Записки сталкера

22.10.2021 22:55

D3.ru

Записки сталкера
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Это был самый крупный выигрыш в лоторею за последние двадцать лет. За пятьдесят процентов я взялся добыть номер. Работал один, не из жадности, конечно. Я — профессионал, мне нахер никто не нужен.
Номер запросили из первой половины двадцать первого, платили электричеством, поскольку материальные предметы из нижнего времени в верхнее двигать тогда еще было нельзя. Энергию же гонять можно было сколько угодно, она хорошо продавалась, нужно было только следить за ценами, чтобы не наепали. Платили цифрой. Семь процентов брал банк за перевод во времени, и уже в Нью–Йорке я мог получить кешак в любом банкомате.
Мне нравились девяностые. Обычно, после всех дел я возвращался в свою манхеттеновскую хату в Дакоте в восемьдесят шестой год, в тот самый счастливый год моей реальной жизни, когда я познакомился с Танькой. Тогда это было хорошее тихое место на краю Централ Парка, а главное историческое. Иногда, если приходили друзья, я выкупал групповое туристическое время, самое дешевое, и показывал гостям с балкона убийство Ленона.
Мы заказывали настоящий чайниз, который китайцы готовят для китайцев и который европеец есть не сможет, а по Т–каналу через Семена Ароновича Островского я получал настоящую Московскую водку в поллитровых бутылочках с сургучными головками. У Таньки были длинные волосы, она заплетала их косами или распускала русалкой и душила меня в позе наездницы до содроганий.
Этот мутный штымп, что сделал заказ, сильно минжевался, ни ID ни image своего давать не хотел, гнал какую–то муйню, вдобавок ко всему писал по–русски латинскими буквами, чего я терпеть не могу. Так и не понял, из какого он времени, но сильно не заморачивался. Цифры не пахнут.
В принципе, задача простая, я должен был заселиться в пустую хату на окраине Москвы где–то на бульваре Райниса в крупнопанельном билдинге на двенадцатом этаже. Это была запущенная грязная двушка, которую хозяин сдавал каким–то студентам. Из всех предметов исправным был только телевизор Сони, маленький, со стеклянным еще экраном. Шоу розыгрыша лотто транслировалось по внутреннему каналу. Канал был оплачен заказчиком на год вперед. Проблема только в том, что этот заказчик не знал точное время передачи и я должен был, как дурак, целые сутки в реальном времени сидеть в этой квартире перед телевизором, как только выигрышный номер станет известен, передать по специальному внутривременному каналу связи и сразу сваливать.
Эти суки подловили меня во время трансвера на самом выходе. Я в этом деле уже много лет и облазил все время от Ассири и Вавилона до 3–й мировой, были курьезы и приключения, но чтобы подвиснуть в канале, такой херни со мной еще не случалось. Когда это произошло, у меня возникло чувство, что я застрял в лифте небоскреба, на самом верху. Опасность была в том, что могли кинуть вниз в какие–нибудь средние века, в холерный бунт или в гражданскую войну в Мексике. Хотя это незаконно, но такие случаи были, сталкеры попадали, были инциденты со смертельными, и хер потом найдешь виновных. У меня оставалась возможность сделать аварийный сброс, что–то вроде катапультирования. Счетчик показывал 1934. Я немного знаю историю. Выходить у русских в 1934 году мне не хотелось.
Я понимал, что за мной наблюдают, и не выражая своих чувств, спокойно откинул прикрепленный к стене лежак, взял из ниши постельные принадлежности, надел на подушку чистую наволочку лег и принялся читать маленькую бумажную книжку со стихами одного русского поэта. Держать долго в открытом канале меня не могли, я тормозил траффик. Где–то через час они связались со мной через аварийное устройство, прикинулись FСT и стали интересоваться, что я делаю в государственном канале времени, кто выдал мне разрешение и прочее ***–мое тачки. Я сразу понял, что это разводка, потому что в номерах они говорили "ноль", а профессионал никогда ноль не скажет, он скажет "оу" или "зиро". Спросил открыто: «Что вам от меня нужно?»
Они сказали:
— Не трогай номер, он уже продан.
— Так бы сразу и объяснили. Зачем эти понты с блокировкой. Выпустите меня отсюда, у меня клаустрофобия.
Они сказали:
— Что–то не похоже.
— А в чем моя вина, что я такого сделал?
Они сказали:
— Ты нарушаешь причинно–следственную.
Я возбухнул с понтом и сказал:
— Идите на x.. со своей причинно–следственной. Зафакали своей причинно–следственной, как будто, кроме нее больше ничего нет.
Они замолчали, сбитые с толку. Я врубился, что они не могут перевести.
Не знаю откуда эти чуваки были, но наших дел они совершенно не знали. Здесь я устроил этим фраерам такой хипеж, пальцевал, кричал и плевал в камеру, так что они видели только мои миндалины, вывернул глазное веко и снял верхний боковой мост на крючках на шесть зубов. Короче, они дали заднюю. Выкинули меня в подземном переходе на Якуба Коласа с подушкой в руках.
Номер я добыл в тот же день, договорившись с нужными людьми. За десять штук цифрами мне этот номер заделали на генераторе случайных цифр. С понтом я заказал Танькин домашний, чтобы не запоминать.
В этот раз через государственный канал не полез, потому что понял, что эта банда его контролирует, пошел через левый китайский, хотя знал, что рискую. У китайцев часто случались ошибки при трансформациях, уходили одни люди, а возвращались другие и убедить их, что они совершенно не они, не было никакой возможности. Все вроде бы прошло класс. Китайцы без сбоев доставили меня в нужное время и место. Я все успел и еще договорился на телевидении, чтобы конкурентам, этой мафии с госканала, показали розыгрыш лотореи в записи. Попросил высадить меня 18 января 1996 года.
18 января у Таньки был день рождения. Ей исполнилось 26 лет, и мы еще не были знакомы.
Случился один из тех загадочных дней, когда, не сговариваясь, на втором этаже у Шумея собралась вся троицкая тусовка. Шумей разрешил курить, но потребовал, чтобы у него выкупили вчерашние бутерброды с московской колбасой. Я зашел, огляделся. В табачном марихуановом дыму увидел Таньку – мою красавицу, принцессу, мою любовь и счастье моей жизни, она сидела у минского художника на коленях и тот сладострастно целовал ее под подбородком в шею. Меня не узнали. И только Леха Мартынов, который приперся в Тройку с деревенской гармошкой, пел, играл, изрядно уже выпил и всем надоел, увидел меня и воскликнул:
— Рабинович, что, блин, с тобой случилось!
Я выпил хуевого шумеевского кофе за 47 копеек положил в пустую чашку стольник баксов, отдал бармену и сказал:
"Счастья для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!"