Татьяна Васильева: «Никогда не смотрю свои фильмы»
Чего боится народная артистка России и почему хочет купить квартиру в Краснодаре, «России. Кубань» рассказала актриса Татьяна Васильева.
— Татьяна Григорьевна, вы часто бываете в Краснодаре?
— Регулярно — уже второй год, если не третий. В среднем раз в месяц бываю у вас.
— Вы приехали в Краснодар с двумя спектаклями сразу, но объединяете их только вы — актерский состав абсолютно разный. Как вы считаете, это востребованность или просто так удобно — играть в разных актерских составах?
— К сожалению, такая ситуация возникла уже давно, как только я стала свободным художником. Это условие рынка, в котором мы оказались. С партнерами, к которым я привыкаю и которых я люблю, я не могу работать в нескольких спектаклях. Партнеры должны меняться, чтобы спектакли лучше продавались, грубо говоря. Я бы продолжала играть с теми, с кем полжизни провела, но не получается. С другой стороны, в этом есть смысл — я узнаю других актеров, их повадки, особенности, приспосабливаюсь к ним. Когда постоянно играешь с одними партнерами, какой-то покой возникает — он опасен. Так что я во всем нахожу плюсы. Чаще плюсы, чем минусы.
— Партнеры, с которыми вы раньше часто играли, и друзья — это равнозначные вещи?
— Нет, абсолютно нет.
— Вы очень активны в Instagram, как и Станислав Садальский — у него очень много фотографий с вашим участием. Это можно назвать дружбой?
— Думаю, именно это и можно назвать дружбой, как это парадоксально ни звучит, с таким человеком, как Садальский. Но я считаю, что он обладает гораздо большими чертами, пригодными для дружбы, именно человеческими. При том, что большинство людей-партнеров не хотят с ним работать. Но это их проблемы. Мне важнее другие вещи в партнере, прежде всего, но и в человеке тоже. Есть вещи, с которыми я не согласна, но я не буду с ним спорить, доказывать, показывать, обсуждать без конца. Я его принимаю таким, какой он есть. Но для меня Садальский, самое главное, — партнер. Мне его очень не хватает. Сейчас у меня с ним три спектакля есть. Считается, что это очень много.
— У вас в Instagram больше 50 тысяч подписчиков, тысячи комментариев. Как вы к соцсетям относитесь? Это для вас общение со зрителем?
— Абсолютно ничего. Я очень старомодный в этом смысле человек, и не хочу себя перепрограммировать. Более того, я очень боюсь комплиментов в свой адрес, не хочу их знать. Когда меня ругают, это абсолютно понятно. Я это могу прочитать, принять, могу переживать, но не обижаться. А все это — пустое, не хочу на это тратиться. Я люблю перелистывать страницы. Сейчас вот читаю книгу, перечитываю «Мастера и Маргариту», и испытываю истинное счастье.
— Говорят, если перечитываешь книгу, видишь в ней другие смыслы. Для вас сейчас «Мастер и Маргарита» открывается с новой стороны?
— Открывается, и я читаю с огромной опаской. Раньше я читала, как заводная, но мало что понимала. Сейчас я уже хоть что-то понимаю, и мне страшновато, потому что я верующий человек. А когда все время Христос на устах у тех, кто не должен вообще его произносить, мне как-то не по себе. Но я продолжаю читать и понимаю, почему это произведение опасное. Почему с ним опасно связываться. Я бы никогда не стала играть в «Мастере и Маргарите», мне страшно. Но я все равно буду продолжать читать, хотя тоже не уверена... я боюсь. Что-то там заложено, есть какая-то тайна в этом произведении.
— Вы читаете чаще всего на гастролях?
— Да, в поездах. Мы выпускаем спектакли в таком режиме, когда нужно очень быстро выучить очень много текста. В основном, я езжу с текстами. Когда заканчивается межсезонье и начинаются репетиции, у меня есть 10 дней, чтобы выучить роль. Я всегда себе даю 10 дней. Однажды я выучила за это время «Орестею» — толстый талмуд стихов. Не понимаю, как это получилось. Наверное, когда ты прав и занимаешься по-настоящему своим делом, помогают силы.
— Нет смысла рассказывать, что гастроли — это непросто. Гостиницы, поезда, самолеты. Как вам удается поддерживать отличную форму?
— Ни для кого это уже не секрет — я уже начала раздражать всех, когда первый вопрос всегда — райдер. Отвратительно отношусь к этому слову, но есть просто моя просьба — чтобы был тренажерный зал в гостинице, чтобы не переодеваться, туда-сюда не мотаться по городу и пробкам. Если нет тренажерного зала, то две гантели по 10 килограммов. Вот мой райдер. И еще кефир.
— Чем вы занимаетесь, когда приезжаете в новый город? Приехали, и с поезда — сразу в зал?
— Да. Если успеваю на завтрак, то ем что-нибудь, и через некоторое время иду в зал. У меня была изумительная прогулка по Краснодару — мы были в новом парке у стадиона. Она на меня произвела сильнейшее впечатление. Воздух, очень красиво, чисто, мало людей, какой-то просто гигантский стадион — не стадион, а римский Колизей. Очень красиво, неожиданно совершенно.
Краснодар вообще контрастный, но мне он очень нравится. Я в нем так часто бываю, у меня такое ощущение, что я должна уже купить здесь какую-то маленькую квартирку, чтобы ни от кого не зависеть и знать, что меня здесь ждет: мое жилье, мой тренажер. Такие мысли у меня бродят в голове. Я привязалась к этому городу. Мне нравится воздух — в нем уже весна чувствуется. А в Москве еще неизвестно, будет ли такое вообще.
— Что вы постоянно берете с собой на гастроли?
— Скажу пошлость, но это кипятильник. Правда, он всегда со мной. Но сейчас трагедия случилась — я его где-то оставила. И когда я что-то теряю, такие мои вещи, без которых... Кипятильник мне даже особо не нужен, обычно всегда дают чайничек в гостинице. Но все равно — это та вещь, без которой я не могу. Еще со мной всегда куча витаминов — полчемодана витаминов и лекарств на всякий случай, от всех болезней, для моих партнеров, для меня. Спортивная одежда, пижама, книжка... и все. Стараюсь быть налегке, чтобы не сдавать вещи в багаж. Но когда гастроли дней на 10, беру чемодан.
— Пару месяцев назад я летел с вами из Москвы в Краснодар и обратил внимание, что вы в гриндерсах, с рюкзаком, в обычной куртке проходите на посадку. Это ваш комфортный образ?
— Это никакой не образ, а элементарное удобство. Пальто теплое на все случаи — от дождя и мороза, — капюшон, спортивная обувь. В перелетах это очень удобно. А рюкзак заменил мне женские сумочки. Хотя у меня их полно, просто коллекция, есть и коллекция одежды, но она мне стала не нужна. Ни сумки, ни одежда, ни украшения. Какой смысл в этом? Все актеры одеваются, хорошие артисты. А такие средненькие — у них шубы, это выход в свет для них, тоже отдельный спектакль. Выйти из самолета с увядшими цветами — это как раз образ: вышла актриса.
Мне один артист сказал, мой бывший муж: «Что ты так одеваешься? Почему без шубы? Надо в шубе выезжать, ты же артистка. Как об этом не думать: в шубе, с хорошим чемоданом, может даже в шляпе». И я думаю: «Господи, почему я с этим человеком прожила какое-то время, если он так ничего и не понял про меня, по крайней мере?»
— В свое время вы регулярно озвучивали мультфильмы. Почему перестали?
— Не я перестала, меня приостановили. Я озвучивала пару лет назад какой-то американский фильм про зверей, это было очень интересно. Там тоже пробы проходишь: американские продюсеры сидят, им нужно послушать голос, совпадает ли он. Раньше озвучивала иностранные фильмы, я очень это люблю, но не приглашают. Обидно, потому что мне кажется, у меня голос разный может быть — и очень низкий, и очень высокий. Это условия рынка.
— Вы играли в 97 фильмах и сериалах. Глупо спрашивать, какую роль вы хотели бы сыграть еще. Но хотели ли бы вы повторить какую-то роль?
— Хотела бы сыграть «Вишневый сад», который играла очень давно. Не помню, сколько мне лет было, не так уж много. Играла Раневскую. Очень любила эту роль. Мне кажется, что я даже нечто революционное затеяла с ней. Это была вообще первая антреприза в Москве и России, очень богатая антреприза: декорации делали в Италии — каждый цветочек вручную, все было безумно красиво.
— Повторить хотите то же самое? Или как-то иначе сыграть?
— Конечно, по-другому. Я бы ни одну роль не повторила так, как играла раньше. Там очень много досадных ошибок, неправильного моего взгляда.
Я не тот человек, что будет судорожно искать продюсера, который вложится и поверит, что я могу все это сделать, что пойдут люди. Я этим не буду заниматься — только выбираю из того, что мне предлагают.
— А предлагают, я так понимаю, много. Вы постоянно на гастролях. Чаще всего комедии?
— Да, но бывают и трагикомедии, однако комедийная составляющая обязательно присутствует. Люди этого хотят. Это только сейчас муниципальные театры могут себе позволить, замутить что-то такое. Кстати, я видела «Бесприданницу» недавно. Поставил Дмитрий Крымов в театре у Анатолия Васильева. Позавидовала. Не завистливая, но позавидовала.
— Хотели бы тоже в этом спектакле сыграть?
— Очень. Любую роль в таком спектакле.
— Если нравится спектакль, вы обратитесь к режиссеру в расчете на будущие постановки?
— Нет. Несколько раз обращалась, на это никто не обратил внимание, и я поняла, что это не мой путь. Я та, которой должны принести и предложить. Не потому, что я такая великолепная. Так мне, наверно, положено по жизни. Если я начну что-то просить, ничего не получится — обречено.
— У вас гастроли как в России, так и за границей. Зрители отличаются?
— Конечно. Лучше, чем в России, зрителя вообще нет.
— Вы общаетесь со своим зрителем?
— У меня так сложилось, что мой творческий вечер — он как спектакль. Я одна говорю иногда два с половиной часа. Я начинаю, меня несет, и я перескакиваю с одного на другое. Но я понимаю, что не должна потерять интерес зала — ни на секунду. На личные спектакли приходят женщины, в основном. У них много своих проблем, и я читаю их проблемы. Я знаю, кто сидит в зале. Даже то, как они смеются, как замолкают. Я по-женски с ними разговариваю, что-то из своей жизни рассказываю, чтобы вдохновить. Прежде всего, чтобы они поменьше ели.
— Мой самый любимый фильм — «Самая обаятельная и привлекательная». Вы думали о том, чтобы поучаствовать в интерпретации этого фильма? У нас сейчас многое переснимают.
— Нет-нет! Я это очень не люблю, особенно если это хороший фильм, шедевр. К последним я не отношу то, о чем мы сейчас говорим. Мне предлагали сделать спектакль к очередному юбилею «Самая обаятельная привлекательная», привезти Муравьеву для этого и других актеров.
Знаете, я очень боюсь увидеть актеров, которых долгое время не видела. Не хочу видеть, как актеры теряют форму, набирают старость. Зачем это надо? «Три мушкетера» сняли — старики играли.
— Что для вас значат награды?
— Простите меня, ничего — вообще. И звания, и награды. Раньше я иначе ко всему относилась, для меня это что-то значило. «Ника», «Кинотавр» — все это я ухватила, брошь бриллиантовую мне подарили, какие-то премии получила за картину «Увидеть Париж и умереть». Мне было приятно, что у нее тема серьезная, и сама роль трагическая — я там кончаю жизнь самоубийством. Мне было приятно, что я смогла это сыграть, что не закончила свою карьеру «Самой обаятельной и привлекательной».
— Как вы относитесь к телевидению?
— Отрицательно. Я поняла, что мне свыше дан знак, что я не должна этим заниматься, потому что все это обязательно заканчивается плачевно. Надо заниматься своим делом. Мне не надо было на телевидение ходить, потому что это удел других людей, не актеров — это не актерское дело.
— А если бы вас пригласили в проект единственной ведущей?
— Да, я бы хотела, чтобы это была авторская программа, которую я сама бы и придумала. Чтобы мне никто не мешал, понимаете? Я не выношу базар. Когда все начинают кричат, мне надо убежать. Не могу перекричать, не могу соревноваться — это не мое. Я отойду в угол, кто-то позовет — подойду. А сама не приду.
— Часто вам поступают предложения на участие в фильмах и спектаклях?
— Нет. Меня могут пригласить на роль, с которой непонятно что делать. На роль какой-то неудавшейся учительницы, которая проверяет тетрадки, понуро идет домой. Или эпизод медсестры — тоже с неудавшейся судьбой. Или сыграть бабушку главного героя, подругу главной героини.
Я уже снималась в фильмах, где была главной героиней, и потом опуститься до этого? Зачем? Пусть я лучше останусь так.
— Разве не приятно, что вас зовут на роль, которую никто больше не может сыграть?
— Тогда я должна вылезти из кожи вон. Начинаю доказывать, что я и это вам сыграю. Даже когда роль просто ни о чем, я сейчас все равно это сделаю, поражу вас. Придумаю — и сделаю. У меня от мамы такой характер.
— Ваша востребованность сегодня, насколько я понимаю, за счет спектаклей и гастролей?
— Нет, это спектакли и гастроли сейчас за счет того, что было в кино, по телевизору. Стоило мне там засветиться, в этой программе с этими девушками, с великой Бузовой — не могу не вспомнить ее добрым словом. Как тут же люди пошли, я поняла, что зал готов. Зал мой.
— Как у вас получается стыковать комичный образ на сцене, но достаточно грустного человека в жизни? Возможно, я не прав?
— Я не очень веселый человек. Меня развеселить очень трудно. Но если смешно, то смешно. Вообще я комедийная актриса, меня и учиться принимали как комедийную актрису. Просто так сложилась судьба, что Валентин Плучек — первый режиссер, с которым я работала в Театре сатиры 13 лет — увидел во мне и драматизм. Стал героические роли мне давать. И вот пошло-поехало.
— Вы подписываетесь от зрителя энергией?
— Зритель — самый главный врач для меня. Никто больше меня так быстро не вылечит, не поставит мне диагноз, не снизит температуру, не снимет боль. Когда я выхожу к залу, понимаю, чего они ждут от меня, что я могла бы им дать. А себе сказала, что сегодня ничего не могу, потому что мне совсем плохо, я совсем устала. И вот эти слова настолько опасны для артиста, они запретны. Но бывает, что я себе это говорю. И вдруг выхожу, когда зал еще чуть-чуть светлый, и могу столкнуться взглядом с кем-то — для меня это самое страшное. Я чувствую зрителей и без глаз. Страшно, потому как не знаю, что в этих глазах. Вдруг в них будет: «Зачем я пришел? Опять она».
— Вы правда думаете, что это возможно?
— Конечно, почему нет? Считаете, что все в меня влюблены? Думаю, три четверти меня не любят, включая режиссеров, актеров, просто зрителей. Это естественно и нормально. Мне четверти достаточно. Я их так люблю, и они все пришли. Но все равно очень боюсь. Никогда не смотрю свои фильмы, потому что страшно разочаровываюсь. Вижу их только на озвучке, и должна долго привыкать. Озвучиваю картину с закрытыми глазами: знаю, как говорила тогда — послушала, повторила. И если мне говорят что-то переозвучить, только тогда глаза открываю и смотрю — ненавидя себя, ненавидя. И понимая, что все равно должна это сделать, потому что могу все исправить. Просто я в ужасе от тебя, в ужасе. Поэтому я не могу смотреть в глаза людям. А когда уже закончился спектакль, я понимаю, что сегодня была неплоха.