Алексей Горбунов: Если тебя мочат с двух сторон – все в порядке, ты панк

В октябре Алексею Горбунову исполнится 60. Он давно уехал из России, и российская пресса регулярно пишет о том, как он бедствует на его родной Украине, как раскаивается и хочет вернуться. Читать про все это довольно забавно. Горбунов снимается на Украине и в Европе, живет в Одессе у моря и регулярно принимает у себя московских друзей. У него своя музыкальная группа, концертирующая по всей Украине. Впечатления нищего он отнюдь не производит.

Еще после Шико в «Графине де Монсоро» лично мне стало понятно, что пришел звездный актер, умеющий решительно все. Даже в михалковских «12» смотреть на него приятно. И что он не вписался в Россию, какой она стала после 2014-го, – проблема не его. Так что с юбилеем, а поговорить с ним всегда есть о чем и без юбилея.

«Два года грачевал на «восьмерке»

– Почему такое количество людей в России поверило чудовищной пропаганде и повторяло откровенно фашистские лозунги?

– Не знаю. У меня в 2014–2015 годах было раздвоение сознания, разрезанное сердце, я не спал два года. Я в 2011 году купил здесь дом в Совиньоне. У меня вторая жена – москвичка, дочка родилась в Москве, и ей был ровно год, когда мы переехали сюда. Я был в прострации тотальной, я знал, что на фронте происходит, я знал, что в Москве, в Питере и в Одессе. Я это все видел своими глазами. Мало того, у моей дочки от первого брака квартира в Крыму, где она семь лет прожила, – она плакала год, что осталась квартира в Крыму. В ее 14 лет я за год не мог объяснить, что происходит, и куда все идет, и что будет дальше.

– Она сейчас здесь?

– Да, никуда не собирается ехать.

– Ты сильно изменился к шестидесяти?

– Думаю, нет. Все в порядке. Если тебя валят с двух сторон, значит, ты панк. Майк Тайсон и Мухаммед Али как были моими кумирами, так и остались. Я все равно хочу играть, как Том Харди, и молодым говорю – смотрите, что надо смотреть, слушайте сердце, учитесь у Кастанеды, что такое «путь воина». И слава у меня была довольно ранняя – я заслуженный артист УССР – в 29 лет я получил звание, кстати, за картину Новака, фильм «Гу-га» о штрафбате.

– Я и не знал. А заслуженный – это круто было?

– Ты что, квартиру дали от Союза кинематографистов! Которую я продал, когда наступили 90-е и разлетелся Советский Союз. А дальше братва-автоматы-цепи, я два года грачую на «восьмерке», нормальная жизнь идет как положено. Жалею только, что в зал не ходил, потому что все хулиганы, с кем я вырос, – все на BMW, все с цепями золотыми, а я как удак заслуженный артист УССР – кому оно было надо? Учителя продают гречневую кашу на рынках... В Москве все то же самое, только несколько активнее, я все видел, потому что начали снимать «Графиню де Монсоро», и я три года живу в Москве в гостинице «Мосфильма». У меня самое лучшее время – 93–96-й годы, когда всюду заправляла братва. Она была везде та же. Только у наших больше золотых зубов было и они жестче были. А в Москве больше долгопрудненские, солнцевские гудели и из Питера понаехали. 

«Если в Москве будет, как у нас, половина не вынесет»

– В Москве на твой отъезд реагировали как-то?

– А в 2014–2015 годах никто вообще ничего не понимал. Ждали, что бомбить начнут. Потому что раз братья зашли, то что им стоит два истребителя пустить. Первый год никто не верил в то, что происходит. Тогда еще были объединены все. Вся страна последнюю копейку несла раненым, на фронт, в больницы – это люди делали, не политики. Они в это время с войны наживались. Я помню этот подъем, когда бабушки шли. Одно не учли – тут нация воевала всю жизнь, это не Москва. Деньги решают, конечно, немного мы тормозим, но – вот в чем еще отличие – начиная с Гражданской люди за вилы хватались очень быстро, это не Россия. Навык – в генах.

Как это вообще можно было начинать? В моем сознании не укладывается это никак. Каждая вторая семья в Украине, как и в России, переплетена исторически. Для меня было дико, когда грузинская война началась – я был в Москве, и я не понимал, как это. Но тогда ведь было не до того, потому что нас не касалось. Для меня это сгусток диких переживаний и непониманий.

И когда сознание пытается мне разложить все, сердце мое не принимает. И что наш телевизор, что российский сбивал людей и порождал агрессию. Правды нет, политика меня не интересует, залезть в мое сердце никто не может.

– А сам ты как пережил этот разрыв?

– Проходит время, все меняется, но боль остается и никуда не денется. Врать не буду, я это очень больно переживал. У меня папа с Алтая, старшая сестра в Москве, я в Москве все лучшее сыграл, о чем тут восьмой год говорю, но меня как будто не слышат и только спрашивают: «Так ты не поедешь в Россию?» Я бескрайне устал каждый день – восемь лет! – говорить про политику. Бескрайне устал! Мне надо отдать должное всем режиссерам, которые раз в полгода присылают мне предложения и очень хорошие сценарии, но съемки все в Москве. Естественно, я говорю, что, пока не придут в норму эти отношения, я никуда не поеду, потому что я играть не смогу в этом состоянии – я же не робот. Если в России произойдет такой же трабл, как у нас, половина не вынесет. Не всех же возьмут в политику и в рекламу. 

Я люблю махновщину, люблю быть себе хозяином. И я снимаюсь в «Следопытах», выкладываю их в Сеть, смотрят люди... Это буквально минутные скетчи, даже не мини-, а микроформат. С Серегой Алимпиевым.

Ни от кого не зависеть и отвязываться – это ли не идеал кино? Коппола, по его признанию, мечтает о таком формате.

У меня в 2013–2014 годах очень много картин было, в том числе «Ленинград 46» – мой любимый фильм. Началась война. Там финал с Гармашом был написан, а началась война, в «Ленинграде 46» мы финал не сняли из-за этой войны. 

– Но у тебя не появилось отвращение ко всему русскому, как у многих здесь?

– Я все время говорил во всех интервью: вы можете воевать, вы можете в телевизоре нести что угодно, но театр, кино и музыка – это единственный мост, который нельзя рушить. Я все лучшее сыграл в России.

Я лучшее сыграл в России – и об этом во всех интервью говорю. Политика политикой, но лучшее я сыграл в Москве и в Питере.

Меньшиков меня в 2001 году пригласил в театр, что коренным образом изменило мою жизнь, потому что я раньше сниматься приезжал и уезжал, а тут театр – репетируй. И я семь лет работал у Олега в театре, и мы всю Россию, Европу, Америку проехали с гастролями. Я получил колоссальный опыт театральный, географический (от Находки до Канады).

Я на песнях Высоцкого вырос. Я пою здесь Высоцкого уже 30 лет. С первого курса института на всех концертах я пою Высоцкого и Окуджаву – и ничего в моей жизни не поменяется. Украинские народные песни я как пел, так я их и пою. Просто, может, смысл сейчас другой вкладывается, обнажается другое что-то. Как был мой любимый писатель Шукшин – все равно остался Шукшин. Папа у меня сибиряк – у меня все равно кровь алтайская, хоть я родился здесь, а мама у меня с Луганска, дед – шахтер. И Миша Ефремов все равно мне брат, у нас дома рядом стояли на Новой Риге, и дети вместе играли, и жёны дружат. На многие вещи смотрим одинаково, и по многим вещам мы очень близкие люди, темпераментно очень похожи с ним. Просто он родился в Москве, а я – в Киеве.

– А чем все это кончится? Война эта?

– Вот сейчас я вообще не знаю. Мы, Скорпионы, знаем будущее, у меня прадед – шаман, я многие вещи интуитивно знаю. А что сегодня будет – я вообще не понимаю. Можно спросить у кого-нибудь, кто в верхах общается, – о чем они там думают. 

«К бомжам пойду, а просить не буду»

– Мне Ефремов рассказывал, что тебе абсолютно безразличны деньги. Это легенда такая?

– Нет, ну я нормальный человек, деньги мне небезразличны, но взять деньги от г...дона – это я не могу. Это принципиально.

– То есть они придут в любом случае?

– Конечно. Куда они денутся. Вот я есть, но я не нужен администрации президента; жителям нужен, женщинам нужен – а администрации не нужен. У меня с ними битва не на жизнь, а на смерть: умирать буду нищий, а к ним не подойду просить. Пойду нищий с гитарой бомжам играть, проституткам – у них заработать что-то.

Я на земле живу, и чем дальше я живу, тем больше понимаю, что понятия очень простые: воровать нельзя, продавать нельзя.

Что в детстве говорили? Это двор твой, это твой класс, это твоя мама, твоя бабушка – ну простая же ... (нецензурное выражение). Детям оставлю все. Вот сейчас на 60 лет хочу кинуть клич по миру – дяде Лёше на «гелик», дяде Лёше нужен «Гелендваген», ценой 250 тысяч евро, полной комплектации. Мне музыканты говорят: ты чё, лучше бабок собрать. А я им: вы ничего не понимаете. Мы возьмем этот «гелик», я чуть проеду – отблагодарим людей, а потом устроим аукцион и за 300 тысяч его продадим – еще сотка на студию останется. Как заработать у друзей, я знаю, а как заработать в этом кинобизнесе – нет. И слава Богу, что я нигде не засвечен. У меня позор есть, но все-таки я обычно у хороших режиссеров снимался.

– Что происходит в украинском кино?

– Советское кино – да и вообще мировое – придумали Эйзенштейн и Довженко. Я застал киностудию Довженко, где были Лялин, Гринько, Брондуков, Миколайчук, Гаврилюк – эти фамилии здесь уже никто не помнит. Пришли барыги: торговал биткоином – стал продюсером... В Одессе директор киностудии Андрей Осипов за восемь лет снял два гениальных коротких метра; в этом году в конкурсе дипломная работа Сони Полищук «Беги, Таня, беги» – вот это украинское кино, которое снимают молодые. Великая Одесская киностудия за восемь лет выпустила один великий проект – «Чому я живий» Виллена Новака. Я когда сценарий увидел, подумал: не может быть, чтобы на это дали деньги! А Новак давно эту историю хотел снять. 20 лет! Человеку 83 года. Я прихожу, смотрю сценарий – он мне вообще другую роль хотел дать, а я читаю и говорю: о! можно мне вот эту гниду – причем еще усилим мерзость, мне ж понятно, на чем. Я же видел таких. Ясно, что в фильме он гиперболизированный: если гниду делать, то уж такую, как у Шекспира! У него все в одну секунду происходит: флаг поменял, наши ушли – ура, наши пришли! И с гримом я нашел решение: у него такая козлячья харя – он сразу должен быть отрицательный. Если уж играть такое, то надо гада, чтоб до дна ногами, оттолкнуться – и катарсис. Удовольствие на съемках было огромнейшее. Актеры – отличные, они почти не снимаются в говне. Местные актеры – настолько точно все работают! У меня две недели счастья были. Кстати, я там играю в пиджаке Высоцкого из «Места встречи...» Костюмерная-то все та же.

Мой «Золотой орел» – приданое дочери

– Ты до сих пор очень похож на Делона, а в молодости вообще. Почему ты сыграл так мало любовных историй?

– Это надо спросить режиссеров. Вот сняли они кино «Другой» – мелодрама, четыре серии. Я их уже душил-душил: снимите про любовь. Два артиста: тетя, 45 лет, и дядя, 55 лет – парное кино. Французы умели это снимать: ходят за ручку, кофе пьют, мелодия, ветерок дует, только лица нужны – мое и Моники Беллуччи. Тогда будет кино. И вот они сняли – ввели, правда, какую-то детективную историю, но это неважно, там главное – любовь. 

– А кто женщина?

– Ольга Гришина, молодая, хорошо играет. Получилась немного не та история, которую я хотел, но это же мелодрама! А они ее продали. Один раз показали по «1+1» – и все. 

– А как с Михалковым работалось?

– Да отлично работалось. Но мы с Ефремовым не пошли в «Предстояние» и в «Цитадель».

– А он звал?

– Всех! Но мы слиняли, потому что мне опыта одного кино с Михалковым хватило, спасибо, «12» – интересно, дальше – нет. Махновщина – это для меня лучшее: я до 50 лет в трех картинах параллельно снимался. Но после 50 какие бы деньги мне ни давали – одно кино в год. 

У меня есть один приз – «Золотой орел», Михалков тогда всем выдал. Я его старшей дочке отдал и сказал: доча, тяжелые времена наступят, продай этого орла – нормально получишь, только не по дешевке продай. И сколько лет он уже у ребенка стоит – это ее приданое. 

«Дайте сыграть Лобановского!»

– Украинский характер существует? Мужской. Он сильно отличается?

– Отличается, конечно. И женский, и мужской. Думаю, и ты это видишь – ты же много ездишь, можешь сравнивать. Москва – это не Россия, конечно. Когда мы начали с Меньшиковым ездить, я понял разницу между Москвой, Владивостоком, Находкой и Питером.

Я никогда не мог понять, почему питерские наезжают на московских, а теперь многим русским говорю: вот как у вас есть Москва – Питер, так же у нас есть Киев – Донецк. Первое различие – в темпераменте, в восприятии, в быстроте, в скорости решения. Но меня все русские друзья убеждают, что эта скорость есть только в Москве. 

Украина, как и Россия, очень разная – она еще разнее. Если едешь из Западной Украины в Одессу, встречаешь разных людей, разные темпераменты, разную природу. В Ужгороде – одни, они в горах живут и рядом Европа, во Львове – уже другие, хотя это все рядом, Полтава – ее вообще никто не знает. И почему в Полтаве не снимают кино – для меня до сих пор загадка. У нас такие locations и такая природа! Но в кино пришли проходимцы – им надо в павильонах осваивать и пилить, причем на всем. 

– Предложи тебе кто играть Бандеру – ты бы отказался?

– Почему? Нормально сыграл бы я. Но про Бандеру я мало знаю. Это не мой герой. Махно бы я лучше сыграл – Махно мне понятнее: гуляйполе. О, о, о, какого я сыграл бы Махно! Но лучше всего получился бы Лобановский.