«Когда он сломал ногу, то пошел играть в футбол и теннис на костылях». Отец Малкина — о детстве сына

Владимир Малкин рассказывает о первых шагах русского гиганта в хоккее.

Команда Sport24 запустила большой проект под названием «Хоккейная страна», в котором рассказывает о пяти игроках из пяти разных городов, прославляющих российский хоккей на весь мир. Нашими первыми героями стали двукратный обладатель Кубка Стэнли Андрей Василевский, самый высокооплачиваемый русский хоккеист мира Артемий Панарин, а также двукратный обладатель приза лучшего вратаря сезона и чемпиону мира Сергею Бобровскому. Четвертый выпуск проекта посвящен трехкратному обладателю Кубка Стэнли и одному из лучших форвардов в истории российского хоккея Евгению Малкину.

О детстве Евгения, его звездной болезни, безумном хоккейном таланте и учебе в школе рассказывает его отец — Владимир Малкин.

— Помните ли вы турнир, после которого к вам подошел какой-нибудь тренер или скаут и сказал, что Малкин — будущая суперзвезда?

— Когда Женя был маленьким, мне много раз говорили, что многое может измениться — в раннем возрасте ребенок может играть, а потом остановиться в развитии. И наоборот, может добавить. Когда был юниорский чемпионат мира в Ярославле, тогда уже было видно, что Женя будет играть в хоккей. Команда была неплохая — канадцев обыграли, но не повезло со словаками, проиграли им по буллитам. И в тот момент было видно, как он добавил — очень вырос.

— Евгений всегда грезил хоккеем и понимал, что это его призвание?

— Думаю да. Когда я только поставил его на коньки, ему еще не было трех лет, и ему сразу понравилось. Мы катались на открытом воздухе, и он не пропускал ни одного дня. С садика сразу шли на каток. Катались очень много, ему это нравилось.

— Вы же в прошлом играли в хоккей, вы его как-то дополнительно тренировали?

— Когда он еще был маленький, я обычно с ним катался. Бывало, что мы играли со взрослыми, и он тоже хотел с ними играть. А ведь ему было всего 5 лет. Сначала просил пас, и тут же отдавал шайбу кому-то другому. А через некоторое время уже старался сам вести шайбу — начинал понимать, что необязательно сразу отдавать пас, а можно что-то придумать. Уже тогда я заметил талант. И не только в хоккее, но и в других видах спорта — теннисе, волейболе, баскетболе.

Что удивляться, если когда Женя сломал ногу, то он в лагере на костылях играл в футбол и теннис. Он никогда не хотел сидеть дома, ему всегда нужно было чем-то заниматься.

— Я читала историю, что в 10 лет Евгений попросил товарища снять ему гипс, чтобы он вышел играть?

— Я думаю это произошло именно тогда. Хотя это удивительный момент — снять гипс раньше времени. Там был мальчик — Костя по кличке Камаз, и он хотел на медика учиться. Видимо, Женя его и попросил.

— Расскажите о себе — известно, что вы работали на заводе?

— Не очень хочется рассказывать о себе. Это было давно. В 90-ые годы я уже не работал, а занимался торговлей. Организации были не комбинаторские, поэтому про это не очень хочется рассказывать.

— Еще есть история, когда Евгений уснул прямо в шлеме и с клюшкой в руках. Он вообще о чем-то думал кроме хоккея?

— Это надо у него спросить. Конечно, какие-то посторонние мысли у него были, но больше всего он думал о хоккее. А когда он уснул в маске — я удивился, как он в ней дышал вообще. Смешной случай.

— Он смотрел много хоккея?

— Мы всегда ходили на «Металлург». Тренер всегда говорил, что те дети, родители которых ходят с ними на хоккей, всегда играют лучше. Все потому, что они смотрят за игрой взрослых и что-то запоминают. Обязательно нужно ходить на взрослый хоккей. Дети там многому учатся.

— На кого из игроков Евгений обращал больше внимания?

— Трудно ответить, точно не помню. Тогда в «Магнитке» играли братья Корешковы, Осипов. Многие ему нравились. Но он всегда хотел быть самим собой.

— Малкин всегда был талантливым. Но были ли качества, которые у него хромали и их нужно было подтягивать?

— Даже не знаю, слабых мест у него было мало. Он был очень шустрым. Мог за 5 минут перекусить, и побежать на хоккей. Даже сейчас это все еще осталось при нем: все еще сидят за столом, а Женя быстро поест, и идет заниматься своими делами.

— Было ли в детстве Евгения такое, когда приходилось греть клюшки у батареи, чтобы крюк подвернуть?

— Я сам так делал. Удивительно, что вы такое знаете — мне раньше об этом никто не напоминал. Мы подворачивали, и затягивали крюк на ночь. Бывало, делали его «пропелером», как у Овечкина, или еще как-то. Но это в те времена, когда я еще сам играл. А во времена Жени клюшки уже готовые продавались.

У Стэна Микиты клюшка надломилась, и он как раз в тот момент бросил шайбу. И заметил, что она как-то летит быстрее обычного. Потом кому-то сказал, что можно попробовать изогнуть перо, чтобы броски были сильнее. Микита был одним из первых, кто додумался до этого.

— Были ли у Евгения хоккейные плакаты? Или он собирал какие-нибудь хоккейные карточки?

— Нет, ему было некогда все это собирать. Жене больше нравилась хоккейная форма — перчатки, хорошая клюшка. Он их сильно ценил.

— Как он успевал в школе учиться? Часто приходилось пропускать из-за тренировок?

— По школе он все успевал. Всегда хорошо учился. Не помню, чтобы кто-то из учителей на него жаловался, наоборот, его обычно хвалили. Может быть, только в последний год стал похуже учиться. Но первые 8 классов Женя учился очень хорошо.

— Ваша супруга не была против того, что Евгений уделяет так много внимания спорту?

— Что удивительно, она не была против. Я знаю, что во многих семьях родители скандалят, и ребенок даже бросает хоккей потом из-за этого. К тому же хоккей — дорогой вид спорта, и заниматься им бывает накладно. Были времена, когда до пол второго ночи ждали их с автобуса после выезда — из Уфы или Омска. Автобус у них ломался, а мы стояли у катка и ждали, когда они приедут. Всякое было. Я сам играл в хоккей, и очень хотелось, чтобы Женя тоже им занимался. Мне не удалось добиться выдающихся успехов в этом виде спорта, поэтому было желание, чтобы у сына все получилось.

— Евгений был эмоциональным ребенком? Как он реагировал на неудачи?

— Очень остро реагировал. И в детстве, и сейчас. Если хорошо сыграл, то у него отличное настроение, он много шутит. А если плохо, то молчит, ходит раздраженный, долго не может уснуть — включает телевизор и смотрит. Американцы так не переживают. Приходят на хоккей и обсуждают — кто где и что купил, а кто что продал. Мы, русские, переживаем намного сильнее.

— Евгений часто плакал?

— Да, часто. До 17 лет. На последнем молодежном чемпионате мира, когда в матче против канадцев Овечкин травмировался и в третьем периоде уже не играл, на Женю камеры навели, а у него лицо все красное, и слезы наворачиваются.

— Вы сильно переживаете, когда смотрите матчи сына?

— Сильно. Иногда ночами не могу уснуть. И в детском хоккее, и сейчас переживаю.

— В детстве у Евгения было много друзей, или он чаще был как-то сам по себе?

— Женя был компанейским парнем. Конечно, чаще общался с теми, кто тоже играл в хоккей. В нашем доме жил Денис Мосалев — он небольшого роста, но при этом такой игровик, технарь. И многие в детстве про него говорили, что он заиграет. Так и получилось. Он играет до сих пор — в «Магнитке» от него почему-то отказались, поэтому он долгое время играл в Ярославле, а теперь в минском «Динамо». Большой работяга. Вот они с Женей и дружили — в садике играли в футбол, всегда вместе были.

— С поведением у Евгения были какие-то проблемы? Может, из-за этого ему часто ставили двойки в школе?

— Точно не могу сказать, но думаю, что небольшие проблемы все-таки были.

— Евгений в одном из интервью рассказывал, что за всю жизнь он не выкурил ни одной сигареты. Его никогда не тянуло в плохие компании?

— Если ты играешь в хоккей, то у тебя просто не остается времени на плохие компании. Дети очень устают. Чем младше возраст, тем хуже время тренировки — расписание составляют как попало. Бывало, идем после тренировки домой, время уже 12 часов ночи, а нам еще уроки делать. Честно, не знаю, как справились со всем этим. Иногда рано утром тренировки ставили, в 6:30, представляете? А ведь нужно еще до стадиона добраться.

Когда ребята стали постарше, то время тренировок им уже подбирали получше. А в детстве у них еще и раздевалок не было — приходилось после тренировки тащить с собой сумку.

— Расскажите про традицию, согласно которой Евгений на каждый день рождения мамы дарит ей по 71-й розе. В какой момент это началось?

— Обидно, что в детском хоккее у него был 11-й номер, а когда он приехал в Ярославль, то ему достался 17-й номер. И когда Женя попал в команду мастеров, то 11-й и 17-й номера были заняты, поэтому он решил взять 71-й — цифра 17 наоборот. И пришлось ему дарить 71 розу, а не 17 или 11. Это было накладно для него, хотя для матери, конечно, это очень приятно.

— Первый матч за «Магнитку» Малкин сыграл в 2003 году против «Локомотива». Какие у вас были впечатления и эмоции?

— Я страшно волновался. Думаю и он тоже. Честно говоря, не помню, сколько минут в том матче он сыграл. И весь тот сезон для меня как-то волнительно прошел. А Женя переживал, что он мало играет и не может забить — шайба долго не шла в ворота. Потом в Ярославле он Подомацкому забил 2 гола.

— Вы переживали, что он играет со взрослыми и может получить травму?

— Нет, я переживал только о том, что он мало играет и не может забить. Я видел, что он уже может играть на таком уровне, потому что иначе тренер не взял бы в команду такого юного игрока. Но физически ему было еще тяжело — во время столкновений было видно, что Жене трудно выдерживать борьбу.

— А он сам гордился тем, что уже в 17 лет играет в Суперлиге?

— Конечно, ему было приятно, что он был единственным, кто в маске попал в команду мастеров.

— Уже на следующий сезон он стал полноценным игроком основе и нам рассказывали, что он много общался с ребятами из НХЛ — Набоковым, Гончаром, Сикорой. Может, он вам что-то рассказывал об этом?

— Я не думаю, что Сикора проводил с юным Малкиным время вне льда. А на площадке в их звене была химия, у них хорошо получалось играть.

— В тот момент видели, что Евгений вырос и сделал шаг вперед?

— Да, это было видно. У него уже появились лидерские качества. Он сам говорил, что в раздевалке он пока лидером не может быть, а вот на льду — ему это по силам.

— Не переживали, что повышенное внимание может на нем негативно сказаться?

— Да, были такие мысли. Звездная болезнь ведь многих хоккеистов сгубила. Думаю, у него в определенный момент она тоже присутствовала, но кто-то из старших хоккеистов его вовремя привел в чувство.

— А как эта звездная болезнь проявлялась?

— Трудно сказать, уже не помню. Может, были какие-то незначительные моменты.

— После переезда в Питтсбург он изменился как человек, или остался все тем же?

— Когда он попал в команду мастеров «Металлурга», то очень повзрослел. Женя обращал внимание на то, как ведут себя старшие ребята, и тянулся за ними. А в «Питтсбург» мы в те времена ездили нечасто, поэтому трудно сказать, изменился ли он после переезда в Америку.

— Волновались, что он так далеко от вас?

— Конечно. Когда Женя играл за «Магнитку», он ведь всегда рядом был. Многие хоккеисты говорят, что нужно обязательно уезжать в НХЛ, но когда туда приезжаешь, то сталкиваешься с другой культурой, языковым барьером. И уже сразу тянет домой. Так что если бы не Гончар, то Жене бы тоже пришлось очень тяжело. Сергей ему сильно помог.

— А до пандемии как часто вы летали в Питтсбург?

— Каждый год. Самая длительная наша поездка — когда они выиграли первый Кубок Стэнли. Мы пробыли в Америке 4,5 месяца.

— Никогда не хотели переехать туда и остаться?

— Если на весь сезон, когда сын играет в хоккей, то хочется. А если на постоянку, то не знаю. Там совсем другая жизнь, другой язык. Это тяжело. Конечно, там есть с кем общаться, но это все равно сложно. Должна быть возможность общаться со всеми. Свое есть свое.

— Нам рассказывали, что с самого детства Евгений был очень ответственным — он всегда чувствовал, что должен забить и принести результат команде. Откуда у него такое сильное чувство ответственности?

— Думаю, это врожденное. Рост и характер ему достались от супруги, а игровое мышление — это уже от меня.

— У Евгения были 3 Олимпиады в карьере. Для него это болезненные воспоминания, ведь он так и не сумел завоевать олимпийскую медаль?

— Думаю, это болезненные воспоминания для всех. В сборной всегда хочется показать себя, но это не всегда удается. Мы с супругой были на всех Олимпиадах с участием Жени. Лучшая команда была в Турине, и там они выступили лучше всего — канадцев обыграли. Там был хороший коллектив, и непонятно, почему они так слабо сыграли против финнов. Жене же там еще и матч-штраф дали, за попытку нанести удар. И звено развалилось. В тот день у сборной ничего не получалось.

— Как думаете, выступления за сборную для Евгения — это более ответственно, чем игра за «Питтсбург»?

— Думаю, одинаково. И в детском хоккее есть ответственность. Не такая, конечно, как на Олимпиаде. В «Питтсбурге» тоже много ответственности — на матчи приходит по 20 тысяч зрителей, тебе платят большие деньги. Как ты можешь плохо сыграть? Там болельщики не оценят этого. Так что ответственность везде большая.

— Для вас Евгений — великий хоккеист? Или олимпийской медали ему все-таки не хватает?

— Многие и Кубок Стэнли не выигрывали, а считаются великими хоккеистами. В Канаде под сводами арены висят свитера игроков, которые ни разу не поднимали над головой главный трофей НХЛ. Им было достаточно набрать много очков и выиграть кучу индивидуальных призов. Выиграть Кубок Стэнли — это очень тяжело. Не сравнить больше ни с чем.

— Вы были на всех финалах, когда «Питтсбург» выигрывал Кубок Стэнли?

— Нет, не были ни на одном. Как-то ездили в «Детройт» и проиграли там 0:5. После этого мы отказались от поездки на следующий матч — и тогда команда победила. На следующие финалы мы больше не ездили — и «Питтсбург» их выиграл.