Алексей Устинов: "За большевизм я дважды исключался из партии эсеров..."
Племянник главы царского правительства Петра Столыпина, оказался в водовороте революционных событий
Как известно, c конца 1980-х гг. из забвения были возвращены многие фигуры российской и советской истории. Алексею Михайловичу Устинову (1879 -1937) в этом отношении не повезло. Родственник П.А. Столыпина1 и при этом член ЦК партии левых эсеров, служивший после октября 1917-го советской власти, - он продолжал открыто отстаивать народнические идеалы вплоть до 1920 г., когда казалось, что все революционное народничество ушло в подполье.
Фигура Устинова до сих пор не получила должного внимания исследователей. В РГАСПИ хранится его автобиография, публикуемая ниже впервые. В этом документе автор рассказывает о своей революционной деятельности, начиная с начала 1900-х гг. и заканчивая февралем 1934 г., когда он был назначен полпредом в Эстонию, где и умер 26 сентября 1937 г. своей смертью.
Пример Устинова ярко показывает, что среди людей Октября были люди с самой необычной биографией. Публикуемый текст неплохо отражает зигзаги жизненных дорог столыпинского родственника и дипломированного историка из Московского университета.
Публикуемый документ хранится в РГАСПИ (Ф. 17), особенности авторской орфографии и пунктуации сохранены.
Автобиография А.М. Устинова
Апрель 1937 года. Таллин
Псевдоним "Безземельный"*
Происходя из родственной Столыпину крупнопоместной дворянской семьи б[ывшей] Саратовской губ[ернии] (родился в селе Бекове в 1879 г.), мне с юных лет пришлось быть свидетелем тяжелых полукрепостных условий, в которых жило крестьянство (до конца 90-х гг. я жил с родными в деревне, где получал домашнее образование и сблизился с крестьянством). В конце 90-х гг. семья переехала в Москву, где я поступил в 6-й класс гимназии Креймана, а затем в университет.
С начала 900-х годов примкнул к радикальному студенческому движению и весной 1902 г. подвергся первому аресту. Дело кончилось пустяками благодаря отказу от показаний при допросе в охранке и вмешательству влиятельных родственников: я был освобожден через несколько дней, и мне было только предложено покинуть на некоторое время Москву - я потерял год учебы (основные мои "преступления" не были раскрыты и установлена только студенческая краснокрестная работа).
В том же 1902 г. мне удалось организовать книжную лавку в селе Бекове, просуществовавшую до 1907 г. и возглавлявшуюся рабочим с московского завода Бромлея; тогда же я начал корреспондировать о студенческом движении и из деревни о деятельности Столыпина в заграничной нелегальной печати под псевдонимом Безземельный (этот псевдоним остался за мной до 1917 г., иногда подписывал Ал-ов, Алов).
Окончив в 1904 г. университет по историческому отделению (отец мой к этому времени умер), я вынужден был отбыть воинскую повинность (отбывал ее в Петербурге в гвардейском стрелковом артиллерийском дивизионе). Осенью того же года был произведен в прапорщики запаса и оставлен в той же части в качестве мобилизованного в связи с Русско-японской войной.
За 1905 г. мне удалось сорганизовать нижних чинов и некоторых унтер-офицеров своего дивизиона и четырех батарей 1-й гвард[ейской] артиллер[ийской] бригады под лозунгом поддержки революции (наша организация была связана с Советом рабочих депутатов). К моменту декабрьского восстания в Москве мы ждали приказа о революционном выступлении и держали связь с рядом частей петербургского гарнизона и некоторыми кавалерийскими частями вне Петербурга (одна из резолюций нашей организации была напечатана в N 2 выходившей тогда газеты "Моряк"). Благодаря жалобе двух фельдфебелей моего дивизиона на ограничение мною их прав дивизионное начальство произвело негласное расследование моей деятельности, но ничего особенно предосудительного установить не смогло, и дело ограничилось немедленной моей демобилизацией (привлеченные к дознанию чины моей батареи не выдали меня - я же был предупрежден о готовящемся дознании заранее штабс-капитаном Беляевым).
К этому времени я уже был связан с крестьянским союзом по линии "Вольно-Экономического общества", где имел дело с с[оциал]-д[емократом] В.В. Кирьяковым ("дядей Васей"). Приехав к себе в деревню (к этому времени было уже разделено между тремя братьями, и мне достались участок "Соколки" и лесной хутор за р. Хопром), я связался с местными деятелями крестьянского союза (в частности, с ветеринарным врачом В.Х. Медведевым). Был организован в селе Бекове народный дом, который стал не только культурным центром, но и прикрытием для деятельности сначала крестьянского союза, а затем и эсэровской организации (радиус действия охватывал весь наш уезд и часть соседних уездов). Этот народный дом просуществовал до 1907 г. Мне удалось организовать несколько десятков волостей под лозунгом поддержки Государственной Думы.
Вожак "лесных братьев"
После разгона Думы в 1906 г. встал вопрос об организации вооруженного восстания на ее поддержку, и в связи с этим я приступил (уже после вступления в партию с.-р.) в июне 1906 г. к созданию боевой организации "лесных братьев" из крестьян, изгнанных из деревень карательными экспедициями генералаСахарова, и бежавших из тюрем.
Вступление в партию с[оциалистов]-р[еволюционеров] было связано с тем, что когда я был делегирован нашими крестьянскими организациями за оружием в Петербург (связи получил от скрывавшейся в нашем уезде старой народоволки Прасковьи Ивановской), меня привлекли к участию в крестьянском съезде, состоявшемся в мае в Гельсингфорсе. (Вступил я в партию в Саратове, куда мне дали явку к т. Левченко, и где я был впоследствии членом горкома.)
К этому времени я через Крестьянский банк передал бесплатно в собственность сокольских крестьян весь принадлежавший мне пахотный участок (около двух тысяч десятин).
Уездная наша организация и группа "лесных братьев" были настолько хорошо сколочены, что наша деятельность, несмотря на постоянные налеты карательных отрядов, развертывалась без провалов. Но уже в первые месяцы 1907 г. "лесным братьям" пришлось оставить район, а мне - уехать в Саратов, где я временно поступил учителем истории в гимназию Воротынской, продолжая вести партийную работу в своем уезде и выполнять партийные поручения в других уездах.
По распоряжению саратовского губернатора графа Татищева мне было вскоре запрещено преподавание, а затем было опубликовано распоряжение о высылке меня из губернии, но я находился уже в подполье. Меня в мае перебросили в Петербург, где я был кооптирован в городской комитет (вел работу с безработными). К моменту разгона 2-й [Государственной] Думы, когда все члены комитета выехали на совет партии в Финляндию, мне было поручено закончить подготовку городской конференции партии. Но, будучи предупрежден анархистами о намеченном в ближайшие дни аресте и всего горкома п[артии] с[оциалистов]-р[еволюционеров], отменил конференцию. На этой работе был прослежен шпиками и арестован в июне на Финляндском вокзале. Сел в "Кресты" в качестве "неизвестного". Через месяц моя фамилия была установлена, и я был привлечен по делу 32, от показаний отказывался и был подвергнут административной высылке на 3 года в Вологодскую губернию. Эта высылка стараниями адвоката Кальмановича была заменена мне высылкой за границу на тот же срок (был доставлен в мае 1908 г. на германскую границу).
Одновременно в Саратовской губернии начиналось дело "лесных братьев". Летом 1908 г. в газетах появилась публикация о розыске меня по этому делу (обвинение по статье 102 и, кажется, 1064). В 1910 г. в связи с этим делом, по которому я фигурировал в качестве главного обвиняемого, я был исключен из дворянского сословия, принадлежавший же мне лесной участок был уже давно взят в опеку. Стараниями парижских адвокатов Рапа и Сталь (путем фиктивной закладной) некоторую стоимость этого участка удалось к 1910 г. выручить, часть вырученных средств партия оставила мне на учение и жизнь семьи (поступил в 1912 г. в Цюрихский политехникум на сельскохозяйственное отделение, которое окончил в 1917 г.).
В Россию в пломбированном вагоне
Попав в эмиграцию сначала в Швейцарию, затем во Францию и снова в Швейцарию, работал в партийной организации (в редакции популярного издательства ЦК п[артии] с[оциалистов]-р[еволюционеров], в военной организации, в поволжском землячестве и др.), а для заработка в 1908-1910 гг. учительствовал в русской школе Фидлера, где работал и т. Семашко.
С 1909 г. стал отходить от официальной позиции п[артии] с[оциалистов]-р[еволюционеров] (по вопросу о терроре), а в 1911 г. - по вопросу о нарастании революции в России (которое Ц к-том отрицалось). Со времени войны примкнул к интернационалистской группе М.А. Натансона (участвовал в подготовке и в обработке материалов Циммервальдской и Кинтальской конференций).
С разрешения партии явился в конце 1914 г. на вызов русских запасных офицеров в Швейцарии и поступил в качестве помощника военного атташе на обработку иностранной печати, впоследствии - на шифрование. По договоренности с ЦК информировал его и швейцарскую партию с[оциал]-д[емократов] (Гримма) обо всем, что могло их интересовать (ко мне в Берн периодически приезжали члены ЦК, или я ездил в Лозанну). В конце 1905 г., когда царскими властями было обнаружено, что я активный революционер, была попытка направить меня во Францию на предмет выдачи царскому правительству, с согласия партии я ушел с работы и окончил Цюрихский политехникум к моменту Февральской революции.
Со вторым эмигрантским поездом через Германию и Швецию выехал в Россию, причем активно участвовал в организации этой поездки вместе с т. Багоцким и Платтеном (фильтрация отъезжавших).
Прибыв в Россию в мае 1917 г., начал с пропагандистской работы в Петрограде и Кронштадте в качестве члена комитета Сев[еро]-Зап[адной правильно: Северной] области партии эсеров, в мае же состоялась первая встреча эмигрантов с членами ЦК, где я от имени интернационалистов выступил против Чернова за совместную работу с большевиками, аргументируя это интересами революции (осуждал политику ЦК).
В конце мая был по моей просьбе направлен в Финляндию, где вел организационную и пропагандистскую работу во флоте и в армейском корпусе, а также участвовал в редактировании эсеровской газеты. Состоял в это время членом Гельсингфорсского исполкома. В июльские дни был арестован вместе с группой т. Антонова-Овсеенко и посажен затем в "Кресты", где состоял старостой 1-го корпуса. Просидел месяц.
К этому времени я за "большевизм" был исключен из п[артии социалистов-револю-ционеров], а затем по настоянию группы товарищей восстановлен, но снова исключен, и уже окончательно, во время 2-го съезда Советов (остался на нем с группой, сформировавшейся уже с осени в партию левых эсеров). В течение лета и осени был несколько раз командирован группой левых в Поволжье для пропаганды в пользу ее позиции в партии эсеров. Попав на крестьянский съезд Саратовской губернии, был от него делегирован на "Демократическое совещание". Ко времени созыва учредительного собрания мои саратовцы провели меня туда по списку эсеров. Моя основная работа протекала с октября в Смольном в качестве члена ревкома, в пропагандистской и организационной деятельности, в частности - на крестьянских съездах, где я организовывал левоэсеровские элементы против правых.
Будучи уже членом ЦК партии левых эсеров и членом президиума ЦИК, был командирован в конце января 1918 г. ЦИК за границу для пропаганды в составе группы товарищей (Я.А. Берзин, А.М. Коллонтай и М.А. Натансон). Как известно, нам не удалось пробраться через Швецию, и мы чуть не попали в плен к шведам, занявшим Аландские острова, а затем к наступавшим на Финляндию немцам.
Из эсеров в большевики
Вернувшись из этой неудачной поездки, я с Натансоном и несколькими другими товарищами резко разошелся с ЦК п[артии] л[евых] с[оциалистов]-р[еволюционеров] по вопросу о Брестском мире и затем - с выхода левых эсеров из правительства. Это послужило поводом к выходу моему из ЦК (в марте 1918 г.); я мотивировал свой выход невозможностью участвовать в политике авантюр. На апрельском съезде левых эсеров в Москве я остался с группой Натансона в меньшинстве и просил тов. Свердлова направить меня на работу в Саратов со специальной целью - дать должное политическое направление одной из крупнейших левоэсеровских организаций.
Я прибыл в Саратов в мае 1918 г. и стал там работать в качестве члена президиума губисполкома, который поручил мне, в частности, помочь в проведении губернского крестьянского съезда. В Саратове застал меня московский левоэсеровский мятеж, к которому саратовская организация левых эсеров отнеслась как к величайшему преступлению. Тут же мы взялись за организацию всероссийского совещания, которое должно было создать народническую партию, готовую на лояльное сотрудничество с советской властью.
Осенью 1918 г. состоялся съезд этой новой партии, получившей название партии революционных коммунистов, членом ЦК которой я был до 1920 г. Эта партия во время 2-го конгресса Коминтерна обратилась в ЦК РКП(б) с просьбой принять ее членов в ряды РКП(б). Я был делегатом 2-го конгресса Коминтерна с правом совещательного голоса.
В сентябре или октябре 1920 г. состоялось решение ЦК РКП(б) о приеме нас в партию, и я вступил в нее с определенным мне постановлением ЦК стажем с 1906 года. На чистке 1921 г. стаж был мне записан с 1920 г., чего я не опротестовал, считая решение правильным, - "большевиком" меня называли с 1917 г., но стал я им реально с 1920 года.
ЦК направил меня на работу в одно из Управлений Штаба РККА вторым заместителем к т. Ленцману (когда его заменял т. Зейбот, я стал первым его замом). В партийной организации этого управления мне, как докладчику по вопросу о профсоюзах, впервые пришлось выступать против установок Троцкого. В 1921 г. я состоял членом бюро объединенной ячейки штаба и вел кружок по аграрному вопросу в самом Хамовническом райкоме.
В связи с тягчайшей формой астмы, которая под конец приковала меня к постели, ЦК отправил меня лечиться за границу на 2 года. Я просил, чтобы мне было разрешено сочетать лечение с работой, и в октябре 1921 года я был направлен в Берлин в распоряжение тов. Крестинского. Сначала я заведовал Бюро Печати, а затем был первым секретарем Полпредства. В 1922 и 1923 годах был секретарем Берлинской партийной ячейки.
Путь советского дипломата
В 1923 году летом я был командирован в Марсель (Франция) во главе делегации Красного Креста для реэвакуации бывш[его] русского экспедиционного корпуса (в состав делегации входили тт. Потемкин, Горб и Ранчевский).
Первые месяцы 1924 года по решению ЦК я был направлен в Крестинтерн, где проработал около 2-3 месяцев. Затем я был назначен генеральным секретарем возглавляемой т. Крестинским делегации по переговорам с Румынией (поездка в Вену). В мае, пройдя партийную проверку, я был направлен полпредом в Грецию, где пробыл до ноября 1929 года.
В декабре 1929 г., пройдя партийную чистку, был назначен Упол[номоченным] НКИД при правительстве ЗСФСР. В Тифлисе пробыл до конца 1932 года. По моей просьбе был прикреплен к рабочей ячейке и некоторое время состоял членом бюро ячейки мебельной фаб[рики] им. т. Молотова, руководил кружком по ленинизму в отделении Госбанка и читал в 1931/32 г. лекции военным по заданию Политуправления.
Когда в 1932 г. меня намечали отправить снова за границу, просил ЦК оставить меня в СССР, я был направлен во Всес[оюзную] Академию сельхознаук им. Ленина, где я с января 1933 г. по февраль 1934 г. состоял членом президиума; руководил там кружками по ленинизму и по подготовке к чистке, там же я прошел и чистку.
В феврале 1934 г. я был назначен полпредом в Эстонию, где нахожусь по сей день.
За время пребывания в ВКП(б) у меня не было никаких расхождений с генеральной линией партии, которую я мог всегда поддерживать со всей убежденностью и без всяких колебаний.
Никаких партийных взысканий за время пребывания в ВКП(б) не имею.
Алексей Устинов
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 100. Д. 75280. Л. 6-12.
Машинопись. Копия.
1. Дядя А.М. Устинова, дипломат Александр Михайлович Устинов (1843-1912) и младший брат Петра Аркадьевича Александр Аркадьевич Столыпин (1863-1925) были женаты на родных сестрах Наталье и Ольге Николаевне Мессинг.