говорили только на языке Тукая. В моей жизни всегда присутствовали татарские национальные элементы. В семье все праздники отмечаются с упором на татарскую идентичность.
– Вы говорите на татарском?
– Понимаю, но говорить на нем с ходу не могу. Когда я приезжаю домой, мне нужно какое-то время на адаптацию, после чего уже могу разговаривать. Я ощущаю единство и целостность со своим народом. Помню, когда в первый раз приехала в Казань, мне было очень радостно, что в самолете говорят на татарском, а в городе очень много элементов, связанных с языком.
– И как вы пришли в творчество?
– Родители всю жизнь занимались бизнесом и с творчеством связаны не были. Увлечение гуманитарными дисциплинами у меня началось в старшей школе. В семье было не с кем поговорить об этом, в юности меня готовили к тому, что я продолжу дело родителей. И я действительно думала, что свяжу свою жизнь с торговлей. Помню, когда была маленькой, мне нравилось играть в продавца и мне казалось, что это действительно мое призвание.
– Кто привел вас в кино?
– На мое становление повлиял дядя Рафик. В средней школе я донимала его вопросами, и он посоветовал мне стать журналистом. Так я и сделала: поступила на журфак в Екатеринбурге. Там мне дали отличные навыки и базу, а когда я попала на федеральное телевидение в новости, я четко осознала, что не смогу там сказать то, что у меня на сердце. Вариантов было два – встраиваться в систему и предать свои убеждения или уйти. Я ушла в кино, потому что там можно выразить себя.
– У вас есть родственники в Казани?
– Мне доводилось много раз бывать в третьей столице с показами моего дебютного фильма «Дима. Дорогой Бох!». Была забавная история во время презентации. В городе был инклюзивный форум, и там я познакомилась сначала с Айгуль Султановой, а затем с ее мужем Ренатом. Они мне очень помогли в организации показов. Через два месяца я вернулась, и мы показывали фильм в республиканской больнице в детском онкологическом отделении. В Казани прошло что-то около шести показов. С семьей Султановых во время этих мероприятий я очень сильно сдружилась. У меня нет родственников в Казани, но я в шутку называю их своей родней.
Сейчас я с командой готовлю к выпуску полнометражный фильм «София. Я есмь». Айгуль с Ренатом принимали активное участие в его создании – Айгуль с детьми приезжала на площадку, привозила чак-чак из Казани, вкладывалась финансово и привлекала своих друзей и коллег по бизнесу, подставляла плечо в непростые времена. К сожалению, Ренат не дожил до выхода фильма из-за инфекции коронавируса. Фильм посвящен его памяти, и его имя значится в титрах. Таким образом, Ренат, как мы и мечтали в начале пути, будет с нами на всех показах «Софии».
«Жизнь бывает жестока. Если у кого-то умирает мама, ребенок, муж – как вставать на следующее утро, как начать улыбаться?»
– Сейчас вы работаете над съемками ?
– Сейчас мы с командой работаем над фильмом, рассказывающим о том, что происходит с людьми, считающимися пропавшими без вести. Там, как и в прошлых картинах, красной нитью прослеживается тема Бога. Мы с командой стараемся подавать эту тему без привязки к конкретной религии. Боимся, что таким шагом оттолкнем часть наших зрителей.
– Как вы пришли к теме Бога в своих фильмах?
– Под конец учебы во ВГИКе я долго думала, о чем снимать дипломный фильм, и попыталась снять картину по мотивам книги Эрика-Эмманюэля Шмитта «Оскар и Розовая дама». В романе рассказывается, как мальчик пишет письма Богу. Во время подготовки и сбора материалов я была волонтером детского онкологического центра имени Димы Рогачева. Мальчик, чьим именем назван центр, прожил короткую, но удивительную жизнь. Ему было двенадцать лет, и шесть из них он болел раком. Так и родилась идея фильма «Дима. Дорогой Бох!». Фильм о том, что, несмотря на трудности и на ограниченный срок жизни, можно прожить жизнь своей мечты за три дня.
– Какой была история Димы Рогачева?
– Он заболел в шесть лет. Несмотря на страшный диагноз, Дима не перестал радоваться жизни. У него была очень активная жизнь, он оказался сильным и храбрым мальчиком – поддерживал близких, детей по палате, снимал мультики, рисовал, жажда жизни была непередаваемая! Его история освещалась в прессе. Когда ему было 10 лет, он написал письмо Президенту с пожеланием попить с ним чай и передал его через волонтеров. И это желание сбылось. После смерти Димы был построен крупнейший детский онкологический центр, названный в его честь.
– Зритель боится фильмов с таким сюжетом?
– Да. У нас было несколько афиш, где изображены дети в масках. Видя их, люди начали говорить, что не будут это смотреть, потому что там очень тяжелая история. В другом снятом мною фильме, «София. Я есмь», рассказывается история матери, потерявшей единственного сына. Слыша об этом, зритель начинает бояться фильма.
– О чем на самом деле картина «София. Я есмь»?
– Фильм показывает, как вернуться к жизни после тяжелейших жизненных потрясений. Я не знаю человека, который не переживал бы потерю близких в своей жизни. Мы старались создать картину с пошаговой инструкцией, как пережить смерть родного человека. Жизнь бывает жестока, и если у кого-то умирает мама, ребенок, муж, как вставать на следующее утро, как начать улыбаться? Как это сделать человеку, если у него такое происходит в первый раз? Мы решили показать, как справиться с потерей. Мы с командой взяли интервью у порядка тридцати человек, недавно потерявших близких. Люди рассказывали нам свои истории, как они возвращаются к жизни. Зачастую зрителей отталкивают подобные сюжеты, вроде как не слышу об этом – и проблемы нет.
«У людей после трагедии просыпается душа»
– Что можете рассказать о ваших интервьюируемых?
– Они меня всегда удивляли. Однажды нам довелось опрашивать параолимпийскую волейбольную команду. Все ребята молодые и у них нет ног. Приходим на интервью и ожидаем, что услышим тяжелые истории о том, как человек лишился ног и какие сложности он испытал. Но они об этом рассказывают так легко, с посылом: ну потерял и потерял, но зато сейчас я живу полной жизнью, заимев друзей и играя с командой в волейбол. У кого-то из этих ребят семья, у кого-то бизнес. Они рассказывали, что родственники переживают, а они уже эту историю прожили и приняли.
Был случай, когда я брала интервью у молодого человека, который из-за рака сетчатки за месяц полностью потерял зрение. Несмотря на это, он постоянно путешествует по различным странам. Он говорил, что только потеряв зрение, начал жить полной жизнью. Если бы не это, он продолжил бы работать на своем нефтяном заводе в Ханты-Мансийске и пить пиво после смен.
– А как все-таки люди воспринимают смерть родных?
– Опрошенные не воспринимают ее как «божью кару» и говорят, что после этого они начинают жить ради чего-то большего. Их жизнь перестает сводиться к банальным просмотрам сериалов и поискам вкусной еды. У людей после трагедии просыпается душа, и именно это мы пытаемся отразить в своих фильмах. Несчастья происходят с каждым, и у человека всегда есть выбор: начать себя жалеть и испытывать чувство вины или жить по-новому, ради новых смыслов и целей. Не бывает так, что происходит трагедия, человек забивается в угол и потом происходит что-то, что помогает ему жить заново. Спастись человек может только сам, и только он сам может себя вывести из этого состояния.
В фильме «София. Я есмь» мы предлагаем различные варианты. Чтобы преодолеть трагедию, не нужно уезжать на Бали.
– А как зритель реагирует на ваши фильмы?
– Помню, когда мы показывали «Дима. Дорогой Бох!», после показа я рассказала про съемки нового фильма, где будет раскрываться тема прощения. И ко мне подошла девушка и спросила: как простить? Если бы мы знали точный ответ, мы бы не снимали фильм. Это очень сложный вопрос, в ответе на который одних слов мало. Ответ может дать в совокупности – музыка, визуальный ряд, слова, актерская игра и т.д. Смотря на все это, человек принимает решение конкретно для себя. Для ответа на эти вопросы я советую посмотреть фильм «София. Я есмь», который выйдет через два месяца.
Словами это не передать, нужно просто включиться. Подобное было во время показа фильма «Дима. Дорогой Бох!». Люди приходили, в том числе и в Казани, и рыдали, хотя это не грустная история. Часто зрители после просмотра говорили, что им дали место, где можно просто выплакаться и прожить чувства, которые они скрывали.
«До поездок на фестивали я и подумать не могла, что в России выпускается столько прекрасных фильмов»
– Светлана Рашитовна, что вы думаете о российском кино?
– Обычно в фильмах я вижу два мира. Первый находится в кинотеатрах и сериалах, а второй живет на фестивалях кино. До своих поездок на фестивали я и подумать не могла, что в нашей стране выпускается столько прекрасных фильмов. Обычно массовые фильмы рассказывают простые истории, наподобие: развелся, полюбил, пострелял и т.д. Такие темы куда реже поднимаются в художественных фильмах на фестивалях. В мире есть множество интересных тем за рамками обыденных сюжетов.
Мне кажется, что очень несправедливо, когда российское кино оценивают только по лентам, идущим в кинотеатрах. Какое-то время назад я ехала в метро и увидела афишу нового сериала, на которой учительница на уровне своей груди держала два глобуса, подчеркивая, что она у нее огромная. Смотрела на нее и думала: серьезно? На дворе 2024 год, и мы зрителя завлекаем вот такими примитивными приемами? Это не имеет отношение к кино, на мой взгляд, и это, на самом деле, очень неприятно.
– Тяжело ли независимому автору снять фильм?
– «София. Я есмь» – полнометражный фильм, и мы отсняли его как независимые исполнители, без поддержки Министерства культуры и какого-либо участия представителей киноиндустрии. Мы с командой специально на это пошли, чтобы снимать, как нам хочется и без цензуры. Над фильмом мы работали четыре года, и за все это время я не встретила команд, снимавших полнометражные независимые картины. Люди не хотят снимать независимый полный метр, потому что без сторонней финансовой поддержки очень тяжело довести работу до конца, и это действительно так.
– Обречено ли независимое кино?
– Когда говорят, что кино не для массового зрителя, это воспринимается как что-то плохое. Мои фильмы не про количество, а про качество. Пусть лучше придет один зритель, поплачет и порадуется. Помню, когда я училась во ВГИКе и снимала свою первую работу, мой мастер, увидев ее, сказал: ты же понимаешь, что массовый зритель не будет тебя смотреть? Я сказала – и слава богу, мне это не нужно.
– А какие перспективы у татарского кино?
– Когда я была в Казани, Айгуль Султанова познакомила меня с ребятами, снимающими кино на татарском. Они рассказывали, что они ездят по деревням и показывают его там. Когда я снимала свою первую учебную работу, я ездила в свою татарскую деревню и снимала ее. Вся работа на татарском языке, но у нее есть субтитры. Мой мастер из ВГИКа родом из Таджикистана, и он говорил мне, что истории малых культур в кинематографе всегда интересны. Обычаи и национальные особенности нормальны и обыденны для представителей этих культур, в то время как для зрителя далекого это очень интересно и любопытно.
О татарах можно рассказать много. Те же самые истории из обычной жизни. Такие истории заслуживают внимания. Они для меня простые и повседневные. Хотелось бы снять фильм, где зритель просто погрузился бы в повседневность героя, почувствовал, что есть другие культуры.
«Если съемочный процесс длится месяц, то подготовка к нему идет минимум полгода»
– Способно ли отечественное кино развиваться за пределами Москвы и Санкт-Петербурга?
– Как я уже сказала, свой полнометражный фильм мы сняли без помощи Министерства культуры, грантов, продюсеров и киностудий. У нас была возможность получить поддержку, но мы осознанно не стали этого делать. Во время сбора средств на краудфандинговых платформах нам говорили, чтобы мы обратились за поддержкой, ведь у нас ничего не получится. На мой взгляд, это очень удобная позиция – говорить, что все деньги в Москве и что без огромных бюджетов невозможно снять ничего путного.
Как-то раз мне позвонили из одного СМИ, чтобы сделать репортаж со съемочной площадки «Софии». Во время разговора мне в виде претензии задали вопрос, почему мы не стали обращаться в Минкульт, как будто мы обязаны это делать и это единственный путь. Если все желающие снимать кино ходят туда, это не значит, что я должна это делать.
– На что уходят деньги во время съемок?
– Огромная статья расходов уходит на организацию экспедиции – питание и размещение. Мы нашли выход оптимизировать эти расходы – в Выборге на съемках в течение года нас на некоммерческой основе кормили лучшие рестораны города и размещали отели. Когда мы решили обратиться с таким запросом к ресторанам и отелям, нам говорили, что кому это надо и что без денег нас пошлют. Но в итоге мы каждый раз находили желающих. Бюджет фильма мы в основном расходовали на технику, перелеты и переезды актеров и съемочной группы, реквизит.
Свой первый бюджет мы сформировали на краудфандинговой платформе, но значительная часть ушла на комиссию, поэтому в дальнейшем мы начали находить новые способы – например, создали на сайте фильма специальную кнопку, где каждый желающий может внести свой вклад (здесь тоже есть комиссия, но она небольшая).
Конечно, это сейчас легко говорить задним числом, а тогда, в начале пути, да и каждый раз в начале пути, много страхов: не получится, не хватит, не поймут. Но когда начинаешь делать, внезапно находится финансирование. Хочешь – снимай в Казани, хочешь – в Якутии. Главное, чтобы была интересная история. Если она есть, то люди придут смотреть фильм. Виктор Сухоруков, который снимался у нас в картине, не затребовал гонорар. По сути, он пришел сниматься к студентам, у которых ничего нет. Мы спросили его, почему он это сделал. Он ответил, что ему просто понравилась история.
– Как происходит подготовка к фильму?
– К примеру, я придумала идею и хочу ее реализовать. Если идея оформлена, то сразу начинаются поиски сценариста или я сама пишу сценарий. Затем происходит поиск места съемок, но обычно история сама показывает, где можно снять. Я начинаю ездить по городам и осматривать места. К финалу начинается процесс сбора съемочной группы, куда обязательно входят оператор, художник-постановщик, звукорежиссер и осветитель. После подбора команды начинается кастинг актеров.
Если процесс происходит в родном городе, то с организацией все гораздо проще, потому что после съемок команда поедет к себе домой. Если выбираемся в другой город, то к прочим статьям расходов добавляется еще и покупка билетов и т.д. К тому же большая часть подготовки – это поиск реквизита. Мало найти подходящую локацию, нужно также обустроить ее под требования сцены: найти шторы, мебель или, наоборот, спрятать уже имеющиеся элементы декора. Вишенка на торте – это поиск подходящих костюмов.
Обычно в кино подготовка занимает больше времени, чем сами съемки. Если съемочный процесс длится месяц, то подготовка к нему идет минимум полгода.
«В такие моменты приходит осознание, что Бог трудится над фильмами вместе с нами и не все в этом мире решают связи и деньги»
– Какие необычные ситуации происходили у вас во время съемок?
– Одна такая ситуация произошла, когда мы собирались снимать фильм по мотивам «Оскара и Розовой дамы». Я пришла в онкологический центр имени Димы Рогачева для сбора фактуры, и мне там говорят, что можно снять про самого Диму. Изначально я об этом не задумывалась. Часто бывает так, что сценарий уже написан, но начинаешь встречаться с актерами, посещать локации, и планы очень быстро меняются.
Когда мы снимали «София. Я есмь», нам нужно было отыграть сцену в вагоне поезда, но для того, чтобы это сделать, требовалось разрешение. Мы писали в РЖД, пытались достучаться до ведомства через друзей и знакомых. Ничего не получалось, и мы потеряли надежду. В конце концов я поняла, что придется переписывать сценарий и менять локацию. Но через короткое время я на интервью знакомлюсь с человеком. Интервью начинается, и через 10 минут он просто спрашивает меня: а вам случайно вагон поезда не нужен? Оказалось, что он аутентично воссоздал целый вагон! Для нас эта встреча была как подарок свыше, и таких ситуаций было достаточно много.
– Например?
– Например, мы снимали в Выборге около здания суда, хотя до нас это никому не разрешалось. У входа во «дворец Фемиды» висит табличка с наименованием организации, а она не должна была попадать в кадр, потому что в ходе съемок мы не хотели указывать локацию. Мы обратились к администрации суда, чтобы табличку на время сняли, но нам отказали. Потом мы пытались скрыть ее разными художественными способами, но ничего не получалось. В конечном итоге было решено вставить табличку в фильм. На следующий день мы с командой приходим, а ее нет. У нас шок и удивление. Оказалось, она просто отпала утром, а оперативно поставить ее на место не удалось, потому что мастер проспал и пришел только после обеда. В такие моменты приходит осознание, что Бог трудится над фильмами вместе с нами и не все в этом мире решают связи и деньги.
Владислав Безменов, «Миллиард.Татар» Фотографии предоставлены Светланой Ибатуллиной