В результате этой массированной педагогической атаки Алик стал замыкаться, уходить в себя, отгораживаясь от внешних контактов
РЕПОРТАЖ С ГОРШКОМ В РУКЕ 39 Дорогие читатели! Приглашаю вас в младшую группу (от 3 до 4 лет) одного не совсем обычного московского детского сада. Вы познакомитесь со всеми её маленькими и такими разными обитателями, а также с воспитателями и другими работниками садика, с родителями и, конечно же, с проблемами. Куда ж без них… Разумеется, все имена и названия изменены, любые совпадения случайны. Утром Алика привёл папа. Алик был грустный, вялый, всё припадал к папе, прижимался, замирал. Папа, как всегда, бодро и весело его переодевал, что-то говорил, шутил. Потом поцеловал, попрощался и завёл в группу. Алик постоял, рассеянно поглядывая на детей, потом тихонько пошёл к Анне Яковлевне, которая, сидя на низеньком стульчике, утешала Егора. Егор вышел первый день с больничного, немножко отвык и теперь, после долгих уговоров зайдя, наконец, в группу, плакал, судорожно сжимая в руках рюкзачок с игрушками и мусоля во рту край своего «пледика». Он привалился к воспитательнице своим большим, тяжёленьким, горячим потным телом, а она обнимала его и что-то тихо ему говорила. Алик подошёл и привалился к ней с другой стороны. И тоже стал негромко подвывать. Анна Яковлевна обняла и его, посмотрела в лицо и встревожилась. - Алик, что случилось? Мальчик судорожно вздохнул и горестно сказал: - Оля ушла… Оля – это его последняя няня. Алик мальчишка очень милый, хотя и избалованный донельзя. И очень непростой и нелёгкий для того, кто с ним работает. Особенно для няни, полностью подчинённой Аликовой маме, у которой характер ещё тот. А уж требования!.. Поэтому няни у Алика часто менялись. Но к Оле, которая была с ним почти год, он очень привязался. И она к нему. Она его жалела. Она его любила. По-бабьи, по-простому, по-деревенски, естественной природной любовью взрослой женщины к жалкому, обделённому материнской любовью и вниманием детёнышу, на чьи реальные проблемы закрывают глаза. Она переживала за него. В богатой (по меркам Оли) квартире, заваленной игрушками, хорошей одеждой и деликатесами, мальчонка был неприкаян и одинок, как и сама Оля в этой огромной, шикарной Москве. Только Олю в родном селе ждал большой, ещё родительский дом, хозяйство, дочь с зятем и внуками, друзья-соседи. И могилки родителей и погибшего в аварии мужа на местном кладбище, царствие им небесное!.. У Оли были крепкие корни. И работать няней она отправилась в Москву не от большой нужды. Хотелось ей помочь детям сделать пристройку к дому и ещё одну террасу. С семьёй дочери они живут дружно, разъезжаться не хотят. Вот перестроят немножко дом, сделают ещё один вход с крыльцом – и пожалуйста: вроде и все вместе, а надо если, ушёл к себе, дверь закрыл, и ты у себя. Иногда Оля думала: забрать бы Алика к себе, в село, на простор, был бы ещё один внук, жил бы в простой, здоровой обстановке. Мальчишечка-то хороший. Но нянька предполагает, а хозяйка располагает. Замучила придирками, всё ей не так. Оля уж стала подумывать об уходе. А тут хозяйка высказалась: Алик слишком ластится к няне, с родной мамой что-то не так ласков, и что мальчик уже большой, ему нужно воспитание, манеры, обучение, а деревенская Оля ничего этого дать ему не сможет. Так что, дорабатывайте, Оля, до конца месяца, и будем расставаться. Так что сегодня вечером за Аликом пришла высокая, стройная, надменная женщина лет сорока с платиновым каре. Имя её уже было занесено в журнал – Поломарчук Анжела Брониславовна, уроженка Киева. Алик на неё никак не отреагировал. Глянул мельком издалека и продолжал играть. - Алик! – хорошо поставленным, зычным голосом окликнула Анжела, - поставь на место игрушку, попрощайся с воспитательницей и с ребятками и иди одеваться! Алик, видимо, вспомнив что-то, опустил голову, прижал к себе машинку и повернулся спиной. Наверное, решил, что, если он не будет видеть незнакомую тётю, то и она его не увидит. - Алик! – повысила голос Анжела, - я кому сказала? И обратилась к Веронике Эдуардовне: - Скажите Алику, что за ним пришли, и приведите его! - Что ж вы так резко… - пробормотала воспитательница, отчётливо видя Аликову боязнь и смятение, - ребёнка хоть подготовили к тому, что вы его заберёте? Он вас знает? - Знает. Мы вчера познакомились, и ему объяснили, что сегодня я за ним приду. Алик! Вероника Эдуардовна смотрела на горестно согнутую худенькую спинку Алика, на его пылающие уши, подрагивающие руки, теребящие машинку, и ощущала пронзительную жалость. Она подошла к нему, присела рядом на колени. - Алик, там за тобой пришли. Новая няня, да? Ты её знаешь? - Знаю. – Безучастно сказал Алик. – Жила. Так он, выговаривающий почти все имена-отчества воспитателей, произносил имя этой няни. - Аличек, надо идти. Она тебя отведёт домой. К папе! – уговаривала Вероника Эдуардовна, соблазняя мальчика скорой встречей с самым любимым человеком. Но её простенькая хитрость не удалась. Алик отрешённо заметил: - Папа на работе… - Алик! Я долго буду ждать?.. Кое-как, с уговорами и посулами, боясь, как бы он не начал плакать и топать ногами, Вероника Эдуардовна вывела из группы несчастного Алика. Через какое-то время, когда пришли за Владой, она заглянула в раздевалку – как там Алик? Алик стоял на скамейке, привычно растопырив руки и ноги, а Анжела, глядя на него с недоумением и брезгливостью, монотонно, без всяких эмоций выговаривала: - … должен одеваться сам! Не стой, как кукла, доставай из шкафчика брюки, надевай. Приготовь кроссовки. Потом джемпер. Что значит, «не умею»? Тебе скоро четыре года! В этом возрасте дети уже должны уметь одеваться! Куртку я тебе помогу застегнуть, остальное сам. Ну! Живо снимай шорты и надевай брюки! - Алик умеет брюки надевать, - сказала Влада, - и куртку. Он на прогулку сам одевается. А папа и Оля его всегда сами одевают. - Понятно. – Процедила Анжела, не прикасаясь руками ни к ребёнку, ни к его одежде. – Снимай шорты! Алик тоненько заскулил и начал стаскивать с попы шорты. В следующие дни воспитатели и другие родители наблюдали, как холодно, с плохо скрытой неприязнью, Анжела приводит и забирает Алика. Она руководила им дистанционно – стояла в двух шагах от ребёнка и командирским тоном отдавала чёткие приказы: - Ботинки! Носки! Носки в ботинки! Аккуратно! Ботинки в шкафчик! Не хватай за подошву! И всё в таком духе. Никаких мимолётных прижиманий, обнимашек, шутливых боданий, приговоров, прибауток во время заправления майки и рубашки в штаны, как с Олей, воспитателями, Ниной Ивановной. Никаких намёков на тёплое отношение или хотя бы какое-то расположение к своему воспитаннику. Родители переглядывались, обсуждали между собой, жалели Алика, возмущались его родителями. Неужели они не видят, как новая няня относится к их сыну? Как-то мама Игоря не выдержала и сказала: - Что же вы с ним, как с новобранцем? Делай это, делай то!.. Вы, прежде чем требовать, научили бы сначала, показали. Да, он не одевается сам, но он не виноват. Его родители не учат, полностью одевают его сами и убирают всё за ним. Он вот только в садике начал хоть что-то делать сам. Вы уж с ним помягче… - Вот именно! Родители своей мягкостью запустили ребёнка, а теперь спохватились, что он ничего не умеет. С ним же на люди выйти стыдно. Первый раз такого запущенного ребёнка вижу! Я в Киеве гувернанткой работала в таких культурных семьях – вам и не снилось! У меня такие воспитанники были – отличники, с хорошими манерами, музыкой занимались, рисованием, языками, спортом. Все восхищались, вот какие были дети! А этот… Что застыл? Брюки снимай! Подтяжки с плеч!.. Видно было всем, что Алик её боится. Он был мальчик трепетный, нервный, ранимый. Кое-как переодевшись под резкие окрики Анжелы, он влетал в группу и прижимался к первому попавшемуся взрослому – к воспитательнице или к няне, а случись на пути медсестра, завхоз, заведующая - то и к ним. Обхватывал руками и замирал. И как был счастлив, когда вечером за ним приходил папа! Анжела с первого дня вела себя очень высокомерно, надменно, всячески показывала, что она птица совсем другого полёта, и что только в силу каких-то обстоятельств вынуждена заниматься с таким неудачным подопечным. А раньше-то она! В Киеве!.. Эх!.. Одета она была не как Оля или Люся – практично, удобно, чтобы бегать за ребёнком, брать его на руки, таскать самокат, игрушки, сумки. А скорее как секретарь в офисе – деловой костюм, юбка-карандаш, блузки, туфли, макияж, много золота, тёмные очки на носу или на лбу. Или белоснежные джинсы, белый же плащ, белая кожаная курточка. Спору нет, всё это ей очень шло, но как-то не вязалось с работой няни ребёнка, которому нет четырёх лет. Она к нему и не прикасалась, словно боясь замараться. В дальнейшем выяснилось, что родители Алика увидели, наконец, что их сын заметно отстаёт в развитии от других детей, и, виня в этом слишком мягкую и необразованную Олю, решили взяться за него серьёзно и решительно и наняли Анжелу, у которой были прекрасные характеристики с прежних мест работы. С Алика стали жёстко требовать, чтобы сам ел, одевался/раздевался, говорил «спасибо», «пожалуйста», «извините», пользовался вилкой, рисовал, делал вместе со всеми поделки. Купили ему самокат и велели ездить на нём в садик и из садика. А у него была плохая координация, к тому же его туловище при движении кренилось вперёд и набок, он падал и боялся этого самоката, хоть тот и был самый простенький, трёхколёсный. Водили на площадки и заставляли лазить по сложным конструкциям и раскачиваться на качелях и каруселях, к чему он ни физически, ни морально ну никак не был способен, и общаться с незнакомыми детьми. Родители были довольны Анжелой, её безупречным видом, строгим воспитанием, чёткими установками. У них же мужчина растёт! Папа тоже перестал одевать/раздевать Алика, тоже стал более отстранённым, в его обращении с сыном стала преобладать муштра. Алик стал ещё более нервным, безрадостным, дёрганым, пугливым. Смотреть на него было больно. Мама нахвалиться не могла на Анжелу и была рада, что воспитание сына передано в крепкие, надёжные руки. А Алик перестал радоваться даже тому, что сегодня его заберёт папа. Потому что папа стал тоже… как они. Были у Алика два человека, которые его любили, были с ним ласковы, - папа и Оля. И обоих теперь нет. Папа, бывает, посмеётся, повозится с ним, как раньше, он мягче мамы и Анжелы и сына любит, но быстро спохватывается и напускает строгость и суровость. Которых именно в папе Алик боится больше всего. Но «они все» объединились против него одного, слабого и нескладного, с благой целью победить в нём избалованность, которую сами же в нём взрастили, и неразвитость, которую сами, будучи медиками по образованию, допустили. Остались верны себе только бабушка Тамара и дедушка Исмаил, но к ним теперь ездили редко, а одного Алика у них не оставляли – а то «после выходных с ними ребёнка надо три дня в чувство приводить». Кстати, оклад Анжеле положили пятьдесят тысяч против Олиных сорока, и никакого хозяйства! - Я гувернантка, воспитатель, педагог, а не домработница, - с чувством собственного достоинства говорила Анжела, и присутствовавшая тут же Люся тихонько вздыхала – умеют же некоторые устраиваться! Мальчонку только жалко – сломает его этот фельдфебель в юбке, а он такой жалкий, словно надломленный, некрепкий ни духом, ни телом… Анжела в российской столице не растерялась. Кроме Алика, у неё была ещё воспитанница, девочка-первоклассница – английская спецшкола, музыкальная, гимнастика, по выходным верховая езда, всё как положено. Алика Анжела теперь забирала поздно, ей ведь надо было совмещать две работы, и делала она это виртуозно. Эта чудо-девочка, гордость мамы с папой и Анжелы, стала для Алика постоянным примером, каким должен быть хороший ребёнок. Кстати, потом выяснилось, что образование у Анжелы юридическое, а отнюдь не педагогическое, но, правда, со знанием английского языка. Она сильно удивлялась, зачем такого Алика отдали в садик с углублённым изучением никому не нужного ***ского языка. Изучать нужно английский! Который она сама могла бы ему преподавать. За дополнительную оплату. В результате этой массированной педагогической атаки Алик стал замыкаться, уходить в себя, словно сворачиваться в кокон, отгораживаясь от внешних контактов. Совершенно ясно было видно, что единственная его отдушина – бабушка с дедушкой и садик. Как же было жалко милого, трогательного, бедного мальчишку, единственного ребёнка в обеспеченной семье! Дорогие читатели, как вы считаете, пойдёт ли на пользу Алику предпринятая родителями и Анжелой линия воспитания? Какую няню предпочли бы вы – Олю или Анжелу? Дорогие читатели! О том, как проходит жизнь в группе «Дюймовочка», вы сможете узнать в следующих публикациях. Больше интересных статей здесь: Дача. Источник статьи: В результате этой массированной педагогической атаки Алик стал замыкаться, уходить в себя, отгораживаясь от внешних контактов.