Болтовня и флейм • Re: Санкт-Петербург
Петербург родился в объятьях зимы. Солнечные лучи скользили по волнам северного ветра, словно краснощёкие дети на санках. Я очнулся в пушистой постели лучшего номера Wynwood на Грибоедова. Рядом нежно сопела актриса - её дыханье сложилось в мелодию сладкого сна. Хотелось поцеловать каждую частичку девичьего тела, пахнущего топленым молоком. Я лишь облизнулся, но не посмел нарушить тонкую гармонию утра.
Горячий душ затуманил зеркальное полотно и я брился наощупь, предвкушая свидание с колодцами, проспектами и дворцами. Пил кофе за круглым столом у окна, созерцая Казанский собор. Лишь на секунду нарушил пьянящую тишину, впустив в комнату шум зимней столицы, пробудившейся ото сна. Тихо оделся, поцеловал розовую пятку Саши - она хихикнула, спрятав ножку в тёплом сугробе одеял. Неужели жизнь случается столь хороша?
Шёл по лестнице медленно, плавно, будто кот за желанной сметаной. На стенах висели картины современных художниц - я всегда любил живопись юных женщин за чистейшие визги души. Молодые рисуют губами, ресницами, тонким носом и каплями слёз. Засмотревшись, посеял все мысли - они сыпались по ступеням, разбиваясь о каменный пол. Сердцу не хватало драмы, мелодий и водки.
Директор отеля улыбнулась, красивая и весёлая, как надвигающаяся весна. Я распустил хвост и щедро дарил комплименты, будто студент, получивший пятерку. Уже в машине ощутил под собой Дворцовый мост, опустил стекло и поцеловал дыхание города.
В «Харвесте» на Петроградке было безлюдно - воскресная публика пропадала в постелях, театрах и галереях. Молодая пара в центре зала безуспешно пыталась накормить блонди-кудрявую дочь. Девочка куксилась, тёрла кулачками голубые глаза, и злобно смотрела на блюдце с пельмешками, усыпанными петрушкой. За далёким столом пряталась женщина, уже не молодая, но вовсе не тронутая тиканьем часов. Брюнетка с белоснежной кожей, укутанной в дорогой макияж, часто хлопала пепельными репницами, пытаясь взлететь над Невой. В её тонких пальцах дрожал бокал игристого вина, возвещающего об утреннем счастье и одиночестве. Я заказал водку со льдом, обмяк и почти уснул. Сквозь мутные виденья уши поймали девичий крик:
⁃ Я ненавижу его, ненавижу, сука, ненавижу…
Девица пряталась за забором из полупустых бокалов - не допивая, она просила повторить один за другим. Розовая помада чуть размазалась по острому подбородку, глаза спрятались в кляксах туши, из ноздрей иногда появлюсь маленький пузырьки. В её аккуратных ушах поселилась подруга, готовая всё стерпеть:
⁃ Понимаешь, он взял один билет. Взял, б***, один билет и улетел в Тайланд. НА МЕСЯЦ, СУКА!
Девочка отвлеклась от пельменей, несмело выпрямила шею и повернулась к женской особи постарше.
⁃ Никогда, б****, никогда я больше…Я никогда больше ему не напишу, клянусь…
Бармен выглянул из-за стойки и застыл с ёршиком и пузытам декантатором в руках.
⁃ Хоть бы один подсолнух мне подарил. Мне нужен был один, сука, подсолнух…
Девица захлёбывалась в слезах и мыслях:
⁃ Я сейчас ему всё напишу. И его друзьям всем напишу, всем этим дизайнером, б****, прекрасной новой России. Сволочи. Сволочи. СВОЛОЧИ!
Она всхлипнула, осушила полный бокал и громко ушла в туалет, будто прокручивая пол под ногами. Девочка долго смотрела в пустоту, ещё недавно заполненную истерикой, затем обернулась к столу, посмотрела на маму, папу и свою тарелку:
⁃ Всё-таки эти пельмени - сволочи.
Наконец, я понял почти всё и совсем. Мудрость присутствует в женщинах с рожденья, как и солнечная красота. Им не хватает только подсолнуха. Я подошёл к хостес, забрал со стойки вазу с полевыми цветами и поставил на стол к ещё остывающей в клозете девице. Оплатил два счёта, свой и с уймой чужих пузырьков, быстро убыл, не успев попрощаться с соучастниками драмы.
В городе вечерело, я бежал через Невский, чтобы распечатать две путевки в Тайланд. Сквозь песню уличного музыканта я слышал, как в лучшем отеле лучшего зимнего города на Земле просыпается девушка, которая никогда не должна утопать в слезах.
И этот город останется
Также загадочно любим.
В нем пропадают
Такие девчонки.
