Война и Победа: "Я помню, я стыжусь!"
Война и Победа: "Я помню, я стыжусь!"
Александр, обычный мальчишка из Ростока, рвался на войну с врагами и был чрезвычайно рад, когда летом 1941 года оказался на передовой. Спустя год добровольно перешел под Сталинградом на сторону противника и ни разу не пожалел об этом. Жалеет он о том, что война вообще была, и что он тоже причастен к ее ужасам и преступлениям.
Мальчик. названный Александром в честь великого русского поэта, воевал на фронтах Второй мировой и Великой Отечественной в 1941-1943 годах, в 1985 году стал уже дедушкой. В Москве он оказался в тот год в командировке, и я случайно вышел на него по студенческим связям в СЭВ. Я тогда сам был студентом и взял у него интервью накануне празднования юбилея 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Жаль, что не было с собой фотоаппарата. Интервью отправил в "Комсомольскую правду", затем в "Неделю", но не пришлось оно ко двору редакциям. Может быть, по их меркам и написано было не ахти, я ведь только учился. В печати интервью появилось только спустя пять лет, в одном из множества независимых изданий, где оно затерялось среди других более "резонансных" публикаций. Но и спустя 30 лет, считаю, что интервью с Александром остается актуальным. Значительную часть этого интервью я и предлагаю вашему вниманию.
- Мальчишки всегда любили играть в войну. Но вы рвались на передовую, неужели не понимали, что это не игра?
- Я был патриотом! Патриот не боится ничего!
- Что понимать под "патриотизмом"?
- Верность идеологии построения социализма и интересам народа.
- Идеология - это еще не народ.
- Да, но она отвечала интересам народа после национальной катастрофы, в которую наша страна попала в итоге первой мировой войны и революции. Патриоты выступали за восстановление мощи страны, за освобождение народа от диктата мирового финансового капитала, за улучшение условий жизни населения, ликвидацию безработицы, массовое распространение здорового образа жизни, укрепление традиционной семьи. Мы строили социализм, то есть общество, не знающее классов и сословных противоречий, объединённое общностью судьбы и убеждений. Общество, где развивается коллективное творчество масс, растет интеллектуальный капитал нации.
- Интеллектуальный капитал... Это при том, что значительная часть интеллигенции либо бежала за границу, либо оказалась в концентрационных лагерях? Как культурный уровень населения могут поднимать люмпен-пролетарии, которые еще вчера "были ничем"? И держать свободно мыслящих людей в концлагерях - это то самое благо, за которую вы рвались в бой?
- Но мы-то искренне верили, что наши концлагеря вовсе не являлись орудием уничтожения, а исправления и воспитания заблудших. И одобряли уничтожение тех, кого партия называла врагами.
- Неужели можно так слепо верить партии и её вождям?
- Да, это типичное качество любого народа. Массы не верят в собственные силы, они всегда и во всем ищут вождей, которые их поведут в светлое будущее. И потом, мы же видели явные доказательства улучшения нашей жизни в 30-е годы. В городах строились и развивались заводы, крепло сельское хозяйство, ликвидирована безработица. Нам сказали, что мы строим счастливое будущее для великой страны. Нас учили, что при социализме не бывает безработицы. И вот в 30-х годах, когда в капстранах количество безработных не снижалось, в стране, которая строила социализм, безработица сократилась вчетверо, а затем исчезла. Исчезла, кстати, и порождаемая безработицей преступность.
- Чем явилось для вас начало Второй мировой войны?
- Для меня - возможностью отправиться на фронт и служить Родине. В основном для населения участие страны в войны не означало перемен в худшую сторону. Да, среди военных было много смертей, но на войне солдаты гибнут, это все знают. Население почувствовало что такое война только когда военные действия начались на нашей территории. Население Ростока - только когда начались бомбежки.
- Но если народ до войны так хорошо жил, зачем было ее начинать? За что вы воевали? За мир? За счастье, которое можно добыть, делая других несчастными? Но это уже несчастье, если оно добывается такой ценой.
- Да-да, я тоже читал Достоевского. Вы же прекрасно понимаете, что нет такого народа, который невозможно оболванить. Прозрение о том, насколько ужасна война, приходит тем, кто оказывается в самом пекле.
Раньше войны велись между армиями. Когда военные сражаются друг с другом, это логично
Военные действия Второй мировой войны стали войной армии и спецчастей с населением. Бомбежки мирных городов. Мародерство, изначилования, другие зверства наших солдат на оккупированных территориях. Цена счастья, которую не измерить...
- Очень даже легко измерить. Пятьдесят миллионов жизней...
- О таких глобальных вещах я не думал. Но видел, что творилось на душе однополчан. Видел людей, которых мы шли освобождать от тоталитаризма. Это были такие же люди, как мы. Они так же любили своих детей, хотели для них и для себя счастливой жизни. А тут пришли мы, солдаты-освободители.
- Вы участвовали в репрессиях и карательных акциях против мирного населения?
- Так получилось, что я все время был на передовой. Я был солдатом. Мы - солдаты, мы выполняли приказ своего командования. В бою я не задумывался, что вот сейчас выстрелю и кого-то лишу жизни, кого-то - отца, сына или брата. Солдаты не должны отвечать ни перед какими трибуналами и судами за то, что они выполняют приказ своего командования. Но далеко не все из нас не были такими святыми. Ох, далеко не все. Это было непонятно. И страшно. И стыдно. Тогда я впервые почувствовал стыд не только за себя, за весь народ.
Пропагандисты убеждали нас, что война закончится быстро. Потом, после года войны, начали появляться вопросы: зачем это всё? Нам нужны чужие земли? "Расширение жизненного пространства"? У нас его достаточно, свое бы обустроить с умом, а не лезть к другим.
Защита от врага? Какой враг? Кто нам угрожает? Вот эти мирные люди, так же наивно верящие своим вождям?
Полмиллиона жертв в одном только котле под Сталинградом, голод, холод и нужда. К ноябрю 1942 года во многих частях в боях погибли более 40 % личного состава, остальные сражались больными из-за холода и некачественного питания. С каждым днем это чувство стыда во мне росло. Что мы делаем? Цивилизованный народ. Скатился до уничтожения себе подобных под красочными лозунгами. И, главное, что в этой войне мы уж точно не станем победителями.
В середине ноября командование послало нас в оккупированные нами прифронтовые деревни за провизией. Один из местных граждан, сотрудничавших с нами, привел наш отряд в свой посёлок и показал, где жили, как он сказал, "кулацкие недобитки", поддерживающие партизан. Откуда в прифронтовой степи партизаны, он не объяснил.
Это были крестьяне, которых наш "коллега", будучи партийным активистом, когда-то раскулачивал, а они писали на него за это доносы в Москву. Многодетные семьи, жившие на хуторах. Нам нужно было отобрать у них все продовольствие. В ноябре. Накануне голодной зимы. Приказ есть приказ, и мы вернулись в часть с добычей. Всю ночь мне снились глаза детей, которых мы обрекли на голодную смерть. Утром начался бой, наша часть с переменным успехом то занимала, то отдавала небольшую деревеньку, которую в итоге разрушили дотла. Я спрятался в подполье и когда наши в очередной отступили, вышел и сдался вашим солдатам.
- Жизнь в плену была тяжелой?
- Не курорт, конечно. Но обращались с нами очень гуманно. Нас направили куда-то в Сибирь, или на Урал, я уже не помню. Кормили, это главное. Что поразило, нас подкармливали местные жители, после всего, что вытворяли на оккупированных территориях наши солдаты и наши союзники.
- По возвращении на родину вас не считали предателем, не преследовали?
- Нет, конечно. Солдаты на войне иногда попадают в плен. Это не предательство и не позор. Я же никому не рассказывал тогда, что сдался добровольно. А после войны - другая страна, другие законы. Другая жизнь.
- Девятое мая в нашей стране отмечают как день Победы. А в ГДР?
- Не только в ГДР, но и в ФРГ 8 мая считают Днем освобождения от нацизма. То есть для нас и для меня это тоже праздник, хотя я воевал с вашими отцами и дедами по разные стороны фронта.
Я еще хочу отметить, что оккупационные войска провели с населением западных территорий Германии очень полезную работу по денацификации. Вообще в западной зоне тогда насчитали около четырех миллионов не6мцев, причастных к преступлениям во время войны. Реально наказать, тем более расстрелять всех их было невозможно. Наказали несколько десятков тысяч. Но очень действенным оказалось принудительное перезахоронение жертв нацизма голыми руками тех самых немцев, которые верили своему вождю и своей партии и поддерживали репрессии. Жаль, что такую работу не провели почему-то советские войска.
- Как сложилась ваша судьба после войны?
Я работал и работаю на большом предприятии. Часто бываю в Союзе. Мы производим продукцию, которая очень популярна в вашей стране. Я знаю, что за немецкими товарами в русской провинции до сих пор выстраиваются большие очереди. В том числе и за нашими товарами.
Но чувство стыда за участие в этой войне не покидает все это время. Сорок лет прошло, а перед глазами - те бедные дети из сталинградской деревушки. Страшно представить, что вспоминают те, кто проводил настоящие карательные операции.
- Может быть, они ничего и не вспоминают. Тоже считают себя солдатами, считают, что тогда было "такое время", что "нельзя было по-другому". Говорят, начальник одного из "лагерей смерти" удивлялся, за что его собрались казнить, ведь он "просто выполнял приказ".
- Может быть. Я - помню. Мне - стыдно.
Владимир Краснов,
1985 год