Пушкин в самоизоляции: карантин, подаривший нам шедевры

Ольга Устинова, старший научный сотрудник Музея А.С.Пушкина, о том, как был написан «Пир во время чумы».

История Болдинской осени, которую литературоведы считают самым продуктивным периодом в жизни Александра Сергеевича Пушкина – он сочинил за это время более тридцати стихотворений, завершил «Евгения Онегина», «Повести Белкина» и полностью написал «Маленькие трагедии» - напрямую связана с эпидемией холеры, которая пришла в Россию в 1830 году. Одна из «Маленьких трагедий», «Пир во время чумы», почти буквально отражает размышления поэта, который на три месяца был заперт в деревне из-за карантина. Ольга Устинова, старший научный сотрудник Музея А.С.Пушкина, рассказала «Культуромании», какие события подарили нам Болдинскую осень.

- В советском литературоведении о холерном карантине, который заставил Пушкина сидеть в нижегородской деревне три месяца подряд, упоминалось вскользь, но подробно описывали личные причины, из-за которых он отправился в Болдино.

- Личные причины тоже нельзя исключать, потому что Пушкин поехал в Болдино, когда холеры еще не было, в связи с предстоящей свадьбой. История его сватовства к Наталье Николаевне Гончаровой по разным причинам затянулась чуть ли не на два года, и вот, наконец, весной 1830 года он получил согласие будущей тещи. Некоторое время эта история развивалась обычным образом, как в то время было принято в соответствии со свадебным обрядом. Но летом, в августе, умирает дядя поэта, Василий Львович Пушкин, и свадьбу снова приходится откладывать. Пушкин едет в Болдино, видимо, и потому что дядя умер, и потому, что ему нужно уладить некоторые дела, связанные со свадьбой. Отец выделил ему небольшую деревеньку Кистенево с двумястами душами крестьян, и Пушкин собирался сначала вступить во владение, потом заложить ее в Опекунском совете - выручить денег, чтобы хватило на приданое невесте и «на обзаведение и житие годичное».

Вот так выглядит личная канва – смерть дяди, предстоящая женитьба. Так что тут советская традиция не обманывала. Но когда он туда уехал, в России началась эпидемия холеры. У Пушкина есть заметка на эту тему, никто не знает, как точно ее датировать, но предположительно 1831-м годом. То есть через год после всех этих событий он вспоминает, как выехал из Москвы, а навстречу ему бежала Макарьевская ярмарка, теряя свои товары, потому что с Волги пришла холера. Пушкин философски отнесся к этому событию и продолжал свой путь в Болдино, надеясь уладить все дела за три недели. Но выбраться из Болдино в Москву ему не удается. Таким образом и возникло то, что мы сегодня называем Болдинской осенью.

Если бы не карантин, Пушкин разобрался бы с деньгами и с крестьянами и вернулся в Москву, но он был вынужден задержаться. А так как он совершенно на это не рассчитывал, то остался в деревне без книг, без собеседников. Тогда ведь не было таких средств связи, как у нас сейчас. Его очень интересовало, что происходит в Европе, и он очень жалел, что не затеял длинную и подробную переписку с Елизаветой Михайловной Хитрово, дочерью Кутузова, потому что она всегда была в курсе всех европейских дел, очень нежно относилась к Пушкину и все бы ему описала. Он всех спрашивает в письмах, даже и невесту, как там Полиньяк, как политические события в Европе. Не знаю, насколько Наталья Николаевна была в курсе, но его это волнует.

Вместо трех недель Пушкин провел в Болдино три месяца, и мы этому обязаны в частности, «Маленькими трагедиями». И хотя Анна Ахматова и говорила, что ни в одном из созданий мировой поэзии не звучат так резко грозные вопросы морали, «Пир во время чумы» в первую очередь ассоциируется с карантинной атмосферой. Там есть и отношение Пушкина к обстоятельствам, в которые он попал.

Хоть он и не пирует с друзьями, а, напротив, один находится в Болдино, практически без связи, но вот это ощущение близости опасности, которое ему всегда было важно, его будоражит, и отсюда «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю».

Как ни странно, но вынужденная изоляция принесла ему ощущение абсолютной свободы. С одной стороны, карантины со всех сторон, а с другой – он здесь вне жениховства со всеми светскими обязанностями, разговорами с тещей, пересчета денег, забот о приданом, вдалеке от выговоров Бенкендорфа, потому что из-за карантина до него не дотянуться. И, наверное, это тоже дает ему повод писать в таком невероятном количестве, и по-особенному себя чувствовать. Сначала-то он переживает – пишет «Бесы», «Элегию», которая тоже начинается мрачновато, а заканчивается уже немножко по-другому: «И ведаю, мне будут наслажденья/ Меж горестей, забот и треволненья».

А потом он уже все боле и более весел в своих письмах. Плетневу пишет: «Ты не можешь вообразить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать. Жена не то, что невеста. Куда! Жена свой брат. При ней пиши сколько хошь. А невеста пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает...».

К нему приходит душевное спокойствие, покой и воля, хотя покой, может быть относительный, – потому что начали приходить известия из холерной Москвы. Пушкин несколько раз пытался в Москву вернуться, и в своих воспоминаниях рассказывает, как он дал мужикам, стоящим в карантине, серебряный рубль, они его пропускают, но дальше он ехать не может.

Так все соединилось – и повод, который дал ему тему «Пира во время чумы», и возможность писать, и личные события, меняющие его жизнь. Вот дядя его умирает, а он начинает новую жизнь, становится семейным человеком. Для него вообще семья и дом – важная история. Дом – место, где человек встречается с любовью, трудом и историей. Поэтому размышления о жизни, смерти, любви и грозных вопросах морали обострены сразу всем, и личной судьбой, и обстоятельствами.

Кстати, я вспомнила, что писал по поводу Болдинской осени другой поэт, Давид Самойлов:

И за полночь пиши, и спи за полдень,

И будь счастлив, и бормочи во сне!

Благодаренье богу - ты свободен -

В России, в Болдине, в карантине...

- Интересно, были ли у персонажей «Пира во время чумы» какие-то прототипы в современной Пушкину жизни?

- У меня есть на этот счет догадки – и не только у меня. В 1828 году, 26 мая, в день своего рождения по старому стилю Пушкин пишет стихотворение «Дар напрасный, дар случайный». Это стихотворение Елизавета Михайловна Хитрово показывает через некоторое время митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету, и он пишет Пушкину ответ, тоже в стихах. Пушкин размышляет о бессмысленности жизни, а митрополит как бы переворачивает его мысль:

Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.

Пушкин ответил ему еще одним стихотворением, и так у них возникла переписка из трех стихотворений. Это время, 1828 – 1830 было для него переломным, он чувствует себя блудным сыном, и, вероятно, переписка с митрополитом была для него важна и повлияла на его судьбу. После своего безнадежного стихотворения от получает от митрополита не выговор, а именно тихое увещевание, подсказку, и мне кажется, что священник, который пытается вернуть на верный путь Вольсингама в «Пире во время чумы», он в чем-то схож с Филаретом или его ролью, потому что уходит с тихими словами понимания и прощения. В чем-то это сходно с ситуацией, которую переживает Пушкин.

Ну, а вообще он же понимает, что уныние – грех, и поэтому гонит его прочь. Я знаю, что многие любят пушкинское письмо, написанное позже, летом 1831 года. Пушкин живет с молодой женой в Царском селе, вокруг холерные карантины, потому что эпидемия обозначалась неоднократно, а он пишет своему приятелю Плетневу: «…Опять хандришь. Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу. Дельвиг умер, Молчанов умер; погоди, умрет и Жуковский, умрем и мы. Но жизнь все еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши — старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо. Вздор, душа моя; не хандри — холера на днях пройдет, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы…»

Это, мне кажется, могло бы быть лейтмотивом тех Пушкинских лет и утешением нам на время нашего карантина.

Татьяна Филиппова

рисунок Игоря Шаймарданова, который экспонировался на выставке в Музее А.С.Пушкина