«Потерял самого себя». Боль и слава Сергея Рахманинова
«Лишившись Родины, я потерял самого себя. У изгнанника, который лишился музыкальных корней, традиций и родной почвы, не остается желания творить», — эти строки Рахманинов написал в эмиграции, отчаянно тоскуя по России.
150-летие одного из ярчайших и трагичных композиторов ХХ века Сергея Рахманинова. Музыкальный мир юбилей будет отмечать не только в этот день, но и в течение всего года. Будет звучать его музыка. И строчки из воспоминаний — его самого, семьи, друзей и коллег. Строчки, в которых мало радости, но много боли.
Переломным для композитора и пианиста стал 1917-й. Февральскую революцию он принял с радостью и надеждой. Гонорар от первого же концерта передал на нужды армии. Потом еще дважды выступил в пользу фронта. Но чувство радости скоро сменилось тревогой. «Бездействие и бессилие Временного правительства приводили Рахманинова в отчаяние, — свидетельствовала свояченица Софья. — Тяжелые предчувствия и мрачное настроение все лето не покидали его». А писательница Мариэтта Шагинян, последний раз видевшая Рахманинова в Кисловодске 28 июля 1917 года, писала, что он «боялся за свое имение, за судьбу детей, боялся "остаться нищим”». Он сказал, что переедет «в ожидании более спокойного времени» за границу со всей семьей». «Я говорила, что уезжать сейчас из России — значит... потерять свое место в мире. Он слушал меня терпеливо, но я уже чувствовала, — далекий от моих слов, чужой... » — вспоминала Шагинян.
Октябрьскую революцию музыкант не принял совсем. Считал, что это конец старой России. «Он говорил, что жизнь без искусства для него бесцельна, что с наступившей ломкой всего строя искусства как такового быть не может и что всякая артистическая деятельность прекращается в России на многие годы», — писала Софья Сатина.
«Воздух здесь другой»
В это время он был в Москве, в квартире на Страстном бульваре. «Было холодно, темно и довольно неуютно, — делилась потом его вдова Наталья. — Настроению Сергея Васильевича в это тяжелое время помогла работа». Рахманинов переделывал Первый фортепианный концерт. Зажигать свет было опасно, поэтому портьеры в кабинете приходилось задергивать и писать при свете одной лишь стеариновой свечи. Оставаться в Москве он не хотел. Думал уехать на юг, но в конце ноября получил из Стокгольма предложение дать десять концертов. В другое время отказался бы от не очень интересного предложения, но сейчас это был запасной выход. На прощание Федор Шаляпин передал другу письмо, белый хлеб и икру.
В Швецию семья уезжала налегке. На каждого (у Сергея и Натальи уже было две дочки) разрешили взять по 500 рублей. Да и те пришлось занимать — банки не работали. Через год Рахманиновы эмигрировали в США. Пианисту было 44 года. Думал ли он, что останется за океаном навсегда? Что найдет на чужбине последний приют? Нет, он уезжал на время. Главным было — работать спокойно: выступать, писать музыку.
Но с сочинением как раз и не сложилось. Десять лет в эмиграции композитор не мог писать. Расставание с Родиной превратилось в глубокую рану, которая кровоточила, ныла, не давала спать, есть, работать. С этой болью нужно было жить. А получалось только как-то существовать. «У меня нет своей страны. Мне пришлось покинуть страну, где я родился, где я боролся и перенес все огорчения юности, и где я, наконец, добился успеха».
Маэстро был замкнут, мучился от депрессий, общался поначалу лишь с русскими. И уж тем более не хотел никаких банкетов, приемов, интервью и съемок. Бегал от репортеров. Однажды даже закрыл ладонями лицо. От безысходности, когда папарацци приблизился к нему в ресторане. А уже вечером увидел в газете свой необычный портрет с подписью: «Эти руки стоят миллион».
Признанный в России, Рахманинов и за океаном стал дико востребованным. Давал по 70-80 концертов в год. Не успевая отдыхать. И порой уверяя себя в бездарности: «Я устал, мне бывает невыносимо тяжело. В одну из таких минут я разломаю себе голову».
Тоска по Родине не давала ему в полной мере радоваться ни успехам, ни растущим гонорарам. «О сочинениях сейчас думать не приходится. Да и вообще после России мне как-то не сочиняется. Воздух здесь другой, что ли... »
Воздух и впрямь был другой. Не то что в родной Ивановке. Там не было моря, гор, но там, в степях под Тамбовом, была благодать. «Туда я всегда стремился или на отдых и полный покой, или, наоборот, на усидчивую работу... И доныне туда стремлюсь».
За четверть века в России маэстро написал 80 романсов, три оперы, три концерта, две симфонии. «Литургию св. Иоанна Златоуста» и «Всенощное бдение» он, верующий в Бога, считал лучшими. На Западе сочинил только шесть произведений, четыре из них были начаты еще на родине. «Когда большая часть моей жизни уже позади, я постоянно терзаюсь подозрениями, что, может быть, прожил жизнь не лучшим образом».
«Верю в полную победу»
Уже в 1920-е годы Рахманинов начал до трети гонораров жертвовать на благотворительность. Композитору Михаилу Слонову отправил однажды 53 кг продуктов — муку, рис, сахар, чай. Пианистке Елене Гнесиной — кофе, сгущенное молоко, пироги и сладкие булочки. Каждый месяц получалось по 30 посылок в голодающую советскую Россию. Он переводил деньги поэтам и писателям, музыкантам и артистам, выплачивал пособия студентам. Находил заказы художникам и скульпторам. Давал благотворительные концерты... И предположить не мог, что беда нагрянет с родины.
В 1931 году индийский деятель культуры Рабиндранат Тагор, посетив СССР и вдохновившись «советским экспериментом», поделился мыслями с американскими журналистами. Русские эмигранты (в том числе Рахманинов, до этого избегавший политики) в резком письме в «Нью-Йорк таймс» выступили против восхваления системы, губящей людей молотом репрессий. На родине композитор тут же стал «белоэмигрантом-фашистом», «матерым врагом советской власти». Издавать и исполнять его произведения было запрещено. А потом началась война...
Судьба России была для музыканта важнее идеологических разногласий. 28 июня 1941 года он обратился к русским эмигрантам: «Независимо от отношения к большевизму и Сталину истинные патриоты России должны помогать своей Отчизне одолеть агрессоров». Сам он весь сбор от каждого третьего концерта (десятки тысяч долларов!) передавал в фонд помощи Советскому Союзу. К первому чеку, отправленному советскому консулу, приложил письмо: «Это единственный путь, каким я могу выразить мое сочувствие страданиям народа моей родной земли за последние несколько месяцев». В другой раз: «От одного из русских — посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу».
Великая любовь к Родине в сердце великого музыканта жила всегда. Отношения с советскими властями постепенно налаживались. Сергея Рахманинова благодарили, уверяли: «Истинным патриотам всегда будет обеспечена свобода жизни и творчества в нашей стране». Он уже думал о благотворительных концертах в СССР. Начал работать над «Сталинградской симфонией». Планировал объявить о возвращении, просил визу.
Но вернуться не успел...