На днях первый президент Украины Леонид Кравчук дал развернутое интервью киевской программе «Завтра», совместному проекту госдеповского «Радио Свобода» и порошенковского телекнала «112».Самое любопытное, на мой взгляд, в этом тексте — новое обоснование Леонидом Макаровичем «исторических прав» Киева на Крым. В доказательство он привел даже неизвестно как и кем рассчитанные цифры. Мол, за шестьдесят лет своего владычества в этих краях его страна вложила в развитие полуострова более 100 миллиардов долларов «чтобы провести воду, дороги, курорты, восстановить сельское хозяйство, культуру и прочее. Так что вот эти мифы, которые все время идут из Москвы, что Крым это их территория, это города их славы — это все выдумки… Украина помогла, поставила Крым на ноги. А теперь Крым аннексировали, еще и доказывают нам, что это возвращение Крыма».
Еще Кравчук рассказал, будто в 1954 году Киев страшно противился передаче ему Крыма, до того веками входившего в состав России. По его словам, для Киева такой подарок был «головной болью». «Абсолютно, это было горе, потому что надо было часть своих ресурсов передать в Крым». А почему, считает он, Советскому Союзу пришлось все же на это пойти? Потому что до 1954 года обезлюдевший после Великой Отечественной войны Крым заселяли, в основном, русскими из разных регионов РСФСР. Привыкшими к хозяйствованию в абсолютно иных климатических условиях, никогда не занимавшимися ни виноградарством, ни садоводством, ни разведением табака. Из слов бывшего президента следует: естественно, эти безрукие русские все и окончательно завалили в благодатном краю. Пришлось им на смену отправлять трудолюбивых украинских колхозников. В основном — из Одесской, Херсонской и Николаевской областей. Только после этого дело пошло на лад и Крым, наконец, заблагоухал.
Чтобы все сказанное выглядело достоверней, Леонид Макарович счел нужным сослаться на собственные впечатления и вспомнил свою студенческую поездку в Севастополь в 1953 году. Вот этот вызывающий жуть и оторопь рассказ: «Будучи студентом, я поехал в Крым, так как не видел моря в жизни своей. И мы ехали по дороге на Севастополь. Я сельский парень, я видел бедность в полном объеме. И когда я заехал в Крым, такой бедности, как там, я еще не видел: магазины пустые, люди ходят по улице с распухшими лицами — москиты заедали. Это не крымчане были, а орловские, тамбовские … Они ходили и требовали одного — чтобы их оттуда забрали».
Вы можете представить хоть что-нибудь подобное в СССР во времена Иосифа Сталина или всего через несколько месяцев после его смерти? Чтобы по улицам ходили голодные толпы советских людей и чего-то там требовали (!) от московской власти? А вот бывший секретарь ЦК КПСС по идеологии Кравчук, получается, не только допускает такое, но даже лично видал.
Мне особенно удивительно все это слушать еще и потому, что моя семья перебралась в Крым из России примерно в те же годы, когда по Приморскому бульвару Севастополя, как теперь выясняется, фланировал бывший сельский хлопец, а в будущем — убежденный бандеровец с Волыни Леня Кравчук. 20 января 1954 года отец с матерью меня, годовалого, привезли в Алушту. На другой день мама, уроженка города Бийска Алтайского края, уже работала инженером в дорожно-строительном управлении, возглавлял которое Ищенко Григорий Андреевич, мой дед по отцовской линии.
Потом его управление живейшим образом участвовало в строительстве знакомой сегодня многим троллейбусной трассы Симферополь-Алушта-Ялта. Дед за нее получил звание «Почетный дорожник». Соответствующий серебряный знак с накладной маленькой литой легковой машинкой на фоне моста через какую-то речку давно стал семейной реликвией.
Сам Григорий Андреевич много лет назад упокоился в алуштинской же земле и ничего возразить Кравчуку уже не может. Я из-за собственного малолетства в те годы, тоже, естественно, относить себя к живым свидетелям не стану. Зато моя мама, которой сегодня 91 год, начало 50-х отлично помнит. Когда я прочитал ей сентенции Кравчука о восстановлении Крыма, ее реакция была короткой и далекой от дипломатии: «Врет. И, конечно, знает что врет».
По маминым словам, жили мы в крохотной тогда Алуште сначала на улице Огородной, а потом на Таврической хоть и небогато, но вполне прилично. Мясо, молоко, фрукты, овощи и хлеб в магазинах и на рынках продавали свободно. А черноморскую ставриду и барабульку рыбаки не просто продавали — носили по квартирам, стремясь сбыть как можно более свежей. Носили по подъездам даже мясо и икру белуги, которой сегодня у берегов Крыма днем с огнем не сыщешь.
Что особо поражало моих близких, долгое время живших в Сибири, - на прилавках поначалу лежала даже дичь. Правда, скоро леса вокруг Алушты объявили заповедными, и эта роскошь исчезла, кажется, навсегда.
Все же на обещанный чуть позже тем же Хрущевым скорый коммунизм это, конечно, совсем не походило — зарплаты в те годы были небольшими, денег у подавляющего большинства крымчан на белугу и глухарей с олениной точно не хватало. И обычный их рацион был куда скромнее. Но где в разоренной войной стране тогда жилось иначе?
Чтобы лучше представить, что в действительности представлял в ту пору Крым, стоит прочитать воспоминания зятя Хрущева Алексея Аджубея (члена ЦК КПСС, редактора «Известий» в 1959—1964 годах), опубликованные в 1992 году. Вот несколько фрагментов оттуда: «Тому, кто знает современный Крым, троллейбусную ветку от Симферополя до Ялты, спрямленное многополосное шоссе, трудно представить себе, в каком запустении был тогда Крым… Кое-как еще теплилась жизнь у кромки моря в прибрежных курортных поселках, а чуть выше, ближе к Ай-Петринскому перевалу и сразу за ним, где природа беднее, не скрашивает субтропическим колером окрестности, картины навевали уныние… Все еще дышало страшной войной. Вдоль дорог разбитые танки и артиллерийские орудия и повсюду, до горизонта, серые каменные обелиски, воздвигнутые военными строителями в память о своих павших собратьях. И земля тоже высохла и заросла жесткой щетиной сорных трав. Пустовали поселки, татарские аулы».
Впрочем, все это, как и хранящиеся в моей семье воспоминания о тех годах, — хотя и искренние, но все же эмоции. Чтобы кого-то (но не Кравчука, конечно, ввиду бесполезности этого занятия) убедить в том, кто и как на самом деле восстанавливал Крым, нужны, бесспорно, факты иного порядка. Прежде всего — официальная послевоенная статистика. Поэтому обратимся к ней.
Первое и самое важное, что многое объясняет: Крым к моменту освобождения от фашистов страшно обезлюдел. С 1 миллиона 127 тысяч человек, проживавших здесь на 1 января 1940 года, до лета 1944 года на месте дотянула лишь 351 тысяча. В Севастополе, в котором 94% жилого фонда было абсолютно разрушено, из 110 тысяч довоенных жителей остались только 10 тысяч.
Куда делись остальные? Летом 1941 года, когда армия любимца Гитлера и будущего фельдмаршала Манштейна уже катила к Перекопу, с полуострова вглубь страны в спешном порядке и по понятным причинам выселили 52 тысячи этнических немцев. Еще 135 тысяч наших граждан к 1944 году замучили оккупанты. Свыше 85 тысяч они же отправили на работы в Германию. Десятки тысяч крымчан погибли в партизанских отрядах и на фронтах.
11 мая 1944 года Государственный Комитет Обороны принял секретное постановление о депортации крымских татар. По данным НКВД, всего насильственно вывезли с полуострова 193 865 граждан этой национальности. А 2 июня 1944 года Сталин подписал еще одно постановление ГКО, в котором шла речь о выселении с полуострова дополнительно болгар (12 тысяч человек), греков (14 тысяч) и армян (11 тысяч).
Поэтому когда фронт покатился дальше на запад, восстанавливать Крым действительно оказалось почти некому. Москве пришлось принимать срочные меры. Уже 12 августа 1944 года ГКО велел гнать эшелоны в обратном направлении. Естественно — с совсем другими людьми.
В этот день было принято постановление «О переселении колхозников в районы Крыма». В результате из других регионов страны к сентябрю 1944 года на полуостров в добровольно-принудительном порядке прибыли 17 040 семей переселенцев (62 104 человека). Но вопреки тому, что рассказывает сегодня Кравчук, были эти люди не только из РСФСР.
Да, скажем, в Бахчисарайский район прикатили 2146 семей из Брянской и Орловской областей. В Кировский — 428 из Тамбовской. И еще оттуда же 204 семьи — в Приморский, а 180 — в Советский районы. В Старо-Крымский район — 1268 семей из Ростовской, Тамбовской и Курской областей.
Но не менее активно новых жителей в Крым поставляла и Украина. В перечне прежних адресов переселенцев — Житомирская, Полтавская, Черниговская, Каменец-Подольская (ныне — Хмельницкая), Киевская и Винницкая области. Только в Куйбышевский район вместе с колхозниками под переселение оттуда попали 41 председатель колхоза, 32 головы сельского совета, 40 учителей, 3 врача, 20 комбайнеров, 60 трактористов, 4 механика, 8 агрономов и 4 зоотехника. И это понятно: никому тогда и в голову не могло в таком деле делить граждан страны по этническому принципу.
На новых местах новичков обеспечивали сельхозинвентарем, оставшимся от выселенных из Крыма граждан. Выдавали единовременное пособие в размере 2500 рублей на каждую семью. Новоселов на 1944−1945 годы освобождали от всех государственных денежных налогов, страховых платежей и поставок государству зерна, овощей и продуктов животноводства.
Но дело в сельском хозяйстве, действительно, шло трудно. Ведь, например, в сравнительно крупной деревне Лесной (Судакский район), прежде называвшейся Суук-су и населенной почти исключительно крымскими татарами, к осени 1944 года осталось всего четверо старожилов и восемь лошадей. Заселенные в брошенные дома переселенцы из Краснодарского края (естественно — РСФСР) занялись табаководством, о котором прежде мало что даже слышали. В 1946 году они собрали немного — всего 4 тонны высушенного табачного листа. Но уже в 1950 году — 10 тонн. В 1945 году в распоряжении переселенцев было всего полсотни овец. К 1950 году отара выросла да 300 голов. Это было мало, очень мало. Но дело потихоньку двигалось.
Примерно так же обстояли дела в селе Ароматном Зуйского района (до войны — немецкая колония Розенталь). Там ко дню возрождения переселенцами колхоза в 1944 году не осталось ни одного человека и ни одного целого дома. На этих руинах занялись садоводством, виноградарством, полеводством. В итоге в 1948 году доход хозяйства составил 250 тысяч рублей. А в 1950 году — уже 600 тысяч. Начали строить колхозный маслозавод.
А как в целом обстояли дела в сельском хозяйстве Крыма до его передачи Украине? На этот счет любопытные данные содержатся в монографии историка М. Максименко, вышедшая в Киеве в 1972 году, когда еще, ясное дело, были невозможны никакие политические спекуляции на эту тему. Автор широко использовал статистический сборник «Народное хозяйство Крымской области», изданный в 1957 году.
Так вот, по данным Максименко, и до 1954 года заросшие бурьяном поля Крыма повсюду постепенно приводили в порядок. Рост валового сбора зерна по сравнению даже с относительно благополучным 1950 годом еще через год составил 399%. В 1952-м — 410%. В неурожайном 1953-м — 331%.
Да, это объяснялось главным образом тем, что в оборот с помощью все более многочисленных переселенцев постоянно вводились новые земли. Если до войны этот показатель на полуострове составлял 987,4 тыс. гектаров, то в 1953 году — уже 1006,1 тыс. Однако очень низкой была средняя урожайность. В 1951 и 1953 годах — смешные сегодня 10−11 центнеров с гектара. Но и тут дело не «в безрукости русских». Показатель урожайности на волшебных черноземах тоже сильно пострадавшей от войны соседней Украины в среднем по республике составил в 1951 году 10,2 центнера с гектара, в 1952-м — 13,7, а 1953-м — 10,8%. Что, согласитесь, почти неотличимо.
Перечень трудовых достижений и одновременно огромных проблем крымчан до передачи полуострова Украине можно продолжать и продолжать. Отметим главное — даже приведенные данные доказывают, что и тогда не жили мои земляки в голоде, холоде и с «опухшимися лицами». Трудно жили — это да. Но не унизительно, как понятно для чего уверяет своих сограждан бывший хитрый коммунистический идеолог Кравчук.
Возможно поэтому, а вовсе не из-за предстоявших гигантских бюджетных расходов, решение Хрущева в 1954 году передать Крым Украине поначалу вызвало в Киеве замешательство. Впервые публично объявлено это было Никитой Сергеевичем на торжественном заседании в Киевском театре оперы и балета. После этих слов, по свидетельству сидевшего в зале доктора исторических наук Яна Шварца, «наступила мертвая тишина. В зале не дураки сидели, Хрущев же был в подвыпившем состоянии. После полутора минутной тишины, Никита Сергеевич произносит не опубликованную нигде и никогда фразу: „Хохлы, земляки, не слышу аплодисментов“. Конечно, после этого раздалась оглушительная овация».
А чтобы убедиться, что никакого горя для Украины в хрущевском нежданном подарке на самом деле не было, достаточно было внимательно послушать выступление известного в ту пору в этой стране поэта-депутата, бывшего наркома просвещения УССР Павло Тычины: «Мы безмерно благодарны великому русскому народу, который спас Украину от порабощения султанской Турцией и польской шляхтой… Передача Крымской области Украине еще больше укрепляет дружбу наших братских народов. Когда и в какой капиталистической стране возможен был такой великодушный акт, как передача великим народом одной из лучших своих областей другому народу?».
Ни в какой и никогда невозможен, поскольку у них у власти не было Хрущева. Но это точно хорошо для любой из стран. Увы, тогда в Москве об этом не думали. Теперь пожинаем.