Импринтинг, или Запечатление. Как устроены воспоминания у детей и целой нации

Я родилась в огромной коммунальной квартире на Петроградской стороне и жила там до трех с половиной лет. Среди множества наших соседей (на пике численности в квартире жило 42 человека) была пожилая, но еще не дряхлая пенсионерка Надежда Николаевна. У нее была маленькая комната с удивительными для современного глаза пропорциями: небольшая площадь заставленного какой-то темной и древней мебелью пола и огромная площадь четырех стен, оклеенных выцветшими, с потеками обоями. Снизу казалось, что наверху стены сходятся куполом. Так получалось потому, что комнатка Надежды Николаевны была «выгороженная» из когда-то очень большого зала (на потолке сохранилась четверть целой лепнины — какие-то узоры, цветы, завитушки и одна нога с голой пяткой), а потолки в нашей квартире были высотой четыре с половиной метра. Люстры у Надежды Николаевны не было — на длинном витом шнуре свисала вниз очень яркая лампочка, от которой всегда расходился радужный ореол. Высокое окно с полукруглым верхом на зиму всегда заткнуто серой ватой и поверх нее заклеено бумажными полосами, которые мазали клейстером (его варили из крахмала в большой кастрюле на кухне). Открывается только небольшая форточка с фигурной ручкой, и свежий воздух, вливаясь через нее в комнату, дрожит и переливается. Потолок комнаты теряется в бледно-оранжевом тумане, и когда я с порога запрокидываю голову, я его почти не вижу — только неизвестно чья голая пятка от барельефа отбрасывает небольшую синюю треугольную тень.

Мне кажется, что я могла бы проводить в комнате Надежды Николаевны все дни напролет, но моя бабушка, бывшая дворянка, говорит очень строго: «Катерина, есть правила приличия и они недвусмысленно говорят, что нельзя навязывать людям свое общество. Ты уже была там вчера, сегодня сделаем перерыв и дадим Надежде Николаевне от тебя отдохнуть».

Я понуро киваю. Мне нечего возразить бабушке, хотя мне кажется, что Надежда Николаевна скорее рада моему приходу. Я очень спокойная и молчаливая девочка. Войдя к ней, я просто стою посреди комнаты, шумно дышу и смотрю по сторонам. Иногда сажусь на пол. Ничего без спросу не трогаю и почти ничего не говорю. Я единственный ребенок квартиры, которого Надежда Николаевна пускает к себе в комнату. В свои три года я понимаю избранность.

Я жду следующего дня и спрашиваю:

— Бабушка, а сегодня мне можно в рай?

Я не имею ни малейшего представления о христианской доктрине. Моя семья — атеисты. Библия впервые окажется в моих руках, когда мне исполнится 20 лет. Но спрашиваю я именно так.

Бабушка усмехается: 

— Ну хорошо, подожди, сейчас я у Наденьки спрошу.

Надежда Николаевна почти всегда разрешает. Я приглаживаю кудрявые волосы и поправляю платье, подтягиваю колготки, глубоко вздыхаю — посещение рая требует некоторой дополнительной опрятности и концентрации, иду по темному длинному коридору, аккуратно стучу (бабушка долго учила меня, как именно надо стучаться в двери, чтобы это не выглядело вульгарным), дожидаюсь разрешающего отклика, вхожу, вежливо здороваюсь и, пройдя два шага, сажусь на половик.

Надежда Николаевна приветливо кивает мне и продолжает заниматься своим делом — она отщипывает высохшие листочки с лианы, вьющейся по стене.

Вся комната Надежды Николаевны от пола до потолка заполнена вьющимися и прочими растениями. Они растут в кадках и ящиках, в горшках и бочонках. Пальмы, лианы, традесканции, два раскидистых лимона с желтыми лимончиками, фикусы, огромные монстеры с висячими корнями, еще кто-то, чьи названия я не знаю и сейчас. В стены вбиты штыри, на них натянуты веревки и, кажется, обрывки старых рыболовных сетей, за которые все это цепляется, ползет к высокому потолку, тянется и ветвится. Листья у растений широкие и резные, или узкие и длинные, цвет — от бледно-лимонного с белыми крапинами, через охряной до темно-бордового. Преимущественно, конечно, все оттенки зеленого. Где-то внутри переплетений ветвей и лиан перелетают и чирикают несколько желто-зеленых чижиков — первую пару Надежда Николаевна купила когда-то по случаю «с рук», а потом они дважды прямо в комнате выводили птенцов. 

Надежда Николаевна давит бутылкой из-под молока горсточку семян конопли и насыпает мне в подставленные ладошки — чижики мигом слетают вниз, прыгают по моим рукам и голове и клюют — конопля для них лакомство. Потом самочка выдирает несколько волосков из моих кудряшек и уносит куда-то вверх. 

— Гнездо, — говорит Надежда Николаевна. Я киваю.

Самец пьет из стеклянной мисочки, потом садится на веточку над моей головой и поет, дрожа зелено-золотистым горлышком. Я сижу с запрокинутой головой и раскинутыми в стороны руками и смотрю на него. Чувство, которое я испытываю, вероятно, правильнее всего будет назвать умиротворением. Популярный во времена моей молодости Карлос Кастанеда, наверное, назвал бы это «пребыванием в точке сборки».

Есть в биологии развития такое понятие, как «запечатление». Самый известный эксперимент на эту тему видели наверное все: вылупившиеся утята эволюционно приспособлены двигаться за первым же движущимся предметом, который попадет в их поле зрения. Как правило, это мать-утка. В эксперименте сразу после вылупления они видят катящийся мяч и так потом за ним и ходят.

У меня совершенно очевидным образом произошло запечатление на комнату Надежды Николаевны как на идеальный тип интерьера. Всю последующую жизнь мне было совершенно безразлично, какая у меня в комнате и квартире мебель, обои, занавески и так далее. Важно, чтобы во всем этом присутствовали и над всем этим доминировали переплетенные растения. Если внутри этого переплетения что-то щелкает или чирикает — еще лучше.

В нас больше от биологии, чем мы думаем, — я это всегда знала и говорила, и весь мой опыт практического психолога это подтверждает.

Почему я вспомнила эту историю с запечатлением именно сейчас? А вот по случаю пришла в голову интересная, хотя, разумеется, не бесспорная мысль. Меня пригласили на конференцию в Москву, и организаторы (крупная фирма) забронировали мне ночлег в гостинице «Ленинградская», в высотке у трех вокзалов. Я оказалась в ней первый раз в жизни, но, зная историю создания сталинских высоток, ожидала увидеть внутри роскошные интерьеры с рабочими, колхозницами, звездами-серпами-молотами, более-менее органично переплетенными пшеничными колосьями. Каково же было мое изумление, когда внутри оказались львы, колонны, державная резьба, позолота и вообще ничего советского, а всяческая и откровенная Византия. Я от удивления прямо в холле в гугл полезла. 1949 год, интерьеры подлинные, недавно отреставрированные. Это что вообще такое?

И уже у себя в номере я вдруг догадалась: запечатление. На уровне не индивидуального (как у меня с комнатой из раннего детства), а пресловутого «коллективного» бессознательного. А почему нет? И вот ответ на вечное — мы все-таки Европа или Азия? Да не то и не другое. У нас запечатление на Византию. Вот прямо тогда, в IX–X веке, когда из мешанины балтских, финно-угорских и славянских племен зарождалась наша первая более-менее настоящая государственность. Какой мяч покатился у нас перед глазами? Как должно быть все устроено? За кем следовать? А кроме Византии с ее Царьградом ничего и не было (Европа на римских развалинах внутри себя грызется, Китай, Индия далеко, а кого еще-то запечатлевать?) Дошли, постучались, посмотрели, обомлели, посидели на коврике (потом, конечно, придумали про прибитые щиты, но это уже когда в подростковость вошли) и запечатлели накрепко: вот это — идеал, вот так оно и должно быть.

И потом — когда чувствуем себя более-менее полноценными, тут же именно это из «государственного подсознания» и воспроизводим: все отлично, мы — уже она, «новая Византия», достигли, ура.

1949 год — самое время, как в то время говорили: «Мы сломали хребет фашистскому зверю» — можно гордиться и эту гордость воплощать. Потом, уже в хрущевские времена, византийскую роскошь в высотке как будто бы партийно осудили, пошел другой виток. Но отменить-то коллективное бессознательное с его запечатленными образами если не невозможно, то уж трудно-то наверняка. Поэтому, на мой взгляд, его надо просто, без всякой оценки, учитывать. 

А что вы думаете об этом? Обсудить тему и поспорить с автором теперь можно в комментариях к материалу.

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Личное». Присоединяйтесь