Щемящая боль горького счастья
Насущенко долго не печатали, некоторые рассказы ждали публикации 20 лет. Редакторы воспринимали писателя как «диссидента».
Ленинградская проза 1960–70-х го дов – славная эпоха в истории нашей литературы. «Из-под глыб» перестройки и последующего лихолетья должно извлекать и вспоминать достойные имена: Владимир Ляленков и Николай Тропников, Александр Беляев и Виктор Курочкин, Михаил Глинка, Леонид Липьяйнен, Виктор Перепёлка. Конечно, Виктор Конецкий, Глеб Горышин, Радий Погодин… – список далеко не исчерпан. Владимир Егорович Насущенко (01.11.1930 – 01.08.2002) принадлежит к этому же поколению – писателей особого дара, особого чувства слова, ощущения сопричастности к судьбе народа.
Мы познакомились в самом начале 2000-х, когда я готовил статью о нём для словаря «Русские писатели». Насущенко (на фото) прислал несколько материалов о себе, с другими его документами я работал позже в архиве. В этих заметках мне хотелось бы дать слово самому писателю, процитировать его автобиографии – ведь в них отражены его взгляды на мир и на собственную творческую судьбу.
А судьба Насущенко не была лёгкой. Отец оставил семью, когда мальчику было полтора года. Подростком пережил начало блокады, в 1942-м с матерью эвакуирован в Алтайский край. Окончил железнодорожное училище, затем мореходку, служил на судах загранплавания. Писать начал в 30-летнем возрасте и об этом вспоминал так: «Однажды в дальнем плавании мне в руки попал божественный Хемингуэй, и я заразился литературой: Лев Толстой, Чехов, Бунин, Достоевский. Стал потихоньку писать. Поздно начал. Врать я не умел. Редакторы злились на правду, что я им подносил. На компромисс я был не способен...»
Насущенко долго не печатали, некоторые рассказы ждали публикации 20 лет. Редакторы воспринимали писателя как «диссидента». В другой автобиографии он выразился откровеннее: «Темы были не проходные: нищета, страдание, жестокость нашего времени. Героев протаскивал через чистилище, они упирались, не хотели такой жизни. Не было живого места, где бы они могли передохнуть. Но я не отступал… Я писал то, что видел, выкладывал свой горький опыт. Слёзы, грязь, пот, ублюдочную работу, бедный народ… Кто жил при «красных кхмерах», помнят, какое гонение было на слово. При Сталине, Хрущёве, Брежневе и прочих наших доблестных правителях. Громоздились горы лжи… Писать нужно голую правду, нужно врубить себе в голову, что не достойно писателю поддаваться политической дрессировке».
Понятие правды
Понятие правды стало важнейшим нравственным императивом Насущенко. По мере сил он старался служить той правде, которая выше политических пристрастий, сиюминутных интересов. Такое служение требовало мужества и жертвенности: писатель действительно не поддавался никакой дрессировке, не шёл на компромисс. Поэтому «не ужился» ни с коммунистами, ни с демократами: «Рассказы мои отдают горечью, ведь правда всегда горчит».
Владимир Егорович очень ценил свободу и отказался от всякой социализации в литературном мире, не входил ни в какие редакции. На жизнь зарабатывал кочегаром в 2 котельных. Писал по ночам и в выходные, жил трудно. В его архиве хранится заявление: в связи с тяжёлым материальным положением автор просил увеличить гонорар за сборник «Белый свет».
Тематика рассказов Насущенко – нищета и страдания народа, жестокость мира. Его герои – люди профессий, требующих самоотдачи и мужества. «Тяжёлая ноша сделала их нескладными, грубоватыми от постоянного напряжения – но только возле таких людей можно спастись, согреться в холодной, неуютной жизни, которую Насущенко рисует бесстрашно, подробно и трагично», – писал Валерий Попов.
Несмотря на мрачность колорита, мы ощущаем тепло и свет, порождённые любовью автора к героям. Проза его проникнута состраданием, способностью почувствовать чужую боль. Грубость жизни уживается в ней с нежностью души. В поздних произведениях Насущенко ощутимы реалии современной России: он пишет о тех, кто нуждается в защите, – о стариках, детях, простых людях, рисует трогательные характеры современных бедняков («Старуха и мизантроп», «Невыкопанная полоска», «Фреза Господня»), призывая преодолевать человеческую чёрствость.
Показательна заочная полемика внутренних рецензентов книг Насущенко. В 1976 году А. Бартэн отказывался рекомендовать рассказы Насущенко к печати на основании того, что «автор рисует жизненную действительность самыми мрачными красками. Мир, окружающий человека, бессмысленен, равнодушен, жесток», а у героя нет «больших интересов, глубоких чувств, возвышающих идей». В противовес этому Е. Кутузов отмечал: «…проза В. Насущенко сохранила свою первозданность, осталась не замутнённой идеологизмами, митинговой тарабарщиной, осталась чистой и милосердной».
О вещах более важных
Всё же у писателя было немало друзей, которые поддерживали его. Г. Горышин, представляя рассказ «Артемида», видел его ценность в самой постановке вопроса: «Кто скажет нашим, ещё несмышлёным, внукам, что они – русские? При всеобщем вывихе шеи в сторону Запада. Кто их научит любить Россию?» Вл. Кавторин доказывал, что рассказы автора «не о быте вовсе – о вещах неизмеримо более важных: счастье настоящего труда, чуде взаимной любви, холоде одиночества, нелёгких секретах мужества и стойкости на жизненных суровых ветрах». Источник жизнестойкости героев критик видел в «в душевной их боли, в незаживающем том рубце, что носит каждый из них на сердце».
В заметке о прозе Насущенко, опубликованной, кстати, в газете «Книжная лавка» четверть века назад, А. Скоков нашёл замечательное определение его таланта: «Писатель, скупо и нежно поведавший миру о своей единственной родине», выразивший «щемящую боль горького счастья жить на этой земле». Перечитываю письмо Владимира Егоровича ко мне от 7 июня 2001 года. В этих строках открывается душа писателя, они исполнены спокойствия, доброты и предчувствия ухода в мир иной – через год писателя не стало: «Извините за задержку ответа: лежал в больнице с тяжёлой операцией. Стал потихоньку вспоминать этапы жизни. Вспоминал тяжело и сумбурно. За ошибки и неправильно поставленные запятые Вы уж простите. В каком году вышли мои книги, я пометил галочками и подчёркиванием названия. Одну обширную рецензию критика Татьяны Батуриной высылаю для ознакомления. Эта рецензия глубока по содержанию. О моих вышедших книжках было много читательских отзывов, но я их не приводил: займёт много места, да и не надо. Со здоровьем неважно, в Союз писателей не хожу. Ещё статью Александра Скокова прилагаю, может быть, Вы её видели? Сейчас нашёл статью Валерия Попова, хочу тоже выслать для ознакомления. Алексей Маркович, большое Вам спасибо, что помните меня и мои рассказы. Я всегда всем говорил, что рассказы нужно писать так, чтобы Господь прощал все грехи за правду в рассказах. Это мое кредо. И Вам Господь простит грехи за Ваше внимание и доброжелательность ко мне. Желаю Вам здоровья и достатка. В. Насущенко».
В последней его автобиографической заметке проступают великодушие, прощение, надежда, что оставил светлый след на земле: «Вспоминать больно, как старались воспитать меня резвые «учителя»… Бог с ними. Мой поезд идёт к концу, авось когда-нибудь вспомнят… похвалят».
Сегодня мы вспоминаем Владимира Насущенко и воздаём должное его творчеству. Согласимся с В. Кавториным: книги писателя останутся в русской литературе благодаря их героям, «щедрости и силе их души, которая переплавляет пережитые ими беды в свет надежды, в добро и нежность, обращённые к другим».