История одного верлибра
Верлибр — это стихотворение, написанное не по правилам классического стихосложения. Как правило, такие стихи лишены рифмы и размера, но сохраняют целый ряд стихотворных признаков, таких как, например, разбиение текста на строки.
В России верлибры стали очень популярны в эпоху Серебряного века. Трудно вспомнить хоть одного поэта той эпохи, который не написал бы ни одного свободного стиха. И всё же верлибр не стал тогда массовым явлением, и ни один поэт не сделал его своей основной творческой формой.
Верлибры Блока
Больше всего известны, пожалуй, верлибры Блока. Вас, наверное, удивит, что на самом деле во всём творческом наследии поэта насчитывается всего-навсего шесть верлибров. Зато целых два из них стали не только самыми известными в творчестве русского символиста, но вообще самыми известными верлибрами Серебряного века.
Оба стихотворения Блок написал 6 февраля 1908 года. В этот звездный для русского верлибра день к поэту пришли две гостьи — Елизавета Пиленко и Наталья Волохова. Обеим влюбленным в него девушкам Блок посвятил по стихотворению.
Актриса Наталья Волохова, у которой с поэтом был достаточно бурный роман — их отношения продлились почти два года — стала героиней двух циклов стихов «Снежная маска» и «Фаина».
И героиней верлибра:
«Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся, Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.»...
Второй девушке, 15-летней Елизавете Пиленко, суждено было стать поэтессой Кузьминой-Караваевой, но мир узнал её как монахиню Мать Марию. Она погибла в 1945 году в газовой камере концлагеря Равенсбрюк. На смерть она пошла добровольно — вместо одной из отобранных женщин. В 2004 году она была канонизирована Константинопольским патриархатом.
Именно о ней и о том, как встреча с Блоком повлияла на её жизнь, и пойдёт речь.
Родилась Елизавета Кузьмина-Караваева (урождённая Пиленко) в Риге 21 декабря 1891 года в семье юриста. В детстве она жила с семьёй в Анапе, в Ялте, и только в 1906 году переехала в Петербург, куда был переведён на службу отец. В этом же году он скоропостижно скончался, и эта смерть потрясла девочку. С этого момента кончилось её детство. Перед ней открылся, как она писала, «бедный мир, в котором нет Бога, в котором царствует смерть, горе, зло и несправедливость».
Из дневника Лизы Пиленко: «Я ненавидела Петербург. Самая острая тоска за всю жизнь была именно тогда и душе хотелось подвига, гибели за всю неправду мира, чтобы не было этого рыжего тумана и бессмыслицы. Я бродила часами, писала стихи, места себе не находила. Смысла не было не только в моей жизни, во всём мире безнадёжно утрачивался смысл».
Однажды старшая двоюродная сестра повела Лизу на литературный вечер. Там выступали поэты-декаденты. Всё, что звучало в зале, было ей малоинтересно, не задевало сердца. И вдруг…
Много лет спустя она вспоминала поразившего её чтеца, вновь и вновь переживая тот важный для нее вечер:
«Очень прямой, немного надменный. Голос медленный, усталый, металлический. Темномедные волосы, лицо не современное, а будто со средневекового надгробного памятника, из камня высеченное, красивое и неподвижное. Читает «По вечерам, над ресторанами...", " Незнакомка"... ещё читает.
В моей душе - огромное внимание. Человек с таким далёким, безразличным, красивым лицом. Это совсем не то, что другие. Передо мной что-то небывалое, головой выше всего, что я знаю. Что-то отмеченное... В стихах много тоски, безнадёжности, много голосов страшного Петербурга, рыжий туман, городское удушье. Они не вне меня, они поют во мне самой, они как бы мои стихи. Я уже знаю, что ОН владеет тайной, около которой я брожу, с которой почти сталкивалась столько раз во время своих скитаний по островам этого города.
Спрашиваю сестру: «Посмотри в программе - кто это?» Отвечает: «Александр Блок» .
Сразу же после этого вечера Лиза купила сборник стихов, а прочитав, попросилась в гости к поэту и получила приглашение.
Они проговорили до темноты. Блок не ответил на её детскую восторженную влюблённость, но от разговора у неё осталось светлое чувство: «Мы долго говорим. За окном уже темно. Он не зажигает света. Мне хорошо, я дома, хотя многого не могу понять. Я чувствую, что около меня большой человек, что он мучается больше, чем я. Меня поражает его особая внимательность, какая-то нежная бережность... »
Через неделю Блок прислал Лизе, в котором были те самые стихи.
Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
и презираете свою красоту —
Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
и слишком занят собой.
Ведь я — сочинитель,
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Все же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
и потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные речи о земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как — только влюбленный
Имеет право на звание человека.
Лиза Пиленко честно попыталась послушаться совета, и в 1910-м вышла замуж за молодого юриста Дмитрия Кузьмина-Караваева. Вряд ли, правда, это был тот самый «простой человек», которого прочил ей Блок. Её муж принадлежал к интеллектуальной элите того времени и вёл богемный образ жизни. Спустя годы она писала в воспоминаниях:
«Мы жили среди огромной страны, словно на необитаемом острове. Россия не знала грамоты — в нашей среде сосредоточилась вся мировая культура: цитировали наизусть греков, увлекались французскими символистами, считали скандинавскую поэзию своею, знали философию и богословие, поэзию и историю всего мира, в этом смысле мы были гражданами вселенной, хранителями великого культурного музея человечества. Это был Рим времен упадка... Мы были последним актом трагедии — разрыва народа и интеллигенции».
Она писала стихи, вращалась в литературных кругах и, конечно, постоянно сталкивалась с Блоком — у общих знакомых, на вечерах. Было ли тут виной чувство к нему, с которым ей так и не удалось справиться, или причина крылась в чём-то другом, но брак распался, а Елизавета Юрьевна уехала на какое-то время в Анапу, а потом вернулась в Петербург.
И сразу же снова пришла к Блоку. С той же решимостью и отчаянием, что и в первый раз. Возможно, она искала даже не развития романа — она видела в нём учителя, человека, которому доступны были доступны высшие смыслы и ответы на главные вопросы.
Их связывали странные отношения. Она стала часто бывать у него дома, они говорили, иногда до утра, сидя обыкновенно в самых дальних углах комнаты («он у стола, я на диване»). Говорили о трагичности человеческих отношений, о стихах, о «доблести, о подвигах, о славе»...
Эта романтическая дружба продолжалась и тогда, когда Елизавета Юрьевна встретила, наконец «простого человека, который любит землю и небо» — революционера и охотника, от которого у неё родилась дочь Гаяна.
«С мужем я разошлась, и было еще много тяжести, кроме этого... Весной уеду, буду жить чужой жизнью, говорить о революции, о терроре, об охоте, о воспитании детей, о моей любви к тому человеку, куда я уеду, — и думать о Вас... Мой дорогой, любимый мой...»
Первая мировая война перечеркнула надежду на «тихое женское счастье». Отец Гаяны ушел на фронт и пропал без вести...
Второй брак и эмиграция
Лизавета вышла замуж ещё раз — летом 1919 года за Д. Е. Скобцова, кубанского казачьего деятеля. Вместе с ним, с матерью и дочерью Гаяной, она эвакуировались в Грузию после разгрома Белого движения на Кубани. Там у Елизаветы Юрьевны родился сын Юрий, затем дочь Анастасия, а в январе 1924 года вся семья переехала в Париж.
7 марта 1926 года младшая дочь Лизаветы умерла от менингита. Потрясённая горем, она мучительно искала новый смысл жизни и в такой сложный момент, здесь, на чужбине, узнала ещё об одном трагическом событии — кончине Блока. По свидетельству её матери, горе её было беспредельным...
Второй брак Лизаветы тоже не сложился. Она рассталась по-дружески со своим вторым мужем и сохранила с ним тёплые отношения. Но её ждал уже другой путь.
В марте 1932 года она приняла постриг и начала своё нетрадиционное монашеское служение в миру.
Она организовала в Париже общежитие для одиноких женщин, дом отдыха для выздоравливающих туберкулезных больных в Нуази-ле-Гран под Парижем, причем большую часть работы там делала сама. При общежитии была устроена церковь Покрова Пресвятой Богородицы и курсы псаломщиков, а с зимы 1936–1937 — миссионерские курсы.
Монахиня Мария постоянно выступала с докладами, публиковала богословские и остро-социальные статьи, в пятнадцатую годовщину смерти Александра Блока напечатала в журнале «Современные записки» мемуарный очерк «Встречи с Блоком». Несмотря на невероятную занятость, много времени уделяла поэзии — в 1937 году в Берлине вышел её сборник «Стихи», в конце 1930-х — начале 1940-х годов она написала стихотворные пьесы-мистерии «Анна», «Семь чаш» и «Солдаты».
В июле 1935 года старшая дочь Марии (Скобцовой) Гаяна уехала в СССР и 30 июля 1936 года скоропостижно умерла в Москве по официальной версии от дизентерии, по слухам — от подпольного аборта.
Война, гибель и канонизация
Во время нацистской оккупации Парижа общежитие монахини Марии на улице Лурмель стало одним из штабов Сопротивления. Дома на Лурмель и в Нуази-ле-Гран стали убежищами для евреев и военнопленных, мать Мария и отец Димитрий Клепинин также выдавали евреям фиктивные свидетельства о крещении, которые иногда помогали. Ей также удалось вывезти в мусорных контейнерах несколько еврейских детей, которых готовили к отправке в лагеря смерти.
8 февраля 1943 года гестапо арестовало её сына Юрия, а 9 февраля и саму Марию. Сначала её держали в тюрьме форта Роменвиль, а затем отправили в концлагерь Равенсбрюк. 6 февраля 1944 года Юрий Скобцов погиб в концлагере Дора («филиал» Бухенвальда), монахиня Мария была казнена в газовой камере Равенсбрюка 31 марта 1945 года, за неделю до освобождения лагеря Красной армией.
Говорят, что узнав о начале войны, она сказала:
«Я не боюсь за Россию. Я знаю, что она победит... России предстоит великое будущее. Но какой океан крови...»
В 1985 года мемориальным центром Яд Вашем матери Марии посмертно было присвоено звание «праведник мира». 16 января 2004 года Елизавета Пиленко канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица.
Мемориальная доска. На доме, где родилась Елизавета Пиленко. Рига, улица Элизабетес, 21