Манили Норильские горы
Первый блин
В освоении норильских богатств существует несколько знаковых дат: 1865 год, 1893 год, 1915 год, 1919 год и 1920-й. В 1865–м в Сибирском горнорудном управлении, которое находилось тогда в Барнауле, были оформлены документы на право разработки Норильского месторождения угля и меди енисейскому купцу второй гильдии Петру Сотникову и енисейскому купцу Александру Кытманову. Несмотря на кажущийся успех предприятия (было выплавлено 2000 пудов черновой меди), история эта достаточно быстро — уже в начале 1870–х гг. — закончилась. При отсутствии транспортной составляющей невозможно было ни отремонтировать прогоревшую, с большим трудом возведенную кирпичную печь, ни доставить потребителю так называемую готовую продукцию.
Вторая попытка
Вторая дата напоминает нам о новой попытке разработки месторождения, но уже с целью поставки угля для экспедиции по Севморпути, доставлявшей по Енисею необходимые материалы для строительства Транссиба. Племянник Петра Сотникова Александр Сотников тоже достаточно быстро отказался от этой затеи, так как доставка угля заказчику (олени оказались животными маломощными, и для грузовых перевозок их потребовалось достаточно много) была очень дорогой.
Действительно, сколько–нибудь серьёзных геологических экспедиций в район Норильских гор не было. Посещал их разве что академик Шмидт, по случаю оказавшийся в Дудинке в 1866 году и подтвердивший догадки Сотниковых о месторождении.
Столбы Сотникова
Первый геолог, пусть недоучившийся, оказался под Норильскими горами с целью разведать месторождение в 1915 году. Это был студент четвёртого курса горного факультета Томского технологического института Александр Сотников — сын угледобытчика Александра Киприяновича Сотникова. Пока не удалось найти документы, дающие полное представление о составе и характере этой экспедиции, но мы знаем, что отправился он из Потапово, где тогда жил, в эту экспедицию с двумя рабочими и поставил четыре заявочных столба. Об этом сам Александр Сотников написал в заявлении, адресованном управлению земледелия и государственных имуществ Енисейской губернии. Из его отчёта мы также знаем, что тогда впервые к рудам Норильска приобщился и Николай Урванцев — однокашник Сотникова и лучший на факультете петрограф: Александр передал ему для анализа привезённые из экспедиции образцы. Впрочем, эта экспедиция не имела логического продолжения, так как была организована Александром Сотниковым самостоятельно на собственные средства, а вскоре его призвали в действующую армию — шла Первая мировая война. Доучиться он тоже не успел. И несмотря на то, что в 1915 году были установлены заявочные столбы на Норильском месторождении и оформлены положенные документы, можно и этот год считать лишь подготовкой к основным экспедициям.
Сибгеолком
Но вот сложная и результативная экспедиция 1919 года как будто осталась незамеченной. Для того чтобы понять почему, следует несколько отступить от темы непосредственно Норильского месторождения и обратить своё внимание на геологию Сибири в целом.
Достаточно долго, пожалуй, с конца ХIХ века, мощнейшая когорта сибирских геологов, выпускников горного факультета Томского технологического института, выступала за создание отделения Геолкома по территориальному принципу — Сибирского. Территория России огромна, какие действия, организационные меры необходимо предпринять здесь, в Сибири, — не всегда хорошо видно из столицы. Но Санкт–Петербургский, центральный, Геолком не торопился делиться своими полномочиями. И скорее всего, в обозримом будущем не поделился бы... Одним словом, предпосылок к этому не имелось. Но Сибгеолкому суждено было всё же появиться на свет, пускай и не в тех условиях, о которых мечталось изначально.
Итак, «...революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, свершилась!» (как прозвучало в докладе В. И. Ленина о задачах советской власти в 1917 году). В огромной Российской империи, особенно на отдалённых её территориях, это не сразу дало толчок к изменениям. Настоящая, кровавая революция придёт туда много позже, например в Иркутск, только в начале 1920 года, а на Таймыре последние бои, известные как Бархатовское восстание, пройдут в начале 1930–х годов!
К осени 1918 года за Уралом, в Сибири, оказался весь цвет российской геологической науки — Гражданская война, порождённая Октябрьской революцией, не давала возможность вернуться представителям Геолкома из летних экспедиций в столицу уже новой, революционной России — Петроград. Дело в том, что, вопреки событиям октября 1917 года, геологи продолжали свои исследования. «Несмотря на исключительно тяжкую общеполитическую обстановку, — написано в отчёте Геолкома за 1918 год, — ...Геологический комитет, стремясь, как и за всё время войны (речь идёт о Первой мировой войне. — прим. авт.), развить максимум возможной в этих условиях исследовательской деятельности, составил довольно обширную программу полевых работ на 1918 год».
Как и в предыдущие годы, в 1918–м был составлен план экспедиций для Европейской и Азиатской частей России. И экспедиции отправились на сезонные работы. Вспыхнувшее так называемое чехословацкое восстание преградило путь исследователям за Урал, но часть членов Геолкома всё же, разными путями, весьма опасными, пробрались к месту дислокации. А раздвинувшийся фронт боевых действий уже не дал возможности им вернуться назад после проделанной работы, поэтому подавляющая часть осталась зимовать здесь же — за Уралом и в Сибири.
С формированием Временного правительства Колчака все государственные функции на территории, не занятой большевиками, были переданы новым министерствам. Министром торговли и промышленности стал П. П. Гудков — очень уважаемый человек, геолог, преподаватель Томского технологического института. Именно он пригласил в октябре 1918 года в Томск вынужденных зазимовать членов Геолкома — их набралось без малого двадцать человек — для создания Особого геологического учреждения. Надежды на воссоединение с европейской частью России тускнели, поэтому было решено продолжить работу и набросать план будущих экспедиций — на 1919 год. Временное правительство Колчака взялось финансировать будущие изыскания.
К началу 1919 года стало очевидно, что необходимо–таки формировать уполномоченный геологический орган для «сношений» с правительственными учреждениями, да и с частными лицами и организациями, готовыми идти навстречу в развитии этой отрасли, несмотря на гуляющую по стране революцию. Поэтому особым актом Временное правительство восстановило на подвластных ему территориях деятельность Геологического комитета с избранной геологами дирекцией — так называемый Сибгеолком.
Участники этого нового органа управления геологией страны надеялись, что их положение является временным и недалёк тот день, когда работа Геологического комитета на всей территории государства будет восстановлена в полном объёме. И действительно, работа Геолкома вскоре возобновилась, другое дело, что не все геологи, составлявшие в 1918–1919 гг. костяк Сибгеолкома, смогли вернуться и работать в обновлённом Геолкоме Советской России...
В поисках угля
Тем не менее именно тогда были заложены основы геологического и производственного будущего страны — экспедиции 1919 года на Урал, Алтай, в Кузбасс, в киргизскую степь и, конечно, Енисейскую губернию дали толчок для развития социалистической добывающей промышленности. Именно тогда, в зиму 1918–1919 гг., была спланирована и экспедиция к Норильским горам.
В её основные задачи входил поиск залежей угля в объёмах, достаточных для промышленности. Уголь в тот период для Временного правительства имел большое значение — в отсутствие нефти, которая осталась за линией фронта, без топлива остановились многие предприятия, а те, которые не могли прекратить работу, покупали уголь за любую цену.
К тому времени Николай Урванцев, получив диплом горного инженера–геолога, устроился на работу в должности заведующего горным отделением и преподавателем в Томском политехникуме (там он преподавал, ещё будучи студентом ТТИ). Не исключено, что в экспедицию, сформированную Сибгеолкомом, его пригласил сам Павел Павлович Гудков, который был преподавателем на курсе как у Николая Урванцева, так и у Александра Сотникова — второго важного участника той самой экспедиции. К слову, молодые люди, будучи студентами, в летние каникулы работали в партиях по поискам железных руд на территории будущего Кузбасса под руководством всё того же Гудкова.
Первопроходцы
В отличие от Сотникова Урванцев не планировал стать геологом и, тем более, первопроходцем в Арктике. Его жизненный путь был предопределен устоявшимися традициями Нижегородской губернии: мальчики из семей с достатком после начальной церковно–приходской школы получали азы профессионального образования — сначала во Владимирском реальном училище (в Нижнем Новгороде), после — в Томском технологическом институте на механическом факультете. Россия готовила плеяду инженеров. По признанию самого Николая Николаевича, на геологический факультет он перевёлся снова на первый курс, уже окончив курс на механическом, под впечатлением от открытых лекций знаменитого В. А. Обручева, который был известен широкому кругу людей не столько как выдающийся геолог, сколько как автор увлекательных романов «Земля Санникова» и «Плутония».
В своих книгах и воспоминаниях Урванцев писал о том, что его отец — разорившийся купец, и именно поэтому он вынужден был покинуть родной дом в одиннадцать лет и уехать учиться в реальное училище. Иначе он не мог написать — в советский период непролетарское происхождение очень долго являлось определённой «чёрной меткой». Позднее Урванцев дважды был репрессирован и отбывал наказание именно за свое происхождение и участие в колчаковских мероприятиях. Этого ему не могли простить и в 1960–х гг., когда, казалось бы, ХХ съезд Компартии осудил любые преследования по политическим мотивам. Но достаточно влиятельные силы в его отрасли, например, выдающийся геолог Александр Емельянович Воронцов, не забывали участия Урванцева в экспедиции 1919 года, организованной колчаковским Сибгеолкомом. К слову, другой знаменитый норильчанин–мончегорец В. К. Котульский, член ещё императорского Геолкома, оказался «запертым» в Томске осенью 1918 года и принял непосредственное участие в организации Сибгеолокома Временного правительства Колчака, за что тоже отбыл свой срок.
А вот о чём говорят документы из краеведческого музея города Лукоянова, где родился Урванцев: к одиннадцати годам мальчика его отец являлся весьма уважаемым человеком — влиятельным купцом, чей тканевый магазин находился на главной площади городка, занимал важные посты и позже, в 1911 году (когда Николаю уже исполнилось 18 лет), он стал членом уездного совета, членом попечительского совета строящейся Лукояновской женской гимназии. Наверняка Николай Максимович Урванцев вкладывал и свои средства в это строительство. Да и обучение во Владимирском училище было не бесплатным (в Томском институте — тоже)...
Но вернёмся к Сотникову. В своём последнем, как оказалось, предсмертном, письме в иркутскую чрезвычайную следственную комиссию (в 1920 году) он просил: «...дать мне возможность свободно работать в любимом и полезном деле — (речь шла о геологии — прим. авт.) — ...или продолжить образование в Технологическом институте для окончания его...». Из этого же письма становится понятно, что в экспедицию его направил, как и Николая Урванцева, Павел Павлович Гудков — их бывший преподаватель и тогда руководитель Сибгеолкома. К тому времени — в январе 1919 года — Сотников поступил в распоряжение дирекции маяков и лоций Северпути при Морском министерстве Временного правительства Колчака.
Студенческий десант
В низовья Енисея на поиски угля небольшая экспедиция отправилась весной 1919 года. Она была немногочисленна (шесть человек), плохо снаряжена и состояла, в основном, из студентов томских вузов. По всей видимости, определяющим в локации поисков стал тот факт, что Норильские горы Сотникову были хорошо известны, и он представлял их потенциал. Первоначально задача стояла обследовать участок правобережья великой сибирской реки, территориально прилегающий к Усть–Енисейскому порту между Енисеем и озером Пясино. Намеченные маршруты были пройдены, но на изучение Норильских гор было выделено две недели из почти полутора месяцев (42 рабочих дней) чистого экспедиционного времени, и они себя оправдали.
К Норильским горам и сейчас бывает непросто добраться: наземная дорога проложена только от морского порта Дудинка и составляет всего сто километров. В первой четверти ХХ века сделать это было крайне сложно. Не говоря уже о том, что в 1919 году пароходные рейсы из Красноярска в низовья Енисея отсутствовали. Тем не менее после месяца ожиданий судна добрались благополучно до села Потапово, где жила семья Сотникова, затем оленьими упряжками — более ста километров — по малопроходимой тундре к отрогам плато Путорана. Хорошо ещё, всё прошло без революционных эксцессов. Например, таких, как зафиксированы в акте одной из геологических экспедиций Сибгеолкома в Урянхайском крае в июле того же 1919 года. Тогда, судя по акту, геологи не смогли продолжать свою работу, поскольку встретившийся им на пути большевистский отряд Щетинкина изъял в пользу революции весь экспедиционный багаж, не только продукты, но и специализированное оборудование. Например, «...стереопанорамный аппарат с двумя тессарами Цейса», а также подковы, котлы, дорожные мешки и прочее.
Наличие качественного угля в Норильских горах было подтверждено, кроме того, была заложена база для дальнейших исследований — уже на количество и качество полиметаллических руд.
Именем революции
Возвращались экспедиционеры тоже достаточно долго (весь поход, вместе с дорогой в Красноярск и обратно, занял четыре месяца). К тому времени геополитическая обстановка в России несколько изменилась. И если Колчак в Томске, куда вернулась большая часть участников экспедиции, в том числе и Урванцев, всё еще был у власти, то в Иркутске власть Временного правительства свергли анархисты; кровавые расправы не заставили себя ждать, ответом на них стали не менее кровавые репрессии советской власти, установившейся здесь уже в январе 1920 года. Именно в Иркутск с отчётом о проделанной работе — по предписанию дирекции маяков и лоций Северпути — отправился Сотников.
После установления советской власти в Иркутске его арестовали в числе первых, этапировали в Красноярск, где казачьего атамана заждались большевики, воевавшие с его войском, не подчинившимся новой власти. Расправа была скорой. Никакие доводы арестованного не действуют на революционный суд. В мае 1920 года Александра Сотникова расстреляли...
Николай Урванцев после падения Временного правительства Колчака тоже был арестован. Но его участь оказалась не такой печальной. К тому времени воссоединившийся Геолком возглавил М. А. Усов — томский профессор и преподаватель огромной плеяды сибирских геологов, в том числе Урванцева и Сотникова. Он вызволил Николая Урванцева из застенков — на пороге стояли новые геологические исследования, экспедиции, запланированные на следующий сезон, — молодой власти так же, как и правительству Колчака, требовались свежие энергетические ресурсы.
Советская экспедиция
И в 1920 году к Норильским горам собирается вторая экспедиция. Но первая от уже советского Геолкома. И здесь мы вплотную подошли к ответу на вопрос: почему и когда экспедиция 1919 года была отставлена в сторону, а на авансцену вышла экспедиция 1920 года.
Советские историки, конечно, упоминали имя Сотниковых. Но только в негативном или по крайней мере снисходительном ключе: «Трагедия последнего владельца норильских месторождений в том, что он не верил в революцию, в свой народ и в его будущее». А экспедиция 1919 года названа «последней перед революцией попыткой (именно так — прим. авт.) обратить внимание на богатства Норильских гор». И даже более того, ей было отказано в звании экспедиции как таковой под надуманным предлогом — дескать, лишь треть рабочего времени была посвящена Норильским горам. Поэтому после многих оговорок на эту тему Анатолий Львович Львов акцентирует внимание читателей на том, что первая экспедиция к Норильским горам датируется 1920 годом. И трудно Анатолию Львовичу это ставить в вину, ведь нельзя от него, советского историка, требовать признания того, что освоение мощнейшего советского металлургического производства было начато ещё классовыми врагами в XIX веке и, не дай бог, разведано впервые геологами колчаковского Сибгеолкома...
А вот сегодняшние исследователи должны освободиться от пут советской трактовки истории освоения Норильского месторождения и вернуть доброе имя купцам Сотниковым или хотя бы признать первой геологическую экспедицию к Норильским горам в 1919 году.