Время всех переиграет
Андрей Молчанов
Родился в 1953 году в Москве. Окончил Литературный институт им. А.М.Горького. Ученик В.П.Катаева. Автор многих романов и повестей. Член Союза писателей СССР и России.
Орёл
Льды окрестных вершин на заре воссияли,
И в отрогах долин засинела река.
Этот мир был един, ему не было края,
Он взирал на него с высоты, свысока.
Он, орёл, был не стар, но и точно не молод,
Для него жизни течь стала частью стихий.
Что ушло, то ушло. Если зной сменит холод,
То отрада гнезда оградит, защитит.
Как давно это было? Этот миг канул в вечность,
Когда, вместе с орлицей скользя в высоте,
Он увидел внизу всплеск огня скоротечный
И людей, уходящих по осыплой тропе.
Это был праздный выстрел в недоступную птицу,
Что царила в пространстве, где не ставят силки.
Это был точный выстрел, им бы впору гордиться,
Если б зависть и дурость не спустили курки.
Люди скрылись за склоном, он, кружа, опустился
Возле той, что милее всех гор и долин.
И в объятиях крыльев он над нею сгорбился,
Как отброшенный камень, безвозвратно один.
Нет желанья взмыть ввысь, утверждаясь в полёте,
Клюв стал ломок, и крыльев утрачен размах.
Он совсем захирел в безразличье к охоте,
Скоро снегом укроет его выцветший прах.
И вдруг в зеркале глаз, беспощадных и ясных,
Отразилось лицо, что он вмиг различил.
Люди шли по тропе, и средь них – тот, опасный,
Ради встречи с которым он жил, если жил.
Он мелькал в стыках скал неприметною тенью,
Он охотился так на увёртливых змей,
Он возник ниоткуда пред заветной мишенью,
Погрузив в неё яростный трепет когтей.
Был бескрылый полёт в серый сумрак ущелья,
Крик врага заполошный отлетал вдаль, как дым.
Люди молча стояли в пониманье отмщенья.
Горы тоже стояли. Обелиском над ним.
Сны
Какие сны мне снились в тех горах,
Какой весной сады цвели в долинах?
Не помню. Но от снов остался страх,
Слепой, неясный, тёмный, беспричинный.
Реки вода с прозрачной зеленцой
Неслась, искрясь, звала меня умыться,
Мне было тридцать, рано на покой,
Мне было чем развлечься и забыться.
Но в беге ускользающей воды
Я вдруг увидел отраженье мига,
Что исчезал за тенью от скалы,
Стой, миг! Ну как же мне тебя настигнуть?
Я знал одну, одну её любил,
Но мысль пришла – досадна и бесспорна,
Тот час разлуки, что не наступил,
Ждёт нас вдали – бесстрастно и упорно…
Какие сны мне снились в тех горах,
Где воды рек закованы в утёсы,
Какие грозы зрели в облаках,
Судьбы ответом на мои вопросы?
Я испытал уже печаль потерь,
Я понял: время всех переиграет,
Оно в былое запирает дверь
И черенок ключа к замку ломает.
За годом тает год, как сон за сном,
А время-вор крадёт всё то, что мило.
Тот смутный страх кольнул меня ножом,
А жизнь потом кинжалами пронзила.
Какие сны мне снились в тех горах,
Какой весны был миг неуловимый?
Я жизнью пережил тот давний страх,
Пред временем, уже текущим мимо…
Какие сны мне снились в тех горах…
Стихии
Вот походный гудок прозвучал
И заглох в мёрзлой вате тумана.
В нём истаял промокший причал,
И теперь мы – в плену океана!
Нас влечёт в его мир грозовой
Долг иль корысть, мечта или битва.
Штиль вскипает литою волной,
И на помощь сноровке – молитва.
Здесь лишь скользкая палуба – твердь,
Здесь карьеры не сделать речами.
Здесь нелёгкая жизнь и бесстрастная смерть,
Что на вахте стоит за плечами.
Нам шторма злые гимны поют,
Мы как маршам врага им внимаем,
Надоевший квартирный уют
В зыбкой качке нам кажется раем.
Чем нас манят сирены стихий?
Горы, космос и синие бездны?
В их просторах не встретишь мессий,
Что спасут и помогут воскреснуть.
Но нам надо себя утвердить,
В далях гордых, где нет лжи и скверны.
Сушу Бог даровал, чтобы жить,
Океан – чтоб учиться жить верно.
Судный день
Ведь он придёт, тот Судный день,
Как день Помпеи, Вавилона,
Его уверенная тень
Скользит по скату небосклона.
Воздастся всем, вражда племён
Сметётся братством общей доли.
И идол золота смешон,
Как клоун на арене горя.
Тщеславных кукол суета
Осядет прахом их забвенья,
И сумрачной земли черта
Отрежет поиски спасенья.
Во мраке грозовом скрыт меч,
Клинок его сверкнёт упруго,
И миллионы в храмах свеч
Затухнут в трепете испуга.
Меч этот крушит сталь и плоть
Под таинством луны печальной.
Нет, Судный день назначит не Господь,
Он выкован на нашей наковальне.
Ты – успей!
Вот настала пора всё успеть,
Отрезветь. И расставить все точки.
Видишь дот, изрыгающий смерть?
Ты – солдат. И, локтём опираясь на твердь,
Брось гранату в свинцовые алые строчки.
Всё, утих злобный выплеск огня,
И ты выжил в палящих зарницах,
Время есть. Дописать эту песню до судного дня
И – роман, что сейчас на разбросанных в доме страницах.
Всё успеть… Шпаги – стрелки часов,
Что невидимы глазу и рукам недоступны.
И ворсинка секундной скользит по руинам веков,
Или это безглазой коса круг сужает в трудах неподкупных.
Одолей в себе негу и слабость,
Дот их видит, как в тире мишень,
Ты – успей! Ты у Бога проси, как великую благость,
Ещё год или месяц, а может, и нынешний день.
Всё успеть – ох, как трудно,
И тянут в свой омут заботы,
То одно, то другое, а главному – времени чуть…
Ты не делай ошибок, ты зёрна, взращённые потом,
Раздели, отряхнув шелуху, чтоб очистить и руки, и дух.
Смерть – расплата за жизнь. Это подло иль мудро?
Но – успей! И тогда ей победа не в счёт.
Да и ты мне вчера прошептала под утро,
Что не так уж и страшен этот каверзный дот.
Завтра – снова в седло своих дел,
Мелких, важных и главных,
Что никчёмное – сгинет, а нужное Бог сохранит.
Я успел! Я добросил гранату в бою не на равных,
И провал амбразуры обугленным камнем дымит.
И провал амбразуры оплавленным камнем забит.
Деревянные крылья
При лучине строгал он доску за доской,
Стружки-перья вилися кудрями,
Он спешил за судьбой, он спешил за мечтой,
Улыбаясь сухими губами.
Пот на лбу проступал, как смола в завитках,
От рубанка и пил руки ныли,
Этот странный столяр, полуночный чудак,
Мастерил деревянные крылья.
Колокольня взметнулась стройна и строга,
Крест сиял в устремлении к Богу,
И холодной ступени коснулась нога
В первом шаге, ведущем к итогу.
Вот последний порог, вот окно в высоту,
Вот просторы под чашей купели,
Только б духу хватило на шаг в пустоту,
Только б крылья смогли – полетели!
Всуе ль, нет, но помянем мы подвиг Христа,
Даровавший спасение смертным,
На кресте пал один, а под сенью креста,
Пал другой, не подхваченный ветром.
В дали, чей синевой не очерчен предел,
И в поля неземные, ковыльи,
Он легко долетел, он ещё не одел
Свет души в деревянные крылья.
Дальше – просто: подводы дощатое дно,
Крякнул возчик: «Эхма, незадача!
Хоть бы грошик с покойника мне на вино,
А он нищ, как казённая кляча».
Мужичишко соседский метнулся ужом,
Крылья сгрёб: печке – рухлядь – забава!
Пил комар кровь из лужи, присыпанной днём,
Сонно нежились свиньи в канавах.
Куры квохтали, вишня на солнце цвела,
И неслись соловьиные трели,
По дороге раздрызганной рать провела
Трёх разбойников, словленных в деле.
Суета улеглась. Одинокий малыш
В белотканной рубахе спокоен,
Видел, как над крестом вьётся хлопотно стриж,
И с прищуром смотрел на пролёт колокольни.
Пепел крыльев развеян веками, как дым,
Новый крест к колокольне прилажен,
И проносится часто над ней и над ним
Истребителей стая отважных.
Устремлением ввысь был оправдан наш пыл
Доказать силу мысли на деле,
Взмыли мы в небеса мощью тысячи крыл,
Только сами взлететь не сумели.