Вопрос к тем, кто зовет на митинги
и объясняет почему не надо спрашивать у власти разрешения
Вы не разрешения просите – вы ставите власти моего города в известность, где, когда, в каком количестве вы собираетесь побушевать.
Я живу в Москве. Это мегаполис. Нас здесь вместе с неотделимым Подмосковьем 20 миллионов плюс гости столицы. Не факт, что у всех на выходные такие же планы, как у вас. Не думаю, что всем нравятся внезапно перекрытые дороги, толпы вырвавшейся на свободу ребятни – часть их разминает на воздухе затекшие мышцы и тренирует связки (ваши речевки я уже почитала, мне они не нравятся, я могла бы не стерпеть и что бы со мной сделали ваши мирные?), другая носится со смартфонами в поисках клевого контента для своих блогов.
Они на этом неплохо зарабатывают, но Путин всё украл у них еще вчера.
Я обязательно найду ролик, где во время ваших мирных летних гуляний 2019 года парень с внешностью пацана, убирающего наш двор (но не мы виноваты, что ему пришлось сюда приехать) орет на пожилого человека: «Скажи, Путин – вор! Ну-ка скажи, Путин – вор! Или...» Ну дальше не очень цензурно.
Если бы мне такой встретился, я могла бы и ответить.
И что потом?
Проспект Сахарова недалеко от моего дома. Обычно за несколько дней до объявленного митинга мы покупаем продукты, чтоб лишний раз не выходить на улицу. За день подвозят голубые туалетные кабинки, расставляют рамки металлоискателей. Чтоб пройти в Мираторг, минуя их, я улыбаюсь девочкам-полицейским (девочкам!) – мне кажется, мы знаем друг друга уже в лицо: «Я – местная, мне только в магазин».
Эти рамки стоят не для нас, а для вас, апологеты свободы и добра. И туалеты для вас, и лишние мусорки – хотя убирать за вами, поборники экологии и химкинского леса, будут потом всю ночь по всей округе.
Те, кто идут с айфонами и речевками про то, как Путин их боится, не застали время, когда ночами взрывались дома, днем поезда метро, а мы шарахались от каждой тетки в черном.
Мы живем на красной ветке. «Комсомольскую», где в состав вошли террористки, видно из окна. Мы с дочкой опаздывали в школу и очень удивились, когда перед нами закрыли вход.
- Вот вышли бы на пять минут раньше... – ругала я копушу.
Несколько минут спустя по улицам, как на первомайской демонстрации, шли люди. В небе кружили вертолеты, летевшие за ранеными на Зубовскую площадь. Не работали мобильники – так не давали шанса взорваться другим возможным террористам. Но над городом уже висела паника и отчаяние. Люди искали своих родных и детей, которые ехали на работу и в школу.
Одна террористка подорвалась на «Лубянке», вторая на «Парке культуры». Мы вполне могли войти в один из вагонов, не тормозни моя девочка со сбором школьных книжек.
Давно забыт ужас «Норд-Оста». Но я помню его каждой клеткой. Он был и останется с нами навсегда. Это было в моем городе. Это было с нами.
Нынче «Эхо Москвы» с журналисткой Прокопьевой хвалят мальчика, у которого никто ничего не украл, он жил далеко от столиц, но читал и слушал тех, кто сегодня зовет на митинги. Поэтому взял и сделал самодельную бомбу, пошел в местное УФСБ, взорвался сам и ранил тех, кого застал.
Вы, конечно, расскажете всем, взрослым и детям, здоровым и больным, что Путин построил дворец и взорвал дома, чтоб его выбрали президентом.
Вы, конечно, объясните им, что как только к власти придет ваш обиженный кумир, поезда пойдут быстрее, улицы станут чище и всех вас вылечат недорого и быстро. И будет мир и дружба во всем мире. Сразу и для всех.
Пожалуйста. На здоровье. Только я предлагаю тем, кто продолжает рассказывать про «просто погулять», взять всю ответственность за безопасность в городе в этот день НА СЕБЯ.
И если, на дай Бог, в толпе, которая не проходит через рамки, кто-то устроит нечто подобное по примеру архангельского мальчика, вы все – каждый, кто пригласил людей на улицы – пойдете под суд.
И получите не меньше пожизненного.
Я готова включить весь публицистический и гражданский напор в то, чтобы в нашем Уголовном кодексе появилась такая статья. И чтобы законы, которые считают для себя необязательными те, кто так ратует за западный стандарт, исполнялись по полной программе.
Иначе никто не будет защищен в моем городе.
Вы готовы?
Р.S. Напомню тезисы журналистки Прокопьевой, известные, опубликованные в открытых источниках , озвученные на всю страну. Итак, речь о 17-летнем мальчике, сделавшим после пламенных речей - её и ей подобных - подрывное устройство:
«Этот взрыв, на мой взгляд, лучше, чем любая колонка политолога или отчет Human Rights Watch, доказывает, что в России нет условий для политического активизма. Несмотря на Конституцию, сотни зарегистрированных партий и регулярные выборы. Это все не работает — по крайней мере, так увидел это молодой человек, которому было что сказать власти.
Он не вышел с пикетом. Не стал собирать митинг. Не опубликовал статью, манифест, открытое письмо с требованием перестать фабриковать дела и пытать людей. Он не пошел ни в одну из партий с предложением включить этот пункт в политическую программу. Он не обратился к своему депутату в Госдуме.
Скажете, парень был слишком юн, чтобы додуматься до таких взрослых вещей? Но в том-то и дело, что такой выход, как повзрослеть, «я вырасту и все исправлю» — он тоже для себя не увидел.
Для разговора о гражданских правах с ФСБ он выбрал бомбу».
«Репрессивное по отношению к собственным гражданам государство теперь встречает ответочку. Юный гражданин, который видел от власти только запреты и наказания, не мог и придумать другого способа коммуникации. Жестокость порождает жестокость. Безжалостное государство произвело на свет гражданина, который сделал смерть своим аргументом. Надейтесь, что он исключение».
.
«Когда Светлана Прокопьева вышла из здания, ее встретили цветами и аплодисментами. «Спасибо. Если бы не все вы, я бы отсюда просто так не вышла. Вы не представляете, как я всем благодарна,— сказала она.— Конечно, мы подадим апелляцию, 500 тысяч многовато для невиновного человека». Ей вручили коробку с деньгами — на оплату штрафа. Однако позже правозащитная организация «Агора», чей адвокат участвовал в защите госпожи Прокопьевой, уточнила, что вести сбор пока рано: «Приговор будет оспорен, в следующей инстанции сумма может измениться или сам приговор может быть отменен». (Коммерсант, 06.07.2020)
Наталья Ефимова