Слесарчук: «Латвийский футбол — детский уровень»

Он родился в России, выступал за сборную Латвии, а большую часть карьеры успешно провел в Белоруссии, играя за «Славию», «Шахтер», «Витебск» и «Днепр». 38–летний форвард Игорь Слесарчук, недавно объявивший о завершении карьеры рассказал о рижском периоде в «Сконто», об Александре Старкове и латвийском футболе в целом.

— Когда твердо решил повесить бутсы на гвоздь?

 

— За три недели до окончания чемпионата, когда «Славия» досрочно вышла в высшую лигу. Вместе сошлись несколько факторов. Во–первых, поступило предложение от Юрия Иосифовича Пунтуса о плавном переходе на тренерскую работу. Такой шанс может больше не представиться, поэтому практически сразу согласился. Во–вторых, из–за частых травм пропустил немало встреч в прошлом сезоне. На финише здоровье уже не позволяло играть в полную силу, но попросил у главного тренера сыграть в последнем туре с «Ислочью» (0:0), чтобы поставить достойную точку.

 

— Как оцениваешь свой дембельский аккорд?

 

— Могло быть и лучше. Смазали концовочку. Но учитывая все обстоятельства и финансовое положение «Славии», прыгнули на две головы выше и вернулись в высшую лигу. Дай бог, чтобы этот успех послужил толчком развития футбола в городе. К сожалению, после знаковых побед «Славии» на рубеже веков мы не оставили после себя ничего, кроме славной памяти. А ведь тогда возможности были несопоставимы с нынешними. Хорошей спортивной инфраструктуры в Мозыре, увы, нет.

 

— Почему часто выбирал 13–й номер?

 

— Мне очень нравился великий немецкий нападающий Герд Мюллер, игравший под этим номером. Человек штрафной. Хотел быть похожим на него.

 

— Каким ветром тебя занесло в Белоруссию?

 

— В 18 лет выиграл со «Сконто» чемпионат Латвии, забил десять голов и подавал большие надежды. Тренер Овчинников, знаменитый Борман из Нижнего Новгорода, предложил перебраться в российскую премьер–лигу. Но я умудрился сломать лодыжку и большую берцовую кость, и все пошло наперекосяк. В шутку говорю, что закончил карьеру в 19 лет. Те давние травмы, конечно, наложили большой отпечаток на мою дальнейшую игру: год вынужденно использовал специальный корсет на ноге, правый голеностоп стал малоподвижен…

Однажды сцепились в легкой рукопашной с главкомом «Сконто» Старковым, который задвинул меня в запас, а потом и вовсе отчислил. Я был молод и задирист. Старков прямым текстом заявил, что меня сгноит. После этого я практически не играл в национальной сборной, которую он долго возглавлял. Клуб выставил за мой трансфер сто тысяч долларов. Разумеется, такую сумму в Латвии никто не потянул, и зимой 1998 года меня выкупила «Славия», а буквально через несколько месяцев встретил в Мозыре свою будущую жену.

 

— Предполагал тогда, что осядешь здесь надолго?

 

— Нет. Рассматривал Белоруссию как трамплин в более сильный чемпионат, а получилось иначе. Виню только себя: проиграл конкуренцию и не смог в полной мере раскрыть свой потенциал. Видно, это судьба: отец–белорус уехал в Латвию и встретил мою маму, а я вернулся на его родину и нашел свою вторую половинку.

 

— Тебя отличала не только яркая игра, но и блондинистая шевелюра…

 

— Приехал в Мозырь с длинными волосами. В парикмахерской гостиницы «Припять» постригся и покрасил волосы сначала в белый, а позже в платиновый цвет. Захотелось поэкспериментировать, а может, это был своего рода протест, что не по своей воле уехал из «Сконто». Мама приехала в гости, зашла в гостиничный номер, увидела белого мальчика и не узнала собственного сына. Обратилась к соседу Малееву: «Извините, а где Игорь Слесарчук?». Был еще такой случай. Однажды еще юношей сказал в Латвии партнерам по команде: мол, чтобы хорошо играть, надо хорошо выглядеть. Давно забыл об этом, а когда через много лет вернулся на родину, один из парней и говорит: «Игорь, для меня твои слова стали законом». С тех пор перед матчами он неизменно пользовался гелем, всегда такой модный, с прической.

 

— Как чувствовал себя за спинами супердуэта Василюк — Стрипейкис?

 

— Доказывал каждодневной пахотой на тренировках, что достоин лучшего. Они располагали большим игровым временем, много забивали и на тот момент были сильнее меня. Элементарно мог уйти в клуб–середнячок и быть первым парнем на деревне, благо варианты были, но хотел бороться за медали. Всегда возникала обида, если видел, что я лучше в данный конкретный день, но все равно оставался в запасе. Бурчал и злился, но продолжал тренироваться еще усерднее. Ни один наставник не вправе меня упрекнуть.

 

— Как тебя «учили» старики?

 

— Бывало, доставалось. Но никого не боялся и давал отпор. В 17 лет приехал со «Сконто» на Кубок Содружества в Москву. Старшие немножко «хапнули». Грузимся в автобус, и один парень (ему было лишь 22 года, и вскоре я вытеснил его из основы) нагло мне бросил: «Эй, молодой, возьми мячи!» Я отказался. Нас закрыли в номере, чтобы он меня побил. Но до драки не дошло: партнер быстро остыл и пожал мне руку. Меня возмутил его тон: я сам прекрасно знаю, что надо взять мячи, и не стоит лишний раз напоминать об этом.

 

— Что представляет собой латвийский футбол?

 

— В 1997 году в еврокубках «Сконто» в упорной борьбе уступил великой «Барселоне» (2:3 и 0:1), и с тех пор в Латвии король футбола — тренер Старков. Находился в тех матчах в запасе, но мне не дали шанса проявить себя. Впрочем, у меня были достойные конкуренты — Пахарь и Верпаковский. Латвийцы вышли на Евро–2004 и долго считали, что сильнее белорусов. Правда, сейчас они так не думают. Ныне в Латвии — детский уровень игры. Денег нет. Катастрофа. Федерация футбола — шарашкина контора. Вместо контрактов лежат голые бумажки — без сумм и дат. Полный бардак. Вот вам и Европа…

 

— Российский отрезок твоей карьеры получился скоротечным.

 

— Главное, что осуществил мечту. Всегда стремился уехать в российский чемпионат, но по разным причинам срывались мои переходы в «Локомотив» (Нижний Новгород) в 1995–м, в «Анжи» в 2001–м и «Звезду» (Иркутск) в 2007–м. Но в 32 года благодаря содействию экс–партнера «Славии» Саши Грубера наконец–то добрался до России. Причем за сезон успел сыграть сразу в двух клубах: «Волгарь–Газпром» (Астрахань) и «Машук–КМВ» (Пятигорск). Честно говоря, иностранцы там на фиг никому не нужны. Если на тебе нельзя поживиться, относятся с прохладцей.

 

— Ты родился в России, выступал за сборную Латвии, а большую часть карьеры провел в Белоруссии. Сам–то кем себя считаешь?

 

— Прибалтом. Хотя в Латвии меня называют белорусом. Здесь я чужой, приезжаю на родину — и там тоже чужой. Странная ситуация. С Латвией кроме родителей меня ничего не связывает. Латышский язык учил в школе, кое–что помню: «лабрит» — “доброе утро”, «лабвакар» — “добрый вечер”… Если попадаю в языковую среду, проблем не испытываю. В 2008–м я получил российский паспорт, а через четыре года — вид на жительство в Белоруссии.

 

У меня действительно приличная карьера в белорусских клубах: девять сезонов в высшей лиге и три — в первой. Парадоксально, но при этом меня плохо знали здесь. Долго выступал в «Славии» и «Шахтере», трижды выиграл золото в Латвии со «Сконто» и «Вентспилсом» и стал лучшим бомбардиром чемпионата, вызывался в национальную сборную, пусть и на товарищеские матчи. И когда в 2010–м вновь приехал в Белоруссию, главный тренер «Витебска» Юрий Коноплев даже не знал о таком футболисте, как Слесарчук. Да, я никогда не был звездой, но всегда играл на добротном уровне.

 

— Тебе давали прозвища?

 

— В «Сконто» прозвали Икпеба — за схожую манеру игры с нигерийским футболистом из «Монако». Некоторые не врубались и думали, что я внешне похож на африканца. Было забавно. В России я стал Гарри — производное от Игоря. Из–за украинской фамилии иногда звали Бенда (бендеровец).

 

— Лучший партнер?

 

— Александр Хацкевич. В 2005 году провел с ним на поле буквально несколько матчей за «Венту» и получил колоссальное удовольствие от игры. Очень высокий уровень мастерства. Футбольный интеллект. Любое мое правильное открывание незамедлительно поощрялось пасом. Желаю удачи Хацкевичу на посту главного тренера сборной Белоруссии.

 

— Завершение карьеры — время подведения итогов…

 

— Меня всегда отличали большие амбиции. Знал себе цену, хотя, возможно, не всегда ее подкреплял. К сожалению, в среднем за сезон переносил две травмы. Из–за переломов плюсневой кости полностью пропустил 2009 год. Уверен, мне было дано больше, чем удалось достичь за игроцкую жизнь. Но ни о чем не жалею. Не понимаю футболистов, которые плачут, что мало платят. Не платят — пожалуйста, уходи. Мир большой, команд много. Меня убрали только из «Сконто», другие клубы покидал по собственной инициативе. Всегда стремился прогрессировать.

 

— На кого из своих наставников хочешь быть похожим?

 

— В «Венте» удалось поработать с Олегом Лужным, грамотно строившем общую структуру игры. Наверняка сказывалась школа великих Лобановского и Венгера, под руководством которых он играл. Лужный раскрыл мне глаза: даже футболистов невысокого уровня можно научить хорошо играть. С рождения ведь никто не умеет ходить, говорить и читать. Все люди обучаемы. Также и в футболе. Просто у каждого есть свой предел.

 

Серьезное влияние на меня оказал украинский тренер «Вентспилса» Роман Григорчук, который силен направленностью тренировочного процесса. С ним связаны интересные эпизоды. Играли дома в Вентспилсе. Счет 0:0. Перерыв. Григорчук, очень требовательный наставник, ворвался в раздевалку и начал орать: то не то, это не так… Все примолкли, кроме одного футболиста, который попробовал было перечить, Григорчук подлетел к строптивцу и ка–а–ак врезал ему по ноге. Пострадавший демонстративно отказался продолжать игру и скинул бутсы. Тренер разозлился еще больше и наложил на него штраф: «Сто долларов! На поле!» Тот в ответ: «Не буду играть!» — «Пятьсот» — «Нет!». Главком не унимался: «Тысяча!» И провинившийся быстренько натянул бутсы обратно…

 

 

Выступал за нас один грузин. Однажды Григорчук был очень недоволен его игрой и решил подавить морально. Медленно надвигался на него и громко кричал. Когда тренер почти приблизился, здоровенный грузин — раз — и резко встал да смотрит сверху на тренера. Григорчук вмиг обомлел и попятился назад. Раздевалка в шоке. Это надо было видеть.