Арно Бабаджанян начинал в столице с общаги на Трифоновской

О жизни выдающегося композитора «ЗБ» рассказал его сын

 В конце 30-х годов ему еще было далеко до первого твиста СССР и одного из любимых шлягеров о Москве – «Лучший город земли». Едва ли он предполагал, что его песни «Королева красоты», «Твои следы», «Чертово колесо», «Свадьба», «Ноктюрн» во второй половине XX века станут классикой эстрадного жанра. В 1939 году он только стал студентом Московской консерватории и получил место в общежитии на Трифоновской. О жизни маэстро «ЗБ» рассказал его сын – музыкант, артист Араик Бабаджанян.

В консерваторию с ветерком

В 1939 году он, талантливый выпускник специализированной музыкальной школы для одаренных детей в Ереване, уже был зачислен в студенты Ереванской консерватории. Но решил попробовать силы и на «отлично» сдал экзамены в Московскую консерваторию. Узнав об этом, в Армении взбунтовались. Из Еревана поступил звонок с требованием вернуть студента на родину: мол, он уже учится и никого о своем решении не предупредил.

– И папа вспомнил, как однажды к ним в детский сад зашел Арам Хачатурян и на него, еще маленького, обратил свое внимание. Тогда он решил найти композитора в Москве, что ему удалось. Арам Ильич, в свою очередь, отвел его к Елене Гнесиной. Педагог, прослушав папу, добилась встречи у председателя Совета министров Армении, после разговора с которым студенту позволили остаться в Москве. Елена Фабиановна сразу зачислила папу к себе на курс. А потом уже он пошел в Московскую консерваторию.

Тогда же юный Арно и поселился в общежитии. Здесь же, в Марьиной роще, по вечерам подрабатывал на танцевальной площадке – играл джаз, фокстрот. На первые заработанные деньги мог позволить себе на занятия в консерваторию на Герцена (ныне Большая Никитская – ЗБ) с приятелями приехать на такси.

– Преподаватели это заметили и однажды вызвали в ректорат: «Арно, если вы разъезжаете на такси, мы лишим вас стипендии». «Стипендию я получаю за успеваемость, а гонорары честно заработаны», – нашелся папа. Стипендии его не лишили, но после этого случая они из машины высаживались подальше от глаз и от здания.

– Араик Арноевич, многие композиторы представляются затворниками, а папа с молодости мог позволить себе пощеголять?

– Он был оптимистичный, жизнерадостный человек. Мне повезло вырасти в Доме ста роялей (композиторский дом в Газетном переулке – ЗБ). С нами жили Матвей Блантер, Аркадий Островский, Эдуард Колмановский, Мстислав Ростропович с супругой Галиной Вишневской. В соседнем доме – Дмитрий Шостакович, Арам Хачатурян, Дмитрий Кабалевский. На лестничной клетке у нас стоял теннисный стол, за которым в неформальной обстановке все они любили сыграть несколько партий. Я вообще удивляюсь, как отец все успевал. Когда не было телевидения, люди семьями ходили на футбол. До «Арарата» он болел за московское «Динамо». Его восхищал Михаил Якушин, Константин Бесков. На матчи было невозможно попасть. И тогда его близкий друг, будущий режиссер фильмов «Приключения Кроша», «Три плюс два» Генрих Богданович Оганесян, на входе на стадион делал серьезное строгое выражение лица и говорил: «Эти со мной». И все остальные, включая папу, молча проскакивали следом бесплатно. Билетер не успевал понять, что компания с улицы.

С отцом и матерью. Фото: Из личного архива Араика Бабаджаняна.

Лучшие песни Магомаеву

– Как вы ребенком себя чувствовали среди классиков?

– Время было другое. Люди вели себя без ложного высокомерия. Они были живые, простые, непосредственные. И папа никогда не кичился своей известностью. Георг Отс всегда приходил со своей супругой. Красивый, воспитанный, всегда элегантно одетый с европейским вкусом. С Людмилой Зыкиной папа записал три песни – «Москва-река», «До востребования» и «Твои следы». Последнюю она исполнила совсем иначе Софии Ротару. Причем Людмила Георгиевна записывала песни с первого раза и сразу в сопровождении живого оркестра. К нам приходили Андрей Вознесенский, Андрей Дементьев, Анатолий Горохов (автор слов к песням «Королева красоты», «Наша служба и опасна, и трудна» – ЗБ). Часто у стойки консьержки, когда возвращался из школы, встречал Иосифа Кобзона. Он только начинал карьеру исполнителя и искал знакомств с композиторами, которые начинающего артиста охотно звали на свои творческие встречи. Выступит у Аркадия Островского и шел обратно в дом, чтобы отправиться на встречу уже с другим автором. Иосиф Давыдович удивительного масштаба человек. Его дружба с Арно Арутюновичем продолжалась 24 часа в сутки. Всегда откликался! Уже после смерти папы в 2001 году Иосиф Давыдович, несмотря на плохое самочувствие, прилетел на концерт памяти в Ереван. Я его встретил, спрашиваю: «В отель поедем или на репетицию?». А он: «Давай к Арно, я соскучился». Мы купили цветы, поехали на кладбище, он поклонился, а вечером, на концерте, пел с особым чувством. Но при жизни папе в шутку напоминал: «Лучшие песни ты отдаешь Муслиму (Магомаеву – ЗБ)». А потом добавлял: «Но мне тоже что-то достается».

– Как родился союз «Бабаджанян – Рождественский – Магомаев»?

– Это был триумвират. Он родился в середине 60-х. С Рождественскими родители дружили семьями. Когда у них родилась вторая дочь Ксения, папа поехал с Робертом Ивановичем встречать Аллу Борисовну из роддома. Так как поэт был не особо разговорчив, медсестры решили, что отец ребенка – Арно и вручили девочку ему. А молодого Муслима мама (Тереза Сократовна – ЗБ) увидела по телевизору в концерте мастеров искусств Азербайджана. Обратила внимание папы, и они решили его разыскать. Помогла композитор Ася Султанова (первая жена Владимира Шаинского – ЗБ), с которой мама училась в Баку в музыкальной школе. Она и привела его к нам. Родители его прослушали. Папе очень понравилось, и он предложил записать новую песню «Помню Болгарию» на стихи Александра Жарова («Взвейтесь кострами, синие ночи» – ЗБ). Пошел на студию договориться о записи, но редакторы стали отговаривать: мол, молодой, неизвестный, к тому же по-русски, наверное, с акцентом говорит. Но отец настоял на своём. Когда запись завершилась, вопросы отпали. Муслим Магометович часто у нас бывал. Когда родители отсутствовали, садился за рояль, сам себе аккомпанировал, просил меня достать магнитофон, у нас был катушечный «Комета», я включал микрофон, и он записывал свой голос.

На «Чертовом колесе» к Фрэнку Синатре

– В этом году песне «Лучший город Земли» 60 лет. Она впервые прозвучала в 1964-м. Вы помните, как папа ее написал?

– Мне тогда исполнилось 11 лет. Я этого не помню. Но хорошо известна история, как Никита Хрущев услышал ее по радио и снял с эфира: «Как твист?! Да еще и о столице Москве?! Немедленно запретить!». Но через несколько месяцев сняли Никиту Сергеевича и редакторы песню вернули. Вообще в творчестве отца все не так гладко складывалось, как кажется. В 1966 году его технически сложное произведение «Поэма» вошло в обязательную программу исполнителей на конкурсе имени Петра Чайковского. США представлял пианист Джеймс Дик. Он хорошо отыграл и стал одним из финалистов, но после выступления позволил высказаться: «Современные композиторы пишут модную музыку, которую музыкантам невозможно исполнять». В ответ на замечание Арно Арутюнович сел за рояль и сыграл в два раза быстрее заданного в нотах темпа. Сраженный пианист в 1972 году пригласил композитора на музыкальный фестиваль в США. Но отца туда не пустили. Только после личного письма Джеймса министру культуры Екатерине Фурцевой, когда она находилась с визитом Америке, отца выпустили. Губернатор Техаса объявил папу почетным гражданином штата, а мэр Хьюстона – почетным гражданином города.

– С удивлением узнал, что в 1974 году в Японии его признали «Лучшим композитором мира». При каких обстоятельствах это произошло?

– Награду он получил на Всемирном фестивале популярной музыки за песню на стихи Евгения Евтушенко «Чертово колесо». В Токио они ездили с Муслимом Магомаевым. Призы вручал Фрэнк Синатра. Отец этой наградой очень дорожил. Ведь он обошел оскароносного французского композитора Френсиса Лея, написавшего музыку к фильмам «Мужчина и женщина», «Пассажир дождя», «История любви». Но история этой песни началась в 1968 году. С ней он должен был отправиться на фестиваль в Рио-де-Жанейро. Я помню, как вокруг поездки все суетились. Дома без конца звонил телефон, каждый день приходили артисты, как вдруг… тишина. А это же был год «Пражской весны». Помня о способности Евтушенко высказывать свое мнение по политическим вопросам, Арно Арутюнович ему позвонил и поинтересовался: не подписывал ли он коллективных писем в защиту чехословацких товарищей? Евгений Александрович ответил: «Ну что ты, Арно, как можно мне подписывать коллективные письма? Конечно, нет! Я лично отправил телеграмму Брежневу о несогласии с линией партии и правительства.» Так что поездка на фестиваль состоялась через шесть лет, но уже в Японию.

Фото: Из личного архива Араика Бабаджаняна.

Каждый день как последний

– Каким же Арно Бабаджанян был в работе?

– Невозможно было проследить, как он писал песни. Когда мы въехали в дом на Огарева (Ста роялей – «ЗБ»), у него не было даже письменного стола. Из мебели в комнате стояла только кровать. Однажды ночью писал на подоконнике и сильно застудил шею. Поэтому на первый гонорар купил стол, и уже на следующий – инструмент. В лучшие годы он, как только просыпался, вместо зарядки, сразу садился за рояль: играл этюды Рахманинова, Шопена, Листа. Потом умывался и шел завтракать. Мелодия могла ему прийти в любой момент: он ее насвистывал и тут же записывал на клочке бумаги, на салфетках, когда не было блокнота под рукой. А потом часами шлифовал. Главным было его не отвлекать. Иногда со мной или мамой советовался. Еще голосом из народа была наша помощница по хозяйству Женя. Если она одобряла, песня обязательно имела успех. Но то, как рождалась мелодия, невозможно было проследить. Армен Джигарханян его как-то спросил: «Как ты пишешь песни?». «Я их слышу», – ответил отец.

– Современные артисты пишут, не окончив школы, а Арно Бабаджанян первые песни написал, когда ему было уже под 40 лет. Как это можно объяснить?

– Отец в первую очередь был блестящим пианистом. Потом – работал в академическом жанре. Знаменитый советский пианист Эмиль Гилельс однажды сказал: «Нам повезло, что Арно больше пишет музыку, чем играет.» Дело в том, что в 30 лет ему поставили страшный диагноз – лейкемию. Провели успешную операцию на лимфоузлах, лучевую терапию, но врачи сказали, что жить – две недели-месяц. Его отец, мой дедушка, узнав об этом, поседел. Но благодаря своевременно поставленному диагнозу, операции, уходу мамы папа прожил еще 32 года. Но из-за болезни рук не чувствовал и играть, и сочинять, как прежде, крупные формы, в таком объеме не мог. Он каждый день жил как последний. Но в повседневной жизни отец на болезнь не обращал внимание. В его подсознании присутствовало жизнелюбие. У него были любимая жена, друзья, коллеги, сын, музыка. Его многое интересовало. Папа хорошо рисовал, коллекционировал картины, оставался душой компании, любил угощать на природе друзей шашлыками. Его переживания, видимо, отражались в мелодиях, которые он создавал. Одной из последних стал «Ноктюрн». Папа категорически не хотел, чтобы к нему были написаны слова. Отверг все предложенные варианты. И только после смерти Иосиф Кобзон буквально заставил Роберта Рождественского написать стихи. Так в 1984 году родилась песня, которую мы поем спустя 40 лет: «А между мною и тобой – века, мгновенья и года, сны и облака. Я им к тебе сейчас лететь велю. Ведь я тебя еще сильней люблю.»

Любопытный факт: Арно Бабаджанян родился 21 января 1921 года, но через три года в этот день умер Владимир Ленин. Чтобы не отмечать праздник в день траура, отец исправил дату рождения сына на 22-е.