Каким Египет был почти 200 лет назад: выставка в Музее Востока
Дмитрий Ефимов первым из русских художников-профессионалов побывал в стране пирамид и запечатлел ее памятники.
Чтобы окунуться в мир древней цивилизации, совсем не обязательно ехать в Петербург, где в Эрмитаже проходит выставка «Египтомания» — в честь 200-летия дешифровки иероглифов Жаном-Франсуа Шампольоном. Есть на что посмотреть и в Москве. В Государственном музее Востока до конца недели работает экспозиция «От Петербурга до Асуана: путешествие Дмитрия Ефимова в Египет (1834-1835)», которая показывает, какой далекая страна была почти два века назад. «Ефимов был первым профессиональным художником из Российской империи, попавшим в Египет, — рассказала «Культуре» куратор выставки, старший научный сотрудник музея Дарья Ванюкова. — До него туда ездили путешественники, паломники, ученые, политические деятели, коллекционеры. А он был первым, кто отправился в Египет из России за впечатлениями. И в итоге внес свой вклад в становление отечественной египтологии».При этом про самого Ефимова известно не так много. Учился в архитектурном классе в Императорской Академии художеств. Получил Большую Золотую медаль, а вместе с ней — право на пенсионерскую поездку в Италию. Отправился в путешествие вместе с другим молодым архитектором — Романом Кузьминым: в 1834 году они поехали в Турцию, оттуда — в Грецию. Однако вскоре их пути разошлись.
— Кузьмин писал Алексею Оленину, президенту Академии художеств, что они собрались в Италию, но тут Дмитрию Ефимову представился случай поехать в Египет. Он отправился туда вместе с отставным полковником Андреем Сабуровым — будущим директором Императорских театров, который, по всей видимости, путешествовал. Как Ефимов убедил его оплатить дорожные расходы, мы не знаем. Но известно, что Оленин страстно увлекался Египтом, и Ефимов мог быть уверен, что его благословят на эту поездку. Более полугода он путешествовал по Египту, а затем прибыл в место назначения — Рим, — объяснила «Культуре» Дарья Ванюкова.
В Вечном городе в то время обосновалась целая колония русских художников, самым известным представителем которой был Александр Иванов. Но главной звездой русскоязычного «коммьюнити» был, конечно, Николай Гоголь, вспоминавший: «Когда въехал в Рим, я в первый раз не мог дать себе ясного отчета. Он показался маленьким. Но чем далее, он мне кажется большим и большим, строения огромнее, виды красивее, небо лучше, а картин, развалин и антиков смотреть на всю жизнь станет. Влюбляешься в Рим медленно, понемногу — и уж на всю жизнь». Правда, с художниками отношения писателя складывались не слишком успешно: он был необщительным, а порой даже категоричным в оценках и желчным, что некоторые объясняли проблемами со здоровьем. Под шквал его критики попал и Дмитрий Ефимов, с которым они постоянно спорили, встречаясь в римских гостиных. Сам Николай Васильевич так отзывался об архитекторе: «И я похож теперь на Ефимова, который показывал тебе египетские древности, в уверенности, что это его собственные открытия, потому только, что он имеет благородное обыкновение, свойственное, впрочем, всем художникам, не заглядывать в книги».
Подобные оценки, конечно, «подпортили» имидж Дмитрия Ефимова в глазах потомков. И все же стали источником сведений об итальянском периоде его жизни. «Гоголеведы внимательно изучали весь круг общения Николая Васильевича, — рассказала «Культуре» Дарья Ванюкова. — Благодаря им имеются сведения о жизни Ефимова в Риме. Кстати, он был знаком с одним из первых учеников Шампольона — Ипполито Роселлини, который, видимо, посоветовал издать научные впечатления о путешествии в Египет. Книга вышла в 1838 году в Риме на итальянском языке. Один экземпляр Ефимов отправил русскому государю, другой — в Академию художеств…»
Вернувшись в Россию, Дмитрий Ефимов получил звание академика, стал архитектором при Царскосельском дворцовом управлении. «Его самая трогательная работа — оформление зала в Александровском дворце в Царском Селе, где он соорудил деревянную катальную горку для императорских детей, — отметила Дарья Ванюкова. — Кроме того, Ефимов был профессором Петербургского университета. Но в историю все-таки вошел как исследователь Древнего Египта: современники называли его «египтянином». Исследователи архитектуры в конце XIX — начале XX века утверждали, что как архитектор он мало себя проявил. А вот египтологи сразу писали о нем с большой теплотой. Ученые с мировыми именами — например, Николай Петровский — сокрушались, что не сохранилось рисунков Ефимова».
И действительно, его египетские зарисовки «всплыли» совсем недавно, и эта история напоминает детектив:
— Ефимов выставлялся в Академии художеств, но, видимо, рисунки к нему потом вернулись, потому что в фондах Академии их, как я понимаю, нет. Его архив хранится в Центральном государственном историческом архиве в Петербурге, однако это именно архивные материалы, выдержки из которых мы опубликовали в каталоге. После смерти Ефимова рисунки, вероятно, пропали, и их судьба была неизвестна вплоть до середины 1980-х, когда их принес в наш музей Шоель Гельман. Сотрудница, занимавшаяся Древним Египтом, — Светлана Берзина — очень заинтересовалась этими вещами, и в 1988 году они поступили к нам в фонды, — рассказала «Культуре» Дарья Ванюкова.
Сегодня в музее хранится 40 графических работ художника, причем сколько их было изначально, неизвестно. Но даже имеющиеся позволяют проследить этапы путешествия по Египту, хотя здесь нет изображений Александрии — куда обычно прибывали иностранцы. Зато есть Каир, в том числе зарисовки мусульманской архитектуры. А еще — Гиза, правда, без знаменитых пирамид: возможно, они не заинтересовали художника или рисунки просто затерялись. Показаны и другие места Верхнего Египта: Карнак, Луксор, Эсна… Как объяснила «Культуре» Дарья Ванюкова, Ефимов не только доехал до Асуана, но даже добрался до Абу-Симбела: величественного храмового комплекса. С ним, кстати, связана любопытная история.
— Одна из посетительниц нашего музея была в Абу-Симбеле в минувшем ноябре и сделала много фотографий входа в храм Рамзеса II. И уже дома, разглядывая снимки, увидела надпись под ногой царя — «Ефимов 1835». Каким-то чудом она вспомнила, что у нас идет выставка, и написала письмо, где спросила: не наш ли герой учинил безобразие и испортил памятник? Оказалось, это действительно Ефимов. Так мы узнали еще одну деталь его биографии. Безусловно, она ярко характеризует ту эпоху, когда все оставляли надписи на памятниках, — рассказала «Культуре» Дарья Ванюкова.
И это не единственный любопытный факт. Благодаря рисункам Ефимова некоторые памятники можно увидеть на «родных» местах. Дело в том, что из-за строительства новой Асуанской плотины большие территории оказались затоплены. Одни сооружения ушли под воду, другие — были переданы европейским странам, участвовавшим в спасении шедевров. Ныне их можно увидеть в музеях или парках: например, маленький храм Амона находится в парке де ла Монтанья в центре Мадрида. А самые ценные постройки перенесли на новое место. В их числе был, например, Абу-Симбел, который «переместили» на 65 метров выше. А храм Ра-Хорахти в Амаде был поднят на 2,5 километра. Причем Ефимов запечатлел его до реставрации — с куполом коптской церкви. Местные христианские общины нередко приспосабливали древние культовые постройки и перестраивали их.
Наконец, Дмитрий Ефимов, вероятно, оставил нам автопортрет: в интерьере одного из храмов в Нубии можно увидеть фигурку европейца, одетого по-походному — в шляпе с широкими полями, с палкой в руке. «Мне кажется, это Ефимов, потому что у него в широком рукаве кафтана дорожный альбом, — объяснила Дарья Ванюкова. — К сожалению, его портрета не сохранилось. Возможно, он присутствует на групповых портретах выпускников Академии художеств, но это еще предстоит выяснить».
Рисунки художника оттеняют несколько артефактов. Один из них — скульптурный портрет царя Аменемхета III из Российского национального музея музыки. Можно сравнить этот образ, созданный в XIX веке до н.э, с графикой Ефимова и увидеть, как на художника повлияло европейское образование, основанное на античной традиции: ему с трудом давались пропорции древнеегипетских фигур. «У этого памятника своя интересная история, — рассказала Дарья Ванюкова. — Он происходит из собрания Николая Голованова, одного из самых известных дирижеров советского времени: он был главным дирижером Большого театра в сложные послевоенные годы. Судя по всему, в 1920-е Голованов увлекся собиранием восточных древностей и тогда же через посредников приобрел это изображение. После смерти дирижера его квартира стала частью Российского национального музея музыки, так вещь оказалась в их фондах. Это довольно редкая скульптура: в мире всего около 70 памятников, атрибутированных Аменемхету III».
А еще музей предлагает полюбоваться на ампирную мебель, отсылающую к древнеегипетскому искусству: после египетского похода Наполеона Европа увлеклась загадочной цивилизацией. Другой интересный предмет — ожерелье из коллекции Рерихов, переданное музею другом семьи Кэтрин Кэмпбелл-Стиббе. Как рассказала Дарья Ванюкова, ожерелье было перенабрано: фаянсовые бусины, амулеты богини Сохмет и скарабей относятся к Древнему Египту. А вот цепочка — к концу XIX — началу XX века, когда было модно собирать украшения из памятников древности. Впрочем, подобные вещи делали и раньше, однако украшения выглядели массивно: зато для рубежа веков характерна более утонченная форма. Замыкает экспозицию книга Дмитрия Ефимова, долгие годы остававшаяся главным результатом его египетских странствий. Теперь она — дополняет и оттеняет его рисунки.
Выставка работает до 15 января.
Фотографии предоставлены пресс-службой Музея Востока.