Экранизации «Тихого Дона» и первоисточник
Большая литература часто притягательна для экранизаторов, к ней возвращаются снова и снова. И каждый раз книга экранизируется по-разному. Потому что и авторы экранизаций разные, со своими задачами и видением, и время диктует свои законы и приёмы. Да и съёмочная техника меняется. Но есть очень важная вещь – отношение режиссёра к исходному материалу.
Ремейк и экранизация
Повторные экранизации часто путают с ремейками. Это большая ошибка. Так можно докатиться до того, чтобы назвать «Шерлока» Гая Ричи ремейком наших «Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Ремейк – это переснятое старое (а иногда и совсем не старое, чем грешит Голливуд) кино. Часто в ремейки вносятся какие-то новые ноты, чуть смещаются акценты, потому что автор увидел в старой истории потенциал для чего-то нового. Последний на сегодня фильм того же Гая Ричи – «Гнев человеческий» – это ремейк французского «Инкассатора», и узнать оригинал в нём можно с большим трудом. А иногда переснимают почти один в один, просто потому что новая техника позволяет показать старую историю более эффектно. Есть вообще уникальные случаи. Замечательную «Американку» Дмитрия Месхиева по сценарию Юрия Короткова не менее замечательный режиссёр Ренат Давлетьяров переснял практически кадр в кадр с минимальными отступлениями вроде эпической битвы деревенских с городскими, изменив только название фильма на «Однажды». Получилось так себе, о чём свидетельствуют и рейтинги на киносайтах. В выигрыше оказался, наверное, только сценарист: два раза продать одно и то же с точки зрения бизнеса – просто идеально.
А вот повторные экранизации чаще всего очень сильно отличаются друг от друга. «Маленьких женщин» Луизы Мэй Олкотт экранизировали, наверное, раз пятнадцать начиная с 1917 года. Сколько раз экранизировали «Холмса» или «Гамлета», не знает, скорее всего, никто. И каждый раз повторная экранизация вызывает бурю зрительских эмоций, от восторгов до резкого неприятия и обвинений в покушении на классику. Особенно если в анамнезе имеется действительно классная, а то и великая версия.
У нас одним из таких популярных среди экранизаторов является «Тихий Дон» Михаила Шолохова.
По Дону гуляет...
Последним на сегодня является сериал Сергея Урсуляка. Я долго им манкировал, потому как репутацию темы накрепко подпортил постперестроечный сериал оскароносного Сергея Бондарчука с иностранцами разной ориентации в роли cossaky и английским в качестве языка фильма. Понятно, времена такие, деньги давали иностранцы, они и диктовали условия и кастинг. Но на закате феноменальной творческой карьеры поставить такую жалкую точку – это катастрофа вселенского масштаба. Ну и понятно, затмевала всё, застила глаза и загораживала дорогу глыбища герасимовского «Тихого Дона», ставшего великой классикой на века. Но жена настояла, и спустя 6 лет после выхода решил-таки посмотреть сие кино.
Поначалу всё вызывало отторжение и представлялось опереттой а-ля рюс, костюмированным действом типа индейских вигвамов и вождей в перьях в американских резервациях для туристов. Казаки представали какими-то туповатыми мужиками от сохи, косноязычными и недалёкими, полуграмотным быдлом. По хутору татарскому бродили бесстыжие казачки, Гришка Мелехов без мяса в голове, живущий одними инстинктами, страдал фигнёй, и было видно, что он не хозяин своему члену. Аксинья выглядела похотливой шалавой. Фигуры героев приземисты и землисты, страсти мелки и навозны, потные желания и худосочные дрязги.
Сериал проигрывал герасимовскому буквально во всём. «Тихий Дон» 1957 года был эпическим полотном, в котором действовали былинные герои космического масштаба, плазмой взорвавшейся сверхновой пылали шекспировские страсти, в огне которых сгорают галактики, невероятной красоты и мощи персонажи шли огненными дорогами меж вселенных, и под их поступью осыпались звёзды с Млечного Пути.
А здесь обычные станичные мужики и бабы спаривались, ревновали, дрались, убивали некрасиво, злобно. Всё плохо! Супруге нравилось, я молча страдал. И чтобы как-то скрасить страдания, взялся перечитать первоисточник, который читал очень давно. Как бы не в школе ещё. И неожиданно всё перевернулось!
Я вдруг осознал, что урсуляковский «Тихий Дон» гораздо ближе к книге. И смыслами, и интонациями, и мотивами героев, и масштабом этих героев. Это действительно малограмотные мужики и бабы, попавшие в водоворот войны, революции, братоубийственной междоусобицы Гражданской, которые плавали по этим волнам вслепую, не зная, куда пристать, и по сто раз меняли сторону. И всё у них было именно такое – обычное, мелкое, человеческое. И именно в трагедии маленького человека в пламени столкновения эпох и был смысл книги.
По всему получалось, что это Герасимов книгу «испортил». В кавычках, конечно. Он изменил книгу, придал всему эпохальный масштаб, почему и герои оказались вынуждены вырасти до гомеровских размеров. К тому же короткий по сравнению с сериалом Урсуляка хронометраж заставил Герасимова жёстко упростить всё действие, вырвав многие нити, сшивавшие большое лоскутное полотно книги. Зато фильм стал более цельным и прочным.
Возраст не помеха
Урсуляку тоже пришлось сокращать и сшивать, потому как, если снимать по тексту, – понадобится серий двести. И получилось не всегда удачно. Например, Аксинья в сериале выглядела похотливой сучкой, загулявшей от любящего мужа к молодому хлопцу. А по книге Степан её бил смертным боем, и мужа она своего ненавидела изначально, а Григорий оказался первой в её жизни любовью, почему она и впилась в него так яростно, как могут только взрослые бабы, полюбившие в первый раз, уже когда пора любви давно миновала. Даром что «взрослой бабе» было всего-то 20 лет. Это перерождение напрочь утеряно. Осталась просто дикая, неразумная бабья страсть.
С возрастом героев в эпопеях вообще очень непросто. Брать взрослого и маскировать его в начале под юнца или брать молодого и потом его старить? Герасимов выбрал первое, Урсуляк – второе. Ткачук героя книги, его рост от взбалмошного гоношистого сопляка до изуродованного жизнью мужика передал идеально. В отличие от того же Глебова, который 18-летнего мальчишку играл, когда ему было уже за 40. Для 18-летнего влюблённого пацана он был староват. Зато для мужика, прошедшего все круги ада – и увидевшего «чёрное солнце в чёрном небе», – в самый раз. А Ткачук в первой части очень органичен и хорош, а чем ближе к финалу – тем в нём меньше трагедии и больше мелодрамы.
Время жить
И ещё одно наблюдение. Герасимовский «Тихий Дон» был жёстко выверен идеологически. Смятение Григория в выборе стороны там подавалось чётко – заблудший он. А сторона-то может быть только одна! Советская! Красная! У Урсуляка с точностью до наоборот, красные поданы либо гадами, либо заблудшими, причём все до единого. Положительных среди красных нет.
Теперь берём книгу и видим – а у Шолохова-то то же самое! Книга удивительно контрреволюционная! Казачье, дедовское, посконное, скрепное – вот на чём держался Дон по Шолохову! И неприязнь к старшинам, атаманам, генералам и прочим буржуям у него, конечно, сквозит, но она стократно перекрывается темнотой, бессердечием и животной злобой тех, кто пошёл на сторону красных. Большинство из них пришлые, захватчики, припёрлись на Дон менять жизнь тех, кто там жил, под себя. Даже те, кто, казалось бы, должны быть положительными персонажами, выходят сильно неположительными. Иногда Шолохов спохватывается и вдруг вставляет в повествование несколько плакатных фраз о лучшей доле и победе революции, неудержимой красной правде и т.п. Но так заметно, что фразы эти вшиты в полотно искусственно, грубо, поверх живой ткани. Так что и тут урсуляковская версия ближе к исходнику, чем герасимовская.
Что же в сухом остатке? Сериал Урсуляка – это классическая, довольно бережная экранизация великой эпопеи. Да, с поправками на время и актёров. Герасимов своих на два месяца загнал жить в станицу, и они в фильме и ходили, как казаки, и говорили, как казаки. Их говорок был органичным, тогда как урсуляковская бригада старательно изображала говор, отчего он выглядел чужеродным и дико резал уши. Но в целом Урсуляк сделал экранизацию книги, сохранив её ткань, а Герасимов соткал из шолоховских ниток своё собственное полотно. Гениальное полотно героического эпоса о становлении личности в процессе классовой борьбы, чего и близко нет в первоисточнике, в котором рассказывалось о маленьких банальных людях в водовороте эпохальных событий, которые вовсе не герои, а просто пытаются даже не найти место в этом водовороте, а хотя бы понять, что происходит. И при этом успевают любить, ненавидеть, рожать, пахать. Жить!
Поэтому осмелюсь дать совет. Когда вы смотрите очередную экранизацию какой-то книги, постарайтесь отрешиться от сравнения её с другой экранизацией. Сравнивайте с первоисточником! И тогда, возможно, вы увидите фильм совсем с другой стороны.